Прямо в фойе автосалона Шуба нетерпеливо выслушал наш сбивчивый рассказ о том, что мы от него хотим, вполглаза глядя на видеопрезентацию пустого макета La Critic’и на моём планшете.
– Вот и за всё это великолепие мы просим всего п… – хотел было перейти к заключительной фразе я, но Шуба меня перебил.
– Вы что, ребятки, говна въебали?! Я даже не слышал о вашей газете ничего? Как она называется?
– La Critica, – начал отвечать на последний вопрос я.
– Чё-ё? – сморщился Шуба.
– La Cti… – попытался её раз произнести я.
– Неважно. Вот когда я о вас услышу!.. От кого-нибудь, заслуживающего доверия… Об этой вашей «Критине». Тогда…
– Тогда нафиг ты нам нужен будешь?! – задал резонный вопрос Глеб.
Шуба потерял дар речи от такой наглости, потом нашёл слова:
– А на…уя вы вообще мне нужны, да ещё и за мои же деньги?! Глянцевые издания нашего города мечтают, чтобы я нарисовался на их страницах! Они готовы… Это кто? – Шуба ткнул пальцем в заставку на моём планшете, который я от волнения теребил в потных руках, то нажимая на «home», то на кнопку «сон». Фоновым рисунком последние несколько дней мне служила фотка Глеба и Марты, которую я сделал, когда они утром на нашей убогой кухне в одинаковых пижамах с кружками растворимой бурды в руках устало смотрели в мою сторону.
– Это я, – признался Глеб.
– Это он, – подтвердил я.
Шуба печально вздохнул и, как бы пересилив негодование, задал вопрос по-другому, тыча пальцами в экран планшета:
– Вот это кто? Вот это? Это? Эта девушка в пижаме? Вот?
– Это моя сестра Ма… – начал Глеб, но я его перебил.
– Это Гвинет Пэлтроу, актриса из США, – ответил я таким тоном, мол эту девушку должен знать каждый.
Повисла тишина. Каждый, скорее всего, думал о своём.
– Это же она снималась в «Железном Человеке»? – округлив глаза, спросил Шуба.
– Не лучший её фильм, – скрипучим голосом ответил я. – Но, да. Она снималась во всех «Железных Человеках»…
– Ради денег, – покивал Глеб.
– И это твоя сестра? – на всякий случай ещё раз уточнил наш собеседник.
– И это его сестра, – решил продолжить обсуждение этого вопроса я, раз уж начал. – А он – её брат. Брат знаменитой актрисы. Брат сестры. Как насчёт нашего предложения?
Шуба скорчил гримасу, которая должна была показать крайний «респектос» Глебу, как родственнику великой актрисы. Глеб мотнул головой, что означало: «Да ничего такого. Я привык». Эта благодатная почва должна лоббировать контракт. Что делать, когда обман раскроется, я подумаю позже.
Мы ещё немного посидели молча. Позы были торжественные. Шуба закрыл глаза, начал тереть переносицу большим и указательным пальцем правой руки и смеяться. Мы с Глебом недоуменно переглянулись. Шуба уже просто таки хохотал. Мы с Глебом напряглись. Я взял планшет с журнального столика и положил к себе на колени.
– Ахахах! Ну вы даёте, ребята! Давно так не смеялся, – Шуба наконец разлепил залитые слезами глаза.
Я не знал что говорить. Оставалось ждать. Видимо, чтобы как-то форсировать развязку, Глеб спросил:
– А что тут такого смешного, дядя?
– А вы молодцы!.. – погрозив пальцем, сказал Шуба.
– В смысле? – спросил я, на всякий случай до ушей улыбаясь.
– Это, – Егор указал пальцем на планшет у меня на коленях. – Марта Стальская – девушка моего адвоката Марка Бимерзкого, юрист, – выбивала долги по КАСКО для моей мамы.
Установилась десятисекундная пауза.
– Ну, или так, – согласился я.
– «Или так», «или так»… – эхом повторил Шуба, потом спросил: – Так кто вы такие, чёрт бы вас драл?
– Всё за исключением «Железного Человека» остаётся так же, – ответил я наивным тоном.
– Не шутите со мной, – посоветовал Шуба.
– Покажи ему свои права, – обратился я к Глебу.
