Кстати, в том числе и поэтому я решил заблокировать тебе память — ради твоего собственного же блага. Правда, блокировка спровоцировала определенные смещения… гм. — Крейцер явно подбирал слова поделикатнее и потому пытался говорить как можно туманнее и мудренее: — Спровоцировала определенные смещения, сдвиги в структуре твоей личности. Ты стал…
— Мягче, бесхребетнее? Рассеяннее… этаким мягкотелым и беспутным слизняком? — подсказал Гамов. — Вот только мне кажется, что начинают всплывать прежние мои качества… Так? Ведь блокировка памяти не вечна и ослабевает?
— Да. Так. Блокировка памяти… Я вынужден был сделать это, пойми. Подтолкнула меня к тому и скверная история, произошедшая на твоей даче. Ну ты помнишь. Тебе, верно, напоминали.
— С убийством Васильева и россказнями старой дуры Кавалеровой? Да, заботливый Олег Орестович живописал красочно… Васильев, наверное, очень далеко сунул длинный нос не в свое дело, вот и получил топором… От кого, кстати?
Широкое лицо профессора Крейцера стало строгим.
— Скверная история. Никто не хотел тебя, как ты выражаешься, подставлять. Васильев напал на тебя пьяный, начал душить, желая вызнать, а что это за милые люди живут у тебя на даче. Скопендра убил его. Не вовремя появился патруль. У тебя был сильный шок, и ты, находясь в этом шоковом состоянии, едва не выболтал про нас все, что знаешь. Я решил: хватит. Я явился в больницу и сделал тебе укол особого препарата. Подробностей не спрашивай. Из больницы я тебя вызволил. С тех пор ты считал меня своим дядей Марком, который недавно приехал из-за границы. Мою ложь могли опровергнуть только твои близкие, но твоя мать умерла незадолго до этого скверного случая с соседом по даче. Еще и поэтому я опасался за тебя и твое душевное состояние. Так что лучше было поступить так, как поступил я. Так я и Инара стали твоими родственниками.
— А до этого… я считал вас теми, кто вы есть на самом деле?
— Да.
Гамов шумно выдохнул и, со стоическим видом сложив на груди руки, замолчал. Да и что говорить, о чем спрашивать?.. Разве о чем-то малосущественном, что может несколько сгладить напряжение. Константин выговорил, чуть запинаясь:
— А змеи? Которых я привозил вам на дачу? Где я их брал? Ну впрочем… Они… тоже для опытов? Или, может быть, в пищу… так как наиболее близки к той еде, которую вы употребляли на вашем Корабле?
— Да, это любимая пища Скопендры. Он сейчас скрывается неподалеку от твоей дачи в домике на болоте и, верно, снова приготовляет змей. Я порекомендовал ему немного отлежаться, потому что это он разобрался с Монаховым и его людьми и это он вызвал такой переполох в НИИ, когда туда пожаловал Грубин со своими удальцами. Пусть подлечится. На природе он восстанавливается быстрее всего. Тем более, я полагаю, в ближайшее время он нам не пригодится. Ладно, порази меня Язва Илдыза, как любят говорить некоторые мои соотечественники. К делу. — Профессор Крейцер активно зашелестел бумагами и туго надул правую щеку. — Мы… пффф!.. разворачиваем глобальный проект, в котором ты можешь и должен принять самое активное участие. Я рекомендовал тебя генералу Ковригину, на которого сейчас замыкается вся эта шумиха с нашим Кораблем… Инара, все-таки дай ему коньяку, легкое опьянение усиливает восприятие… Прежде всего несколько слов о проекте, Константин. Он касается контакта с моими соотечественниками там, на Корабле. Прежде всего, должен сказать тебе, Костя, что ты не только будешь Пресс-атташе этого проекта, но и пройдешь программу подготовки к полету к «Арламдору». Место в экипаже тебе практически гарантировано. Отбор ты прошел еще несколько лет назад…
Костя Гамов даже не попытался сделать вид, что удивлен. Наверное, он исчерпал свой лимит удивления на текущий момент.