Советский режим, установившийся в России в 1920-х годах, занял такую же позицию. Подобно другим революционным режимам, советская власть строила свое новое государство отчасти на основе того прошлого, которое она официально отвергла. Поэтому большевики начали выстраивать систему собственного глобального присутствия, заново открыв маршруты хаджа через русскую территорию и возродив инфраструктуру хаджа царской эпохи.
История российского участия в хадже, рассказанная в этой книге, до сих пор не обращала на себя внимания отчасти потому, что она слабо отражена в материальной жизни региона и в архивных записях. Об османском покровительстве над хаджем нам рассказывает в основном физический ландшафт. Археологи, работающие на современном Ближнем Востоке, реконструировали маршруты хаджа эпохи Османской империи и изучили остатки старых инфраструктур, построенных вдоль этих маршрутов имперским правительством. Они изучили каменные цистерны, руины караван-сараев, родники и кладбища, что позволило восстановить разные аспекты материальной истории хаджа османской эпохи28. Российский хадж, напротив, почти не оставил физических следов. В отличие от османских маршрутов, отмеченных каменными постройками, российская инфраструктура хаджа представляла собой по сути рассеянную сеть из людей и учреждений, организованных вдоль железных дорог и на бортах пароходов; каменные здания не строились, тела умерших паломников выбрасывали в море, и они исчезали без следа, а немногочисленные существовавшие физические структуры (например, мусульманское кладбище в Одессе, где были похоронены многие паломники) были разрушены в 1930-х годах, в рамках сталинской модернизации Украинской ССР29.
В российских имперских архивах тоже непросто найти материалы по теме хаджа. Современные государственные архивы обычно содержат богатые и глубоко упрятанные источники по истории человеческой мобильности, и российские архивы не исключение. Русские чиновники XIX века, как правило, воспринимали отсутствие мобильности и непроницаемые границы как желаемую норму. Поэтому хадж, подобно другим формам мобильности, привлекал их внимание в качестве потенциального нарушения локального порядка (и в качестве источника потенциальных возможностей), и они производили горы документов о нем30. Но, несмотря на обильную документированность, хадж фактически «похоронен» в российских архивах, поскольку рубрики каталогизации отражали внимание царских чиновников к границам, местным проблемам и оседлому населению, а позже – марксистское мировоззрение советских архивистов31. Так как участники хаджа перемещались в пространстве, государственные источники неизбежно фрагментированы.
Для реконструкции этой истории я собрала источники из архивов и коллекций на территориях бывших Российской и Османской империй. Опираясь на эти собранные в единый комплекс источники и фрагменты, данная книга расширяет границы нашего понимания российской имперской географии царской эпохи и интегрирует Россию в историю глобализации, где ею долго и незаслуженно пренебрегали.
Глава 1
ИМПЕРИАЛИЗМ ЧЕРЕЗ ИСЛАМСКИЕ СЕТИ
В 1848 году русский подданный по имени Касым Мамад умер в Аравии во время хаджа – ежегодного мусульманского паломничества в Мекку. Мамад был уроженцем Южного Кавказа, региона, недавно покоренного Россией в войнах с Османской империей и Персией. Большинство мусульман той эпохи ездили в Мекку по суше, и подобно им Мамад проделал долгий путь с караваном – процессией людей и животных. Он избрал тот же маршрут, каким на протяжении веков ходили мусульмане с Кавказа, сунниты и шииты. Он проследовал через Восточную Анатолию и Северную Сирию в Дамаск – пункт отправления одного из огромных имперских караванов в Мекку, которые ежегодно спонсировал османский султан32. Но в отличие от своих предков Мамад проезжал через османские земли не как персидский подданный, обязанный платить османские налоги и подчиняться османским законам, а как новоиспеченный русский подданный, обладающий экстерриториальными привилегиями и защитой со стороны русских дипломатов на османской территории33.
После смерти Мамада его наследники на Кавказе обратились к русским чиновникам, чтобы те расследовали обстоятельства потери 300 рублей, крупной суммы, которую Мамад доверил на хранение погонщику верблюдов в Дамаске. Наследники Мамада хотели вернуть ее. В прежние времена им пришлось бы обращаться к османским судебным властям в Дамаске, которые столетиями имели полномочия продавать с аукциона имущество множества паломников, умиравших на хадже, и передавать выручку законным наследникам34. Местный русский губернатор перенаправил дело генерал-губернатору в Тифлисе (Тбилиси), а тот – русскому послу в Константинополе. В течение следующих двух лет русский генеральный консул в Сирии изучал вопрос о собственности Мамада. При помощи местных османских чиновников генеральному консулу удалось найти того самого погонщика верблюдов – богатого жителя Дамаска, османского подданного по имени Хаджи аль-Эсмер – и привлечь его к местному, дамасскому исламскому суду. Здесь, под присягой перед османским судьей, аль-Эсмер подтвердил, что хранил деньги Мамада, и засвидетельствовал, что вернул их спутникам последнего – эти двое фигурировали в судебных документах как русские подданные и мусульманские армейские офицеры с Кавказа. После этого генеральный консул вернул дело в Тифлис, русскому генерал-губернатору – для дальнейшего расследования35.
История Мамада и борьбы наследников за возвращение его имущества иллюстрирует гораздо более общий исторический сдвиг, имевший масштабные последствия: к середине XIX века в результате развития глобального империализма хадж все больше подпадал под европейское влияние и контроль. Это явление не имело прецедентов. Паломничество в Мекку от самых его истоков в VIII веке, с рождения ислама, совершалось под патронатом мусульманских правителей, через мусульманские страны и при поддержке мусульманских властей по дороге. Конечная цель паломников – священные города Мекка и Медина – были (и остаются) закрытыми для немусульман. Медленные перемены начались в XVI веке, когда европейцы исследовали Индийский океан и другие части Азии, завоевали некоторые мусульманские страны и приобрели влияние или прямой контроль над большими районами вдоль традиционных маршрутов хаджа36. По мере роста европейских колониальных владений рос и интерес европейцев к хаджу и их влияние на него.
Россия была уникальной европейской империей в том отношении, что правила мусульманами уже с XV века, и история ее участия в хадже была одной из самых продолжительных. В XVI веке Московская Русь завоевала бывшее монгольское Астраханское ханство и укрепилась на главном караванном пути между Центральной Азией и Меккой37. Дальнейшая экспансия империи на юг и восток – в Северное Причерноморье, Крым, Кавказ и Центральную Азию – добавила миллионы новых мусульманских подданных к уже и так огромному и внутренне разнородному населению и включила паутину древних караванных путей в границы России.
Мусульмане Евразии веками ездили в Мекку через эти страны, по этим маршрутам. Многие пересекали под парусами Черное море и присутствовали в Стамбуле (Константинополе) на церемонии султанской инвеституры при отправлении имперского паломнического каравана из османской столицы. Другие, и в их числе Касым Мамад, шли на юг через Кавказ и присоединялись к имперским караванам, отправлявшимся из Дамаска или Багдада. Третьи следовали караванными путями через афганские и индийские земли и садились на корабли, плывшие по Индийскому океану в Аравию38. Этот поток продолжился и фактически усилился после российских завоеваний, когда в середине XIX века появились железные дороги и пароходы, превратившие Российскую империю в средоточие глобальных маршрутов и потоков паломников.