Бермхард, чувствуя, как холодеет внутри, взволнованно закричал:
– Что значит – «из оставшихся в живых»?! Что произошло, унтер-офицер?
– Из моей группы в живых остались шестеро, герр майор. Группа лейтенанта Хеллера скорее всего уничтожена полностью. Мы не смогли войти в деревню, герр майор: здесь очень серьезное сопротивление и заминированы все подходы. Продолжать атаку мы не в состоянии.
Бермхард, опустив наушники, машинально передал их радисту. Что же это получается? Почти два взвода не смогли взять деревню? Какие этому могут быть объяснения?
Бермхард почувствовал, как изнутри поднимается ярость, топящая в себе досаду. С одной стороны, майор понимал, что виноват сам. Ошибся в предположениях, а вот чертов русский оказался прав. Занявшие деревню ублюдки и впрямь не помышляют о засадах! Зарылись, словно мыши, в своих укрытиях и сидят там, пряча носы!
Но Христос и его апостолы! Два взвода! Разведка! Сколько еще эти неугомонные русские будут пить немецкую кровь?
Решительно выскочив из кузова машины связи, Бермхард рявкнул на мгновенно оказавшегося рядом адъютанта:
– Выступаем! Немедленно!
Терехов, не скрывая вздоха облегчения, положил трубку аппарата. Посмотрел на Симакова, напряженная спина которого выдавала мучившее его ожидание. Сержант, ни на минуту не отвлекаясь от наблюдения, несомненно, слышал разговор Терехова и какие-то первоначальные выводы уже сделал.
– Разобрались они. – Капитан, взяв бинокль, пристроился рядом с Симаковым. Прекрасно вписанный в небольшой пригорок окоп заботливо прикрыт сверху дощатым настилом, который, в свою очередь, тщательно обложен дерном. Места на двоих хватало за глаза. Впрочем, не это являлось главным достоинством наблюдательного пункта.
На всем протяжении от основного шоссе до Лебедей дорога представляла собой обычную грунтовку, зачастую выписывающую весьма затейливые кренделя. Овраги, пологие возвышенности, небольшие рощи и кустарник – природа не особо баловала разнообразием. Тем не менее грунтовка вынуждена была приспосабливаться к ландшафту. И некоторыми его особенностями было грех не воспользоваться.
Огибая глубокий, с протекающим по дну небольшим ручейком овраг, дорога описывала длинную дугу. С противоположной ее стороны цепью шел ряд невысоких холмов. Совершенно обыденная картина для данной местности. Терехов, хорошенько исследовав путь от Лебедей, мог это сказать с полной уверенностью: холмов и оврагов возле дороги было сколько угодно. Однако нигде не совпадали они столь идеально, как здесь.
На первый взгляд место для засады подходило мало. Никаких тебе лесов, всего лишь редкий кустарник, никакого ограниченного пространства, запирающего колонну. Ничего, что могло бы указывать на опасность. Но это было обманчивым впечатлением.
– Что там? – не выдержав молчания, задал вопрос Симаков.
– Два отряда пытались войти. Диляров докладывает, что бо́льшую часть уничтожили. Ушли не больше десятка.
– А сколько всего было?
– Не меньше двух взводов, по словам Дилярова. Труды наши даром не прошли.
На этот раз Симаков промолчал. Сержант был уверен, что после того, как Терехов получил сообщение о нападении на деревню, он немедленно снимет засаду и поведет ее на помощь своим. Казалось, все абсолютно ясно – немцы не купились! Наоборот, сами провели, выслав на фактически покинутое село не меньше взвода, как докладывали поначалу. Тем не менее Терехов, не колеблясь, велел оставаться.
Стоит сказать, что на то у капитана были свои причины. Будучи человеком предусмотрительным и ответственным, Терехов не любил менять собственных планов. Сейчас же его решение могло поставить крест даже на тех зыбких перспективах, что, казалось, возникли перед всем отрядом.
Пропусти колонну с бронетехникой к деревне – будет не отбиться.