— Мессир, я хочу все знать, чтобы господу в благости его было легче направлять мою послушную руку…
— Ты странный человек, Теофраст, — вздыхает Мазарди. — Ты избрал неподходящее для дворянина занятие лекаря. Став ученым медиком, ты не хочешь с кафедры нести другим свет знания, завести круг почтенных пациентов, нажить семью, дом и имущество в него, а намерен стать кочующим грыжесеком и бродячим костоправом, вечным учеником несуществующего учения.
— Но я не могу учить других науке, которая не знает, как вылечить зубную боль, и предоставляет людям умирать зависимо от их природной комплексии и силы.
Мазарди хмурится:
— Иди, сын мой, я не смею тебя удерживать. Видно, на роду тебе написано брести среди людей, как прокаженному с мешком на голове и колокольчиком. Образ твоих мыслей, поведение твое странное делают тебя непонятным и отчуждают от людей, как холщовый мешок с прорезями для глаз. Дерзость твоя, нежелание повиноваться силам вечным и несокрушимым, как звон колокольчика, заставят всех, прислушавшись на мгновенье, разбежаться в страхе с твоего пути, и потому вечно будешь ты один. Иди…
Замигал глазок сигнальной лампочки на селекторе.
— Погоди, сейчас договорим, — сказал Шарапов и снял трубку. — Слушаю. Здравствуйте. Да, мне докладывали. Я в курсе. Да не пересказывайте мне все сначала — я же вам сказал, что знаю. А куда его — в желудочный санаторий? Конечно, в КПЗ. Ответственный работник? Ну и что? Безответственных работников вообще не должно быть, а коли случаются, то надо их метлой гнать. Послушайте, несерьезный это разговор: нечаянно можно обе ноги в штанину засунуть, а кидаться бутылками в ресторане можно только нарочно. Тоже мне, купец Иголкин отыскался! Чего тут не понять — понимаю. Но я думаю, что дела надо решать в соответствии с законом, а не с вашим личным положением — удобно это вам или неудобно. Вот так‑то. Мое почтение…
Генерал положил трубку на рычаг, задумчиво спросил:
— Слушай, Стас, а ты часто бываешь в ресторанах?
— Десять дней после получки — часто.
— А я почти совсем не бываю. Давай как‑нибудь вдвоем сходим. Я тебя приглашаю.
— Давайте сходим. Бутылками покидаемся?
— Да мы с тобой как‑нибудь так обойдемся, без метания предметов. Эх, с делами бы нам только раскрутиться. Ну ладно, продолжим. Значит, напугала тебя сугубая научность этого вопроса. И ты считаешь, что в этих тонкостях тебе не разобраться. Так я понял?
— Приблизительно. А Позднякова я считаю невиновным.
— Это хорошо, — кивнул генерал и еле заметно усмехнулся. — Только перепутал ты все…
— Что я перепутал?
— Задание свое. Кабы пришла к тебе жена Позднякова и попросила по дружбе вашей старинной, чтобы ты проверил, не позволяет ли себе ее муж изменять брачному обету, то ее, может, и устроил бы такой ответ: «Считаю невиновным». А меня не устраивает. Твоя вера — это хорошо, но мне доказательства нужны.
— Я столкнулся здесь с вопросами, в которых ничего не смыслю. Не понимаю я этого.
— Почему не понимаешь? — деловито спросил Шарапов.
— То есть как почему? Нужна специальная подготовка, образование…
— Есть. Все это у тебя есть…
Я вышел из терпения:
— Что есть? Образование? На юридическом факультете курс высокомолекулярных соединений не читают, органическую химию не проходят, а на всю судебную психиатрию отпущено шестьдесят часов.
— Не знаю, я заочный окончил, — спокойно ответил Шарапов.