– Возможно, у Дин-Бьена есть свой чародей, – задумчиво произнес Тиен. Он покачал головой и прошептал: – Ты выстоишь, Али. Я знаю, что выстоишь. Моя госпожа крепче камня. – Затем произнес уже громче: – Да помогут Боги нашей госпоже и нам, ибо мы стоим за правое дело.
– Да помогут нам Боги, – повторил чародей, и маленький отряд сорвался в галоп.
Глава III
– Ну?
Всадник в богатых доспехах воззрился на мужчину в неприметной серой одежде. Тот поклонился и указал на чахлую рощицу:
– Они прошли тут не более суток назад. Останавливались на отдых, но пробыли недолго, следов немного, по роще не бродили, держались все вместе. Поклажи тяжелой нет, значит, передвигаются быстро и останавливаются нечасто.
– Как думаешь, какой дорогой пойдут? – риор придержал гарцующего коня.
– Дальше камни, угадать тяжело…
– Без тебя знаю, – сердито отмахнулся высокородный. – Я спрашиваю, какую дорогу они выберут?
– Думаю, через Лисий распадок, хозяин, – почесав в затылке, ответил следопыт. – Так они могут не приближаться к поселениям. Там лес, много дичи, речка опять же, то есть и вода есть. Лес густой, дремучий. С одной стороны вроде и опасно – хищники, а с другой – конной погоне не легче. Лошади зверье чуют, нервничают, могут выдать своим ржанием. Опять же, переночевать можно на дереве, ни один хищник не достанет. Они пешие, им с этим проще, а конной погоне придется на земле ютиться, лошадей сторожить, отбиваться от зверья, если кинутся. Хотя…
– Что?
– Нет, по верху не пойдут, только растянут время, но зато на конях их там точно не догнать, всё равно через распадок придется, – уверенно ответил следопыт. – Но если они по Рыжему гребню пойдут, то спустятся аккурат к Сухому озеру, там можно засаду устроить, уже точно будет не разминуться. Но они впереди где-то на сутки, не больше. Если были еще задержки в пути, сейчас должны находиться где-то недалеко от распадка, ну или на подъеме на гребень.
– Если поспешим, то к ночи будем у распадка, – заметил второй всадник, слушавший разговор риора и следопыта.
– Коней загоните, – покачал головой смерд.
– Если поедем через Рив, то сможем там сменить лошадей, – задумчиво произнес риор Дин-Брайс. – На свежих лошадях нагоним потерянное на объезде время. Все равно к ночи уже будем у распадка. Даже если заночуем на его кромке, беглецов не упустим, им тоже придется остановиться на ночевку.
– Верно, хозяин, – кивнул второй всадник.
– Я не спрашивал твоего одобрения, Тьенер.
– Простите, хозяин.
Риор оглядел свой отряд и зычно крикнул:
– Отправляемся! – и погоня, прерванная на розыск следов, возобновилась…
* * *
Одинокий костерок не разбивал темноту, лишь скрадывал ее малую толику. Слишком малую, чтобы осветить расстояние больше, чем в два-три шага. За этой неверной подрагивающей гранью начиналась ночь. Трое путников жались ближе к огню и честно пытались уснуть. Опасаться им было нечего, на вершине Рыжего гребня не водились хищники, все они остались внизу, в Лисьем распадке. А здесь, где свободный ветер пел песни среди нагромождения серых камней, самым страшным было подхватить простуду. Однако высокородному риору и той, в чьих жилах текла кровь правителей, опасаться было нечего, разве что замерзнуть. А вот их спутнику холод мог навредить, поэтому ему достались плащи высокородных, и ближе к огню положили именно его, но все-таки Савер продолжал содрогаться всем телом, время от времени постанывая: то ли от холода, то ли от дурных снов.
– Савер плохо выглядит, – заметила Альвия, задумчиво рассматривая прислужника. – За этот переход он совсем сдал.
– Угу, – промычал Райверн и сел, скрестив ноги. – Ворчал больше обычного раз в десять. И взгляд… Заметила его взгляд?
– Злой, – произнесла лиори, подбросив в огонь сухую ветку (одну из тех, что путники прихватили еще внизу). – Он смотрит на меня с ненавистью.
– Разве? – Кейр перевел на нее удивленный взгляд. – Я не видел ненависти. Тоску видел. Он больше похож на приговоренного к смерти.
