— Какие камеры заняты? — спросила Варя сержанта.
— Третья, пятая, седьмая. Все по левой стороне.
— Начнем по очереди.
Сержант провел женщину к третьей камере и, прежде чем открыть ее, тихо сказал:
— Товарищ доктор, вам нельзя так приходить.
— Как?
Он кивнул на ее ноги. Варя опустила глаза: кирзовые ботинки, грубая юбка…
— С голыми ногами, — тихо добавил сержант. — Это же зверье, они женский запах за версту чуют. Опасно. Терять-то им нечего.
— И что ты предлагаешь?
— Сапоги и галифе. Только оружие с собой не берите и острые предметы. Отымут. Я рядом, не бойтесь.
— Я ничего не боюсь, сержант, спасибо за заботу. Твое замечание учту. В чем-то ты прав.
Галифе достать еще можно, но сапоги — несбыточная мечта. Их имели только офицеры. Не ходовой товар. Мечтою каждого, даже вольнопоселенного, были валенки. В местах, где зима длится восемь месяцев, лучше валенок ничего не придумаешь, температура опускается до пятидесяти градусов.
Замок щелкнул, и дверь отворилась.
Просторная камера с большим окном. Топчан, табурет, привинченный к полу стол, кувшин с водой, тазик и ведро для отправления естественных нужд. На столе — потрепанная толстая книга. Похоже, привилегированным зекам разрешено читать. Варя об этом не знала.
Человек, сидевший на топчане, вовсе не походил на зверя. Варя считала себя сильной женщиной. И не только морально. Сколько раненых вытащила с поля брани на своих руках!
— Я одна зайду, постойте за дверью. Со мной ничего не случится.
— Не положено.
Доктор так взглянула на сержанта, что тот не стал настаивать.
— Здравствуйте. Меня зовут Варвара Трофимовна. Я врач, буду наблюдать за вашим здоровьем.
Не очень молодой высушенный сучок в холщовой робе мягко улыбнулся. В его глазах не было ни злости, ни ненависти, ни отчаяния.
— Вы пресвятая дева? — спросил он тихим мягким голосом, но его очень хорошо было слышно, будто он шептал тебе на ухо.
— Нет. Я всего лишь врач.
— Тогда как же вы будете наблюдать за тем, чего нет.
— Это вы о здоровье?
— Проходите, уважаемая барышня, присаживайтесь. Варя прошла к табурету и села.
«Господи, — подумала она, — он же дистрофик. Правда, мешков под глазами нет, зубы целы, глаза чистые».
— Я здоров, не беспокойтесь, барышня. Хочу спросить вас, все камеры заполнены? Я здесь со вчерашнего дня и еще не освоился. Ночью кого-то привезли, но вставать я не стал.
— Нет, не все. Только три.
— Значит, я из первого этапа, а вы будете нас лечить.
— Вы правы.
— За что же такое внимание? В лагерях мы нужнее. — Помолчав, он добавил: — Ну да бог с ним, поживем-увидим.
— На что вы жалуетесь?
— Жалоб еще не накопилось. Но хочу дать совет. Вам придется лечить мужчин. Вы очень приятная во всех отношениях женщина, и они будут вас стесняться.
— Меня? Я давно лечу мужчин, стеснительных видеть не довелось.
— Стеснительность часто скрывается за бравадой или откровенным хамством, если мужчин много. Так проявляется их беззащитность и слабость.
— Любопытная теория.
— Одно дело — больница. Больные всегда делают себе скидку. Но мы не в палатах, а в камерах, здесь каждый захочет выглядеть перед вами достойно. Дайте людям почувствовать себя мужчинами. Распорядитесь, чтобы их брили, выдали расчески и крышки для ведер. Некрасиво женщину встречать с открытой парашей, даже если она врач. Они меньше всего будут задумываться о вашей профессии, когда вы появитесь на пороге камеры.