Парадокс: человек желает пользоваться инновациями, являясь противником их последствий (не все, но большинство). Но инновации – способы людей делать что-то быстрее, эффективнее, дешевле. Когда удобство становится очевидно миллионам, происходит его массовое принятие. Здесь работает и «сетевой эффект», и «социальное доказательство». Это делает ненужными старые способы и разрушает организации и системы, созданные для их реализации. В которых заняты сотни миллионов. Удобство прежнего порядка входит в конфликт с удобством технологий.
Инновации неизбежны. Значит, неизбежно разрушение ими прежних, менее эффективных систем. Прогресс происходит, и его не остановить. Но можно попытаться затормозить. Это делали луддиты в Англии в промышленную революцию конца XVIII века, разрушая ткацкие станки. Во все последующие века во множестве отраслей хватало своих «луддитов». И их можно понять – инновации лишают их работы и дохода.
В начале XX века экономист Йозеф Шумпетер (его относят к АЭШ) впечатлился тем, как радио, электричество, телеграф, телефон и двигатель внутреннего сгорания преобразуют жизненный уклад XIX века. И придумал для этого термин – «созидательное разрушение» (creative destruction). Его смысл в том, что инновации, разрушая старые способы производства, одновременно порождают гораздо больше возможностей6. Инновации создают достаточно рабочих мест, чтобы не только принять всех тех, кто потерял из-за них работу (при условии переобучения). Рождаются сотни новых профессий, которые создают миллионы рабочих мест для остального населения. Например, двигатели внутреннего сгорания разрушили индустрию гужевых перевозок. Но возникла автопромышленность и дорожное хозяйство, в них заняты миллионы.
Созидательное разрушение неизбежно. Бояться инноваций глупо – их нужно приветствовать. Инновация порождает конфликт между теми, для кого она создаёт возможности, и теми, кого лишает (временно). Если она способна подорвать целую отрасль, нужно «окунаться» в неё с головой. Когда такой подрыв произойдёт, это будет означать, что вы предвосхитили будущее. Пока другие хватались за прошлое.
Развитие
В школьные годы мне казалось, что движение вперёд происходит по согласию. Мол, все умные и понимают, что по-новому – лучше. И перестраиваются, правда, с разной скоростью. Так рассуждал мой «внутренний инноватор», вооружённый логикой: какой смысл сопротивляться инновациям, если прогресс неизбежен? Начав работать, понял, что всё сложнее. Оказалось, что попытки делать что-то иначе, эффективнее – наталкиваются на сопротивление. Там, где хватало полномочий и энергии, менял систему. Там, где речь не шла о подчинённых, усилия были тщетны.
Столкнулся с одной из базовых функций системы – сохранением гомеостазиса. Проще говоря, нежеланием людей меняться. И понял, что развитие происходит через конфликт. Одни системы («сытые») пытаются сохранить гомеостазис. Другие («голодные») видят в изменениях новые возможности и пытаются забрать ресурсы у «сытых» неэффективных систем. Так происходит дисрапт старого в пользу нового. Да, «голодные» неизбежно насыщаются, и история повторяется. Но важен принцип. И он говорит о том, что сопротивляться развитию – стратегия провальная.
За последние 30 лет количество инноваций огромно. В первую очередь это всё то, что связано с интернетом. Но и количество систем, желающих сохранить гомеостазис, беспрецедентно увеличилось. Это всё то, что связано с государством, разросшимся за столетие на фиатной массе и долгах, и миллиардами его бенефициаров.
Конфликт, метко описанный Ф. Бастиа в определении государства, накалился, как никогда ранее. Мобильным армиям инноваторов противостоят многократно превосходящие по численности орды консерваторов. И дело не в том, что вторые не хотят идти в ногу со временем. Они хотят именно СОХРАНИТЬ неэффективный порядок. Любой ценой. Для них это ни много ни мало вопрос жизни и смерти. Желание сохранить гомеостазис – рационально. Но оно же – стратегический тупик. И аргументы о том, что для сохранения нет ресурсов, а попытка не меняться означает неизбежное изменение через гарантированное разрушение, на систему не действует. Чего не скажешь про отдельных людей – они соображают гораздо быстрее. Да, этот конфликт не остановит прогресс. Но он потребует принесения в жертву такого количества старых неэффективных систем, к которому человечество вряд ли готово. Но и сохраниться они не могут – их разъедает собственная неэффективность.
Государства, налоги, фиатные деньги, сделанные из «воздуха» и долгов, социальное страхование, многомиллионная армия бюджетников и чиновников, опутавших планету сетью мировой бюрократии – примеры старых систем. Идеи Маркса и Кейнса, лежащие в их основе, провоцируют тлеющие конфликты. Неспособность государства как формы governance, объявившей себя средством решения основных экономических задач (модель XX века) становится очевидна миллионам. Растёт разочарование в нём.
В чём принципиальный выход? В отказе от пользования государственными «услугами», по факту финансируемыми банальным грабежом и «проеданием» будущего с возложением долгового бремени на детей и внуков. И в переходе к добровольному саморегулируемому p2p-взаимодействию в планетарных масштабах для создания ценности принципиально иными способами и в принципиально иных формах.
Экономика XXI века
Чтобы понять, как будет выглядеть экономическое взаимодействие людей в XXI столетии, нужно выделять две группы факторов: фундаментальные и технологические. Первые – то, что понятно нам в силу знания экономической теории. Вторые – технологические, связанные с развитием способов человеческой деятельности.
Аксиомы последней не меняются тысячелетиями. Пока есть человек, есть его потребности. Они изучаемы. Технологии же меняются, в последние два с половиной столетия – быстро. Они отвечают за рост благосостояния населения планеты в целом (а его расслоение – как раз следствие государства). Технологический дисрапт приходит «сбоку»: комбинация технологий рождает решение проблемы, доступное по цене.
Экономика принципиальна. Электричество распространилось только тогда, когда Т. Эдисон придумал, как дёшево доставить его потребителю. Так же произошло с ПК, интернетом и смартфонами. Предсказать то, как они изменят жизнь, не смогли.
Блокчейн и криптовалюты – та же комбинация технологий. Они ещё не стали дизруптивными. Но идея p2p-передачи value на расстояние, как имейл, революционна. Она избавляет нас от засилья банковских картелей. Интернет же изменил то, как создаём и потребляем информацию, лишив монополии газеты и ТВ.
Не знаем, в какой точке в будущем какие именно технологии сойдутся и предоставят удобное решение проблем миллионам людей. Но хорошо понимаем проблемы. В основном они связаны с тем, что централизованные структуры (по Ф. Лалу [этап эволюции] – «бирюзовые организации») теряют эффективность в мире zero marginal cost society (Д. Рифкин).
Ирония в том, что их не существует в природе. Это просто люди, согласные играть по чьим-то правилам. Ещё сто лет назад это было бы просто необходимо для выживания. Сейчас миллионы людей отказываются быть частью чужих структур. И создают свои.
Это как айсберг и океан. Оба состоят из молекул воды, H2O. Разница – в связях между молекулами. Что характерно – айсберг входит в океан, а не наоборот. Так устроена природа: централизованные структуры входят в децентрализованные.