Что ещё оставалось ему делать, когда представляя любовь, не чувствуешь её истинного очарования, ваяешь эмоции и образы по памяти, которая подчиняется не рассудку, а эмоциям, пережившим непредвиденное.
Нарисованные воображением изумрудные глаза Жанны вместо чистоты и свежести, вместо страстного желания жить, вместо гармонии и умиротворения, вызывали стойкое неприятие. Копна шелковисты пшеничных волос аппетитным с запахом спелого абрикоса непривычно представлялась пучком сухой соломы, упавшим в болотную жижу, прежде чем превратиться в её причёску.
Губы, такие сладкие и родные прежде, вызывали приступ отвращения, а телесное тепло вызвало озноб.
Генка злорадно кроил в воображении образ жены с бугорчатой жабьей кожей, с длинным раздвоенным языком неприятного фиолетового цвета, с которого сочится густая ядовито-жёлтая слизь. Чёрные губы, хищные клыки, зелёные глаза, испускающие смертоносные лучи.
Пусть, пусть её любовник целует и ласкает именно такую, сотканную из пороков и отвратительных черт дьяволицу, лишь схематично, извращённо напоминающую его жену, некогда любимую.
Видение получилось настолько реалистичным, что напугало его самого, но остановить полёт фантазии, вызванный вероломным интимным предательством, не было сил.
Грудь, упругие холмики в форме колокольчиков, от которых он сходил с ума, ллучше бы их вообще не было, этих сладких соблазнов, лукаво манящих святой непорочностью, вскормившей каждого человека, живущего на грешной Земле.
Генка видел блаженное выражение на её лице, когда рука чужого мужчины касалась тайны, до той поры доверенной исключительно ему.
Это было ужасно.
В памяти всплыла угловатая миниатюра юноши и крошечная девочка в коротенькой развевающейся юбочке. Это он, Генка, держит Жанну за руки, с надеждой вглядываясь в травянистые глаза до краёв заполненное энергией влюблённости.
Её щенячий, наивно-испуганный взгляд, эмоциональная реакция на признание в романтических чувствах, от которого Генку сковал леденящий душу страх, а по спине покатились капельки пота и мурашки размером со шмеля, заставил поволноваться.
Девочка всхлипнула, закусила губу, опустила глаза, набухающие солёной влагой, и упала на его грудь.
Этот день он запомнил навсегда.
С тех пор прошло… да разве можно мерить годами и днями целую жизнь!
Память и возбуждённое воображение рисовали сцену за сценой мгновения безмерного блаженства, случившегося тогда.
Узнаваемые фигурки двигались навстречу друг другу: танцевали, резвились, сливались в экстазе на фоне солнечного диска или лунного сияния, изредка расставались, но всё равно были связаны некой таинственной нитью, объединённые трепещущей живой сущностью, графически похожей на символ любви.
Пульсирующий значок в виде кроваво красного сердца ликовал вместе с ними: радовался, иногда горевал, страдал и волновался. Переживал, тревожился, скучал. Одно сердце на двоих, всегда живое, жизнерадостное, родное, своё.
Когда мальчик и девочка делились друг с другом чувствами, даже когда ссорились, неугомонный бесёнок расстраивался, но был счастлив, только они этого не замечали: не до того было.
Но однажды… в тот памятный день Гена сидел в кафе, на том же месте, что сегодня. У него была суматошная, но очень удачная неделя: некая мистическая сила одаривала его небывалым азартом, куражом, и необыкновенным везением.
За что бы ни взялся, что бы ни делал – всё цвело и плодоносило: ведь старался он для любимой.
Трепещущий чертёнок в груди ликовал вместе с ним.
Любовь щедра.
Неожиданно Генка увидел её, Жанну, которую уверенно и жадно целовал кучерявый ухоженный мужчина, похожий на Ричарда Гира, по-хозяйски прижимая жену за филейную часть тела.
Судя по всему, удовольствие было обоюдным.
