Мы как раз о свадьбе говорили, когда Эдик сказал, что вообще-то такую картинку я и любому другому смогу нарисовать. Я даже опешила: «Ты что? Кому? Да я только тебе…» Но не тут-то было: «Ты настоящая красавица, – говорил он. – Вокруг тебя там в школе все эти парни крутятся, и ты думаешь, я могу тут спокойно сидеть?» Всё повторял, что с ума от ревности сходит, что вообще на мои фотки смотреть не может, а я и не знала, что делать. Боялась, что потеряю его.
А потом он придумал: «Должно быть что-то только между нами. Между мной и тобой. Что-то такое, что ты не покажешь никому другому. Это будет… Такая клятва. Клятва нашей любви. Ты пришлёшь мне всего одну фотку, и я точно буду знать, что ты моя навсегда. Что мы будем вместе до самой смерти».
И сейчас, перечитывая то его сообщение, я чувствую, как по спине бегут мурашки. Одна фотка. Но какая! Он попросил… Сфотографироваться без рубашки. Вообще топлес, как модели.
Признаюсь, делать фото мне даже понравилось. Перед зеркалом я принимала самые эффектные позы, какие только видела на картинках в поисковике. И щёлкала, и щёлкала, и снова щёлкала… Получилось классно. Ох, да, в седьмом классе мальчишки смеялись над моей чересчур выпиравшей грудью, а теперь мне завидует даже супер-Арина. И не зря завидует.
Вот с отправкой оказалось сложнее. Ну вроде бы что такого – скинуть фотку? Я ведь люблю его. И он любит меня. И мы… Собираемся пожениться. Это будет только наша тайна, и Эдик наконец перестанет сходить с ума. Поверит, что мои чувства так же сильны, как и его.
Но в тот вечер я загрузила фотку в мессенджер, а отослать всё не решалась. Палец завис над кнопкой «Отправить» и отказывался слушаться. «Быть или не быть?» – «Не знаю! Не знаю! Не знаю!!!» До чего же сложно с этой любовью. Он ведь ждёт. «А если решит, что я не серьёзна? Если и правда подумает, что мои рисунки и всё, что писала ему, пишу каждому?»
Пальцы дрожали. А потом… Мама проснулась за стенкой. Майка, лежавшая рядом, описалась, и мама, видимо, шлёпнула её так, что та сразу в рёв. Палец дрогнул, когда я сорвалась к ней.
Две галочки на экране – «Доставлено».
В комнату я вернулась не скоро: сначала закинула в машинку описанное бельё, потом зацеловала ревевшую до икоты Майку. В холодильнике было чем освежиться, и мама быстро пришла в себя, а потом хохотала вместе с нами. Я и забыла про фото.
Когда снова взялась за телефон, меня охватил трепет: что он ответил? Я провела по экрану дрожащими пальцами. Ничего. Ни одного уведомления за всё это время, хотя сообщение получено. Я напряглась. Что-то нехорошее вдруг всколыхнулось внутри: почему не пишет? И что думает теперь обо мне? Я сгорала от желания написать ему, но раз за разом вбивая текст, снова стирала его. Правильные слова не шли в голову. Я не спала полночи, думала: правильно ли поступила, отправив то фото? Может, он шутил? А если… Теперь считает меня полной идиоткой?
Телефон пилилюкнул около четырёх утра. Я схватила его так резко, что чуть не выронила.
«Ты красивая», – пришло от Эдика.
Выдох. Тело разом обмякло. Всё хорошо. Он любит меня. И теперь знает точно, что и я безумно люблю его.
Проснувшись утром, я нервничала и чувствовала себя неуклюжей: натыкалась на углы, то и дело спотыкалась. «Всё хорошо», – твердила я про себя, но была напрочь выбита из колеи.
Эдик не написал привычное «доброе утро» – я вспомнила об этом уже по дороге в школу. Я написала сама. Не ответил. И снова этот холодок внутри.
«Что происходит? Действительно ли он написал правду или теперь считает меня уродиной?»
Я сидела на уроках, словно в прострации, водила ручкой в тетради, но думала совсем о другом. О нём. Больше всего на свете мне хотелось тогда проникнуть в его мысли. Узнать, что он на самом деле думает. И что теперь будет с нами…
Весь день я только и делала, что проверяла телефон, но от Эдика не пришло ни одного сообщения, даже маленького смайлика. На душе становилось всё тяжелее. От сердца у меня отлегло только вечером, когда он наконец написал: «Как насчёт видео-чатика в среду?» Значит, тоже скучает по мне.