Глеб извлёк из внутреннего кармана пальто бумажник, достал оттуда автомобильные права и кинул их на середину столика. Шуба взял документ и приблизил к глазам. Прищуренным взглядом посмотрел на нас, затем на права, потом опять на нас, снова в права. Кинул их обратно на стол. Изрёк:
– Так что вы там рассказывали о новом журнале?
– Газете, – поправил я.
– Так что вы там рассказывали о новой газете? – поправился Егор.
*****
У La Critic’и появился Шуба.
После изобретения динамита, всё, что не взрывается,
оставалось незамеченным
С. Дали
Глава о пятой поправке к не нашей конституции
Последние полчаса я говорил без умолку про преимущества размещения рекламы в нашей несуществующей газете. Я расписывал перспективы долгосрочного сотрудничества, широту будущей аудитории, нетривиальность концепции, профессионализм работников, авторское видение, качество полиграфии, наконец.
– Мы хотим сделать себе имя. Тот, кто поддержит нас на первоначальном этапе, будет нашим большим другом впоследствии, – я почувствовал, что хватил лишка, а потом сразу подумал, что скромность данному делу не помощник.
Сицилия Владимировна как-то нехотя выслушивала мои аргументы. Складывалось впечатление, что ей не слишком-то интересно. Тогда почему я ещё здесь?
– Кхе, – кашлянул я.
– Я понимаю-понимаю… – покачавшись из стороны в сторону на офисном кресле, промолвила Сицилия Владимировна.
От словесного извержения последних десятиминутий в моём рту наступила засуха. Я представил себя в компании большого запотевшего бокала пива; это придало мне сил.
– Ну, так что? Что скажете? Пятнадцать тысяч рублей за приличный рекламный текст – не такая уж большая сумма, – я постарался расслабить мышцы лица. – В лучших традициях восточноевропейской продажной журналистики.
– Какой говорите тираж первого номера? Три тысячи?
– Да.
Сицилия Владимировна выглядела практически так, как я её и представлял, тем более что я посмотрел её фото в Интернете; судя по информации в Сети, она занималась раскруткой заведений досуга, но ни одного названия я найти не смог, только фотографии Сицилии на разных светский раутах. Ухоженная женщина сорока трёх – сорока пяти лет, платиновая блондинка со смуглым лицом, немного лишнего веса. Она не была похожа на идиотку, которых пруд пруди в этом бизнесе, но и мозги ниоткуда не торчали. Короче, она могла быть кем угодно.
– Что скажете? – не слишком подобострастно спросил я.
– Что вам для этого нужно?
– Для статьи?
– Да.
– Поужинать втроём в вашем заведении. Копию меню. Информацию о вашем шеф-поваре. Фото интерьеров. Фото экстерьера. И всё, что вы сами пожелаете сообщить о вашем прекрасном ресторане.
– У вас широкие скулы, – неожиданно сказала Сицилия Владимировна, как бы имея в виду нечто иное, чем моё лицо.
Она покачивалась вправо-влево на своём кресле руководителя, надеясь на то, что на меня произведёт сильное впечатление её зрелая сексуальность. Я не собирался выдавать своего глубокого впечатления её зрелой сексуальностью, потому что вслед за этим всегда следуют экономически невыгодные уступки. Впрочем, я ошибался, но это неважно. Я изобразил меланхолию и ответил на её замечание:
– По бабушке я – поволжский индеец.
На моём лице не было и тени иронии; не смотря на лицо собеседницы – как бы осматривая кабинет, – в отражении стеллажа я заметил искреннюю реакцию на мою остроту.
– Извините, мне надо выйти, – она поспешно вышла из кабинета.
Оставшись один, я, как всегда, находясь в новом для себя помещении, обследовал взглядом верхние углы на предмет камер наблюдения. На первый взгляд камер не было, и я немного поковырял в носу. Кабинет производил впечатление обычного помещения для директора небольшого общепита: стеллажи с мерной посудой, электронные весы, рекламные проспекты, бланки и прочее. Вернулась Сицилия Владимировна.
– Итак, Вадим, – она развела руками, но не хлопнула в ладоши, а медленно сомкнула их, – на первый взгляд вы нам подходите.
– Вам?
– Мне?!.. Нашему заведению… В качестве рекламного носителя, – Сицилия Владимировна так стушевалась, как будто я ворвался к ней в туалет.
– Рад. Не передать словами, как я рад, – немного иронично, чтобы она не поняла как на самом деле я рад, ответил я, вставая с кресла.