– Я пару раз оборачивалась к нему, – Альвия передернула плечами. – Если бы взглядом можно было убить, у меня бы в груди уже была дыра величиной с яблоко. Странная перемена. Еще два дня назад я бы сказала, что он измучен переходом, а сегодня, что его раздражает мое присутствие, и он бы с радостью избавился от меня.
– Глупости, – отмахнулся риор, но вдруг подобрался. – Подожди, Али, что ты хочешь сказать? Что я не знаю своего прислужника? Да Савер кроток, как котенок, честен и отзывчив. Языкаст и нагловат – это, да, ну так каков хозяин, таков и слуга.
– Я видела Савера раньше и вижу сейчас – это не тот человек, что вышел из Одела, – Перворожденная растянулась на своей жидкой лежанке. – Отец научил меня замечать перемены в поведении людей еще в отрочестве. Так я определяла, кому есть, что скрывать.
– И как же ты не заметила готовившегося заговора? – не без ехидства спросил Кейр.
Альвия усмехнулась, глядя в ночное небо.
– Сложно заметить то, что стало данностью, – ответила она и прикрыла глаза. – Заговор родился не год и не два назад, он процветает многие годы, и восемь лет – это самый маленький срок, который я ему отвожу. Но, уверена, всё началось намного раньше, еще когда отец отказал Эли-Харту в его сватовстве. Хотя, зная Тайрада, он мог особенно и не рассчитывать на согласие. И значит, подбирался к моему роду уже тогда. Тебе не кажется сейчас подозрительным, как быстро исчезли мои дяди и кузены? Последние погибли на войне уже при моем правлении. Меня защищали многие, но первыми пали именно они. Теперь мне это не кажется случайностью. Тайрад целенаправленно убирал всех, кто мог закрыть ему дорогу к трону. Но мы сейчас говорим не о заговоре и Эли-Харте, мы говорим о Савере. И его поведение сильно изменилось за то время, что мы в пути. Я понимаю, что он твой прислужник и доверенное лицо, потому сложно увидеть дурное, проще объяснить усталостью, и все-таки. – Альвия села и посмотрела в глаза риору. – Ты ведь должен был стать моей правой рукой. Не только мужчиной, чье семя породит жизнь в моем чреве, но и первым из советников. От своих советников я требую руководствоваться только рассудком и здравым смыслом, не допуская душевных терзаний и сомнений, вызванных добрым отношением к кому-то. Итак, риор Дин-Кейр, что вы можете мне сказать?
Райверн усмехнулся, но условия игры принял, не став язвить и вздыхать. Он отогнал горечь от слов Альвии, вызванную мыслью, что это уже утерянное прошлое.
– Я готов ответить, Перворожденная, – произнес он, склонив голову. После бросил взгляд на спящего Савера и поджал губы, собирая воедино все странности, ранее замеченные за прислужником, после заставил себя увидеть то, чего не желал замечать из-за привязанности к самому преданному человеку, который когда-либо был рядом. – Савер Рокен. Простодушным его не назовешь. Это умный человек, который может быть коварным. Впрочем, коварство – это не постоянная составляющая его натуры, скорей вынужденная, когда обстоятельства заставляют думать и изворачиваться. Но в большей степени он все-таки мягкий и добродушный. Имеет бойкий язык, но знает, где проходит грань, за которой веселье его хозяина заканчивается и начинается недовольство. Упорен в достижении цели. Несмотря на уже не юный возраст и худощавое сложение, достаточно вынослив, что доказал не один раз. Хороший исполнитель, хороший охранник, верный друг. Всё это я наблюдал за годы служения Савера мне. – Альвия величественно кивнула, принимая слова риора. И это не было игрой, но привычкой, устоявшейся за годы правления. Это была лиори Эли-Борга, и она действительно выслушивала новоявленного советника с вниманием и одобрением. Райверн невольно расправил плечи, но опомнился и усмехнулся, однако тут же продолжил с прежней серьезностью: – Что изменилось за время этого путешествия? Савер ослаб. Это первое. Кажется, будто он состарился разом лет на двадцать. Задыхается, часто отстает. Хотя последние пару дней идем мы неспешно, но он устает еще сильней. Стал замыкаться в себе. Раньше, если он имел какие-то соображения, то делился ими, теперь же из него слова не вытащишь. Побледнел, осунулся, часто хмурится и прикрывает нос рукой, словно чувствует дурной запах. Стал ворчлив, в последние дни сверх всякой меры. Да, пожалуй, его высказывания стали злыми, правда, они касаются случайных встречных, словно он изливает на них желчь, чтобы не сорваться на нас. Что еще?