– Блин, это же было одиннадцать лет назад! Неужели за это время ничего не поменялось?
– Всё поменялось, но это ожидаемо, ведь мы умеем прогнозировать с учётом изменений.
– Мы?
– Ну да, мы – люди.
– Но так могут не все. Интервьюер ошарашенно смотрел на собеседницу. – То есть ты решила сначала вырастить детей, а потом писать и издавать книги? – в голосе парня чувствовалось сомнение.
– Да, нужно было освободиться от шума.
– Что ты имеешь в виду?
– Работа, окружение, быт, информационный поток, жужжание времени в голове.
Боря понимающе кивал, но на последней фразе встрепенулся:
– Прости, что значит «жужжание времени в голове»?
– Ты планируешь день?
– Конечно.
– А бывало такое, что ты просыпался без будильника в одно и то же время?
– Ну да, мне кажется, у всех такое бывает.
– Так вот у меня есть теория, что большинство людей умеют чувствовать время интуитивно, словно в нас запрограммирован таймер. Мы знаем, что за чем следует и сколько времени занимает. Нам не приходится куда-то подсматривать, время уже записано на подкорке. Мы не замечаем, но процессор, который обрабатывает подобную информацию, гудит, как трансформаторная будка. Этот гул ведёт наше бессознательное, не позволяет выпрыгнуть из колеи, мешает создавать что-то по-настоящему ценное.
Парень с недоверием смотрел на Еву. Не дожидаясь возражений, она продолжила:
– Чтобы добиться полной тишины, мне нужно полностью разорвать связь с близкими людьми.
Существует убеждение, что всегда приходится чем-то жертвовать во имя успеха. Любой выдающийся человек мог бы часами перечислять подобные примеры.
Я подумала, а почему бы не сделать ставку на опровержение этой теории. Ведь надломить краешек незыблемой системы – это в каком-то смысле тоже свершение. Согласись, круто личным примером доказать, что можно не поступаться своими интересами и достигать цели.
Боря выпятил нижнюю губу в одобрительном согласии.
– Наступило время, когда границы условностей стали такими тонкими, что из процесса их вспарывания можно создать новый вид искусства. В тот момент я остро это почувствовала.
– Я не до конца понимаю. Предположим, если бы ты решила не ждать одиннадцать лет, что было бы по-другому?
– Помимо чувства вины, которым бы я себя извела?
– Вины за что?
– Я бы хотела суметь правильно ответить на этот вопрос, – женщина покачала головой и опустила взгляд. Но, словно найдя нужные слова на полу, продолжила:
– Наверное, это заложено в подсознании – испытывать чувство вины, когда у тебя что-то получается лучше других. Это не поддаётся рациональному объяснению, просто нас так учили: удовольствие и стыд связаны прочной нитью.
Боря ждал, не скажет ли она ещё что-то. Ева молчала.
– Получается, ты сделала выбор между детьми и карьерой в пользу детей.
– Я сделала выбор между стандартной схемой самопожертвования и экспериментом.
Обновление должно происходить не только в сознании, но и в реальности: то есть мне нужен был переезд и полная смена деятельности. Я могу заниматься творчеством только при условии полной самоликвидации из произвольного сценария. Чистота мысли невозможна без осознанности, осознанность несовместима с бытовухой.
Боря задумчиво покручивал кольцо на безымянном пальце.
– Послушай, мои дети родились у конкретной мамы, которую они знают и любят. Я просто позволила этой маме закончить начатое: воспитать их и выпустить в жизнь относительно полноценными личностями.
– Почему относительно? – Боря удивлённо приподнял брови.
– Потому что совершенства не бывает, особенно в воспитании. Понимаешь, я была обыкновенной мамашей с повышенной тревожностью. В пределах допустимого я травмировала детей, как каждая мать. Я просто не обманывалась иллюзией, что у меня будет не так, как у всех. Поэтому получились нормальные дети, которые выросли в адекватных людей. Чуть более адекватных, чем я, если уж на то пошло, – рассмеялась Ева.