Ошибиться в реальности трагедии было невозможно, поверить в неё – немыслимо.
Любовь, точнее её графическая копия, похожая на Жанкины ягодицы, выпрыгнула в то мгновение из его груди, камнем упала под ноги, забилась в истерике и закатилась в давно не чищеный водосток.
Этот эпизод Генка крутил и крутил в замедленном темпе вот уже несколько дней, провоцируя эмоциональное разрушение.
В тот день он спрятался за стёклами витрины кафе, позвонил Жанне, надеясь на что-то иррациональное, мистическое. Жена ответила, зажав любовнику рот ладонью, чтобы не выдать себя.
– Чмоки-чмоки, любимый. Меня не жди. Зашиваюсь. Скучаю, люблю.
Сказав это, Жанна прыснула, послав телефонной трубке воздушный поцелуй, прижалась всем корпусом к мужчине, выпрашивая очередной поцелуй.
Кто хоть раз бывал в подобной ситуации, знает, что чувствует обманутый супруг.
Генка переживал мучительно, но напиваться или мстить не стал: рассудил, что романтическое приключение – не обязательно измена. Случайная связь может оказаться ошибкой, головокружительным аттракционом, забавой, реализацией наивной фантазии, иллюзией, пикантным продолжением невинного флирта: мало ли какие обстоятельства заставляют человека ввязаться в интригу.
Разговор по душам, откровенность, искренность – вот ключ, способный сместить, изменить мировосприятие, решил Генка и приступил к реализации операции “Примирение”.
Жанна вернулась далеко за полночь. В её поведении не было ничего необычного: обязательный поцелуй, плавные кошачьи движения, шутливо-легкомысленный флирт, откровенные эротичные позы, беззаботность, игривость.
Неужели он совсем не знает свою жену! Оказывается, она замечательная актриса.
Уверенность, беспечность, очаровательное чувственное бесстыдство, откровенно выраженное желание встретиться в постели, даже изображение страсти далось ей на удивление легко.
Это же она, любимая жена, это Жанна, но разве это она!
Заготовленные заранее вопросы, отрепетированная линия поведения, план наступления и защиты – всё было сломано в одно мгновение.
Слова и мысли застряли где-то внутри, когда любимая привычными движениями возбудила его, вынудив заменить банальное выяснение отношений чувственным поединком без штанов, когда для объяснений и выяснений не остаётся места.
Генка не мог не поверить в искренность её поведения, но сопротивляться тоже не было сил.
В отместку он представил себе, что доминирует, что хоть так наказывает коварную обольстительницу.
Яркий блеск глаз любимой как магнитный компас задавал нужное направление мыслей и действий, запах страсти настраивал порядок и ритм интимных движений. Сердца супругов бились в унисон, унося их эмоции, но не их самих, в мир грёз, где нет, где не может быть проблем и противоречий.
Генка был настолько вдохновлён процессом, что блаженство выливалось из него шквалом бурных, но весьма противоречивых эмоций.
Он с наслаждением, но грубо, ласкал горячую грудь, жадно ловил ртом возбуждённые соски, стараясь прищемить их губами, целовал взасос вишнёвые губы и входил, очень мощно входил в эпицентр наслаждения, едва не к голове заворачивая ноги, звонко шлёпая животом о её бесстыжие ягодицы, теряя, тем не менее, связь с пульсирующей реальностью.
Он явно ошибся. Не может, не способна Жанна так цинично играть с доверием, с сокровенными чувствами, с верой в неприкосновенность и девственность любви.
Удивительное явление – вера. Сам создаешь кумира, сам наделяешь его сакральными свойствами, сам возносишь на самый высокий пик горной вершины возвышенных чувств, и поклоняешься, придумывая всё новые и новые сентиментальные ритуалы.
Генка и на этот раз поверил в то, что свидание жены с тем мужчиной было случайностью, эпизодом, в котором она играла роль невинной жертвы. Она осознала, поняла, она с ним.