Сегодня среда, и мы вот-вот увидимся. Я нарисовала классные стрелки и надела любимую оранжевую футболку. Она будет оттенять пунцовый оттенок моего лица, когда мы встретимся онлайн: мне до сих пор было не по себе от сделанного, но внутри всё пело: наконец-то снова увижу его!
Майя играла в маминой комнате, и телевизор, который мама привыкла включать чуть ли не на максимальную громкость, орал на всю квартиру, но я была только рада: никто не должен услышать наш с ним разговор.
Я включила ноутбук и открыла окно видео-чата. Мы и раньше созванивались так, но сегодня особый случай. Вдох-выдох. Сейчас он позвонит. Вдох-выдох.
Сигнал звонка отозвался электрическим разрядом по телу. Это он. Я нажала «Принять вызов», и жар от шеи мгновенно поднялся к лицу.
На экране появилось улыбающееся лицо Эдика. Выдох.
– Хей-хей, красавица! Как твоё ничего? – его голос звучал весело.
Мои губы сами расплылись в улыбке.
– Нормально. Хорошо. Скучала по тебе. Чего не писал?
– Да сегодня завал какой-то тут, ты знаешь… Хотел написать, что люблю тебя, кисуль, но потом решил, что лучше скажу сам.
– Ну, говори, – я опустила глаза.
– Так сказал же уже, – на его щеках заиграли ямочки. – Люблю-люблю-люблю!
– И я тебя.
Внутри как-то разом потеплело: какая же всё-таки магия у этого слова «люблю».
– Эмм… – Эдик почесал в затылке. – Я тут, ну… Насчёт той фотки. Очень круто, знаешь, прям ты конфетка, такая сладкая…
Почему-то от этого сравнения внутри что-то как будто защемило.
– Ну я прям не знаю, как сказать… Эмм… Как насчёт продолжения?
– Продолжения? – я не поняла его.
– Ну да… Ты же… Можешь снять кофточку сейчас?
– Ты серьёзно? – не поверила я.
На мгновение повисло молчание, а потом Эдик ответил:
– Ну конечно, куколка. Конечно, серьёзно. Ты моя девчонка, мы любим друг друга, так почему нет? Или ты… Уже не любишь меня?
– Я люблю, Эдик, просто… Я же отправила тебе то фото, чтобы ты поверил, что можешь не сомневаться во мне. Разве этого мало?
– Ну конечно, мало, кисуль, я же мужчина, понимаешь… И я с ума по тебе схожу, ты же просто красотка! Ну что такого в том, чтобы просто снять кофточку! Ты же уже делала это, так ведь?
– Я не хочу, – выпалила я. – Я тебя люблю, но я просто не готова, не могу так…
Эдик вдруг нахмурился.
– Да что ты ломаешься: не могу, не хочу! Чего париться – тебя твой парень просит, а не мужик какой-то левый. Давай, прямо сейчас. Никого ведь больше нет. Увижу только я.
– Эдик, я не буду.
Он поджал губы и на миг опустил глаза. А когда поднял, они как-то странно сверкали, и лицо как будто потемнело.
– А ты не забыла, что фотка-то у меня? Или хочешь, чтобы все посмотрели на твои дыньки?
Я отпрянула от экрана.
– Ты что? Ты о чём вообще?
– Кисуль, ну соображай резче. У меня твоя фотка. Но я хочу больше. Снимай футболку или эта фоточка отправится всем твоим френдам.
Да это ерунда какая-то. Бред. Он шутит, конечно. Шутит.
– Не смешно, Эдик, – ответила я, но голос предательски дрогнул.
– Да вот мне тоже. Как-то совсем не до веселья. Я думал, ты прикольная, а ты какая-то стрёмная. То фотки шлёшь чуть не голая, а то «не-не-не, я не такая».
Я молчала, растеряв все слова. Он продолжал пялиться на меня сквозь экран.
– Ну, последняя попытка, кисуль. Сделаешь или нет?
Я молча замотала головой.
– Понятно. Ну, как знаешь…
Экран погас, он отключился.
Да это бред какой-то. Он не может. Не может! Не сделает такого, он ведь… Любит меня! Это просто… Такая шутка. Неудачная шутка. Сейчас он перезвонит и скажет, что пошутил. Нет, я, конечно, буду дуться ещё долго. Это совсем неудачная шутка. И я, правда, обиделась. Вот ведь придурок! Не звонит. Видимо, хочет помучить.
«Ну зачем поступаешь так? Хорошо, не буду обижаться, совсем не буду, только… Позвони сейчас, скажи, что это неправда! Скажи, что был дураком, раз решил так жестоко посмеяться надо мной! Я прощу, сразу прощу, обещаю. Только… Позвони!»