– Сейчас они живут отдельно?
– Да, год назад мы отпустили друг друга в свободное плавание.
– Это обоюдное решение?
– Да, мы это много раз обсуждали. Таков был уговор.
– Волшебно, – торопливо проговорил журналист, – они не испытывают дискомфорта, оттого что их мама стала настолько популярной?
– Они сейчас активно реализуются в выбранных направлениях, почему у меня должно быть иначе?
– Извини, но я всё-таки дожму эту тему, потому что уверен, у зрителей, так же, как у меня, не всё состыковалось. Объясни, почему нельзя совмещать осознанный путь к успеху с воспитанием детей? Многие же строят карьеру, совмещая её с успешным родительством. Тут появляешься ты и рассказываешь, что подождать одиннадцать лет не такая уж большая плата. Для большинства людей – большая! К тому же мы делаем это не только ради собственных амбиций, но и чтобы обеспечивать детей. Так почему не объединить эти два прекрасных занятия?
– Слушай, ты уже несколько раз сказал слово «карьера», которое не имеет ничего общего с тем, что происходит со мной. Это первое. Второе: кто сказал, что обеспечивать детей – значит быть богатым, знаменитым или востребованным? Мы с мужем нормально зарабатывали. Дети ни в чём не нуждались. Кстати, даже во времена, когда я покупала продукты по акции в «Пятёрочке», я регулярно оказывала адресную помощь нуждающимся, пересылала небольшие суммы или гуманитарную помощь.
Да мы не жили в шикарной квартире в центре Москвы, не ездили на «Лексусе», не завтракали в ресторанах, но мы имели возможность покупать самое необходимое, иногда баловать себя дорогими подарками или поездками. К тому же, согласись, амбиции родителей не имеют ценности для детей. Возможность проводить время вместе – вот самая дорогая для них игрушка.
– Ты чувствовала себя счастливой все эти годы?
– Это правильный вопрос, Боря, – Ева сверкнула чуть влажными глазами. Было видно, что разговор её взволновал и, возможно, немного рассердил. – После ноября две тысячи десятого года – да. Меня словно отпустило, тревога ушла. До этого момента – нет. Прежде я постоянно боролась со временем и несовершенством, впадая в отчаяние от невозможности соответствовать идеальным представлениям о семье. Знаешь эту картинку из рекламы: все улыбаются, спокойно занимаются общим делом? У нас такого практически не бывало. Дети бесились, мы злились, орали друг на друга, пытались спрятаться в телефонах. Мы жили вчетвером в однушке за МКАД. Спальная комната выглядела как многоуровневая клетка для грызунов. Несмотря на это, в сознании крепко обосновалась убеждённость что у нас всё в порядке, что люди живут гораздо хуже. Мы видели это «хуже» и знали о нём не понаслышке.
– Вот! Этого я не понимаю, неужели не хотелось выбраться из клетки? Ты могла бы писать и продвигать творчество. Я понимаю, что неизвестные авторы получают не так много. Иногда и совсем ничего. Но тут ведь главное – начать, а если есть талант, он выведет тебя наверх. Уверен, родные бы тебя поддержали.
– Может, тогда я просто ещё не доросла. У меня было необъяснимое чувство, что если я выберу путь творческой реализации, то упущу больше, чем приобрету.
– Ну ведь так у всех! Всем страшно, но мы делаем это ради детей, пускай иногда в ущерб времени, проведённому вместе. Они вырастут и поймут.
– Ничего мы ради детей не делаем. Ничего такого, что имело бы для них значение. И нет, они не поймут. Они просто позаимствуют эту модель поведения.
Парень умолк, обдумывая, ничего ли он не упускает такого, что перечеркнёт его дальнейшие аргументы. Затем продолжил:
– Тебе не кажется, что всё это звучит, как будто ты решила не рисковать, потому что чувствовала неуверенность в себе. Есть масса примеров, когда молодые ребята, не откладывая, берут и делают классные проекты. Даже если какие-то обстоятельства мешают этому.