Стужа хлынула под кожу прислужнику, выморозила кровь, вонзила острые иглы в сердце, убивая в нем живое тепло, изгоняя доброту и сострадание. Мир вдруг поблек, стали тише голоса людей и животных. Они словно вязли в густом тумане, окружившем Савера. Он судорожно вздохнул, но воздух тоже загустел и никак не желал вливаться в глотку, вползал медленно и тяжело, обжигая гортань холодом.
«Виновна…».
– Что? – прислужник дернулся и оттянул ворот простого серого камзола.
На его лбу выступила испарина, неприятная, липкая. Она покрыла шею, спину, вспотели даже ладони.
«Виновна… Накаж-ши…».
Савер завертел головой, пытаясь найти того, кто нашептывал ему. Он обернулся к крестьянину, восседавшему на телеге, запряженной тягловой лошадью, и тот, указав кнутом на лиори, подмигнул и с его губ сорвалось:
«Она виновна».
Прислужник тяжело сглотнул и метнул взгляд на пешую пару. Мужчина, несший на спине тяжелый куль, ухмыльнулся, глядя на Савера, а его жена зашипела:
«Спас-си хоз-сяина, спас-с…».
«Накажи! – закричал всадник на пегом жеребце. – Она виновна!»
– Боги, – прохрипел прислужник, хватаясь за грудь.
Райверн обернулся, вопросительно взглянул на Савера и нахмурился. Он тихо позвал Альвию и указал взглядом на прислужника.
– Архон, – выдохнула Перворожденная, вглядываясь в посеревшее лицо Савера. – Нам надо сойти с дороги. Сейчас.
Кейр кивнул. Он приостановился, сжал локоть Савера и потянул того наперерез очередной повозке. Прислужник вгляделся в лицо юной девушки, ехавшей с отцом и матерью, и услышал:
«Чего ты медлишь? Она же убьет твоего хозяина! Убей первым, пока не поздно!».
«Спаси его, – простонала мать девицы. – Спаси, как он спас тебя».
«Неблагодарный! – зарокотал отец семейства, замахиваясь хлыстом. – Ты позволишь ему умереть? Ты отдашь своего хозяина этой змее?!».
«Спаси его! – закричала девица. – Убей боржскую суку, убей!».
«Уничтожь ее, уничтожь! – заверещала ее мать. – Или она уничтожит риора!».
Мужик на возке, ехавший с женой и дочерью, замахнулся хлыстом на наглеца, бросившемуся под копыта его волу.
– Куда прешь, дурень! – закричал он.
– Пошел прочь, пес, – рявкнул Райверн, бросив на возницу злой взгляд.
– Ох, простите, высокородный риор, не признал, – возница повинно склонил голову.
Его дочь, совсем еще юная девица, смущенно зарделась, а ее матушка прикрыла рот ладонью:
– Простите нас, высокородный…
– Езжайте с миром, – отмахнулся Райверн и потянул дальше Савера, не спускавшего пустого взгляда с повозки.
«Ты знаешь, что делать», – кивнул возница.
«Не позволяй свершиться черному злу», – женщина молитвенно сложила на груди руки.
«Спаси его», – заплакала девица.
– Благослови вас Боги, высокородный риор, – щебетала женщина, кланяясь в спину Кейру.
– Мамка, а чего это ихний слуга так на нас смотрит? – тихо спросила девица.
– Не в себе он, – охнула женщина и махнула рукой: – Ступай, сердешный, ступай.
«Боги с тобой», – женщина подняла руку, словно благословляя прислужника.
Савер мотнул головой и отвернулся. Он посмотрел на одинокого путника с сумой на плече. Тот ободряюще улыбнулся прислужнику и потряс клюкой. Савер поджал губы и опустил свободную руку на рукоять ножа, висевшего на поясе, сжал пальцы и, ощутив ее прохладную твердость, вдруг почувствовал себя уверенней. Губы прислужника на короткий миг изогнула коварная усмешка, и ладонь скользнула вниз. Не сейчас. Чуть позже. Он перевел взгляд на лиори, спешившую впереди. Да-а, пусть идет, пусть скроется за кустами, и тогда…
– Прочь с дороги, прочь! – загрохотал за их спинами мужской голос.
Райверн обернулся и отрывисто произнес:
– Скорей, – и беглецы, прибавили шаг.
Отряд риора Дин-Брайса все-таки сделал остановку в деревеньке, стоявшей сразу за Лисьим распадком, нужно было передохнуть после безумной ночи и сменить выдохшихся лошадей. Впрочем, люди вымотались не меньше своих скакунов. Кто-то уснул прямо на земле, привалившись спиной к забору, возле которого спешился. Риор, сердито оглядев своих ратников, ушел к деревенскому голове, чтобы стребовать с него лошадей, еды и лекаря, который занялся Тьенером. Тот же лекарь обработал и перевязал руку высокородного, израненную рандиром. Прислужника пришлось оставить в деревушке, потому что он стал помехой отряду. Там же оставили и следопыта.
– Смотри, чтобы один дурень не приближался к другому, – напоследок велел риор. – Вернусь – чтобы оба были в целости.
– Будет сделано, высокородный риор, – заверил голова, и отряд отправился дальше.
Дин-Брайс вновь гнал людей, опасаясь, что опоздал, и беглецы успели скрыться. Еще и Гирен подвел. Он был лучшим следопытом, но после болота больше напоминал помешенного. Он всё ждал рассвета, чтобы увидеть, как Тьен рассыплется прахом, и очень огорчился, увидев, что тот не развеялся по ветру. Впрочем, вместо того, чтобы признать ошибку, следопыт уверенно заявил:
– Крепкое колдовство.
Позволить ему и дальше смущать умы ратников, нет-нет, да и слушавших Гирена, риор не мог, потому остался и без верного помощника, и без лучшего следопыта. И это в дополнение к тем, кого пожрали рандиры! О, Вайриг Дин-Брайс был в бешенстве и вымещал его на путниках, ехавших по тракту. Он щедро раздавал удары плетью налево и направо, в брани находя хоть какое-то успокоение. Его воины, глядя на своего хозяина, тоже не скупились на ругань и удары. И когда впереди возмущено закричал какой-то всадник, браня трех бродяг за то, что они лезли под копыта его коня, Дин-Брайс только со злостью подумал, что наглецов недурно было бы снести на всем скаку, чтобы впредь было неповадно пакостить.
Когда отряд поравнялся с возмущенным всадником, троица уже добралась до края тракта и нырнула за полуоблетевшую поросль. Брайс спешил к перекрестку, чтобы свернуть на дорогу к Сухому озеру. Он уже проехал мимо одинокого всадника, когда до него донеслась брань:
– Да что б меченому брюхо распороли. Сволота! Какой он риор? Он разбойник, даром что здоровый.
– Стоять! – гаркнул Дин-Брайс и обернулся к всаднику: – Ты сказал – меченый?
Мужчина вздрогнул, испуганно округлил глаза и открыл рот, но, опешив, так ничего и не ответил.
– Говори, пес! – риор замахнулся плетью. – Почему меченый?
– Так в шрамах рожа-то, – затараторил всадник.
Дин-Брайс прикрыл глаза, пытаясь прочистить голову. Лиор писал: мужчина – риор без рода, лицо покрыто шрамами, рыжеватый. Опасен. Женщина – лейра, черноволосая, глаза серые, знает ратное дело. Опасна. Второй мужчина – смерд, хитрый, не глуп. Может быть опасным. Трое беглецов – трое путников. Один по виду риор со шрамами, с ним женщина и смерд – это Брайс и сам отметил мельком.
– Они! – воскликнул риор, устремил взгляд к небу и шепнул: – Нагнали! – После, обернувшись к своим людям, выкрикнул: – За мной! – И отряд возобновил скачку, отыскивая, где можно свернуть вслед за врагами лиора.
Райверн пару раз обернулся, бросив настороженный взгляд на тракт, но отряд, кажется, промчался мимо. Попадать на глаза риорам и воинам не хотелось. Они наверняка имели сведения о беглецах и могли заинтересоваться троицей, слишком необычной, чтобы не обратить на них внимание. И если высокородный еще мог встретиться пешим в сопровождении слуги, то благородную лейру таскать по дорогам никто не посмеет. Да и передвигаться с женщиной без отряда сопровождения – это неуважение к самой лейре. Альвия же, даже в своем наряде никак не тянула на простолюдинку. Но, кажется, пронесло и в этот раз.
Кейр перевел взгляд на Савера и остановился.
– Как ты? – настороженно спросил он прислужника.
– Хорошо, – ответил тот, искренне улыбнувшись. – Со мной всё хорошо, хозяин.
– Али, – позвал риор.
Перворожденная скинула с головы капюшон и обернулась. Глаза ее стали вновь голубыми, зрачки уменьшились до маленьких точек, и лиори втянула носом воздух.