А к исторической личности и подход другой. К примеру, документы свидетельствуют: чем больше казнокрадствовали птенцы гнезда Петрова, тем храбрее и хладнокровнее дрались они на поле брани, тот же, скажем, Алексашка Меншиков под Полтавой. Так что попустительство властей вполне объяснимо. Выдающихся людей надо беречь: раз отважно ворует, значит, и родную державу защитит не менее отважно.
Словом, с крупными стяжателями – понятно. Но что помешало покончить с мелкой преступной сошкой, если «клопики» фиксируют каждую улику? Думаете, возможность истолковать любую запись в пользу обвиняемого? А вот и нет! Количество правонарушений. Половину страны пришлось бы взять под стражу, а кто будет брать? Где вы отыщете столько юристов и тюремщиков, чтобы учинить эту безумную акцию? Даже учитывая, что по меньшей мере треть бывших оперов спешно подалась в судебные исполнители, маловат контингент. Кое-какие преступления пришлось даже срочно изъять из Уголовного Кодекса и объявить вполне законными деяниями, иначе бы суды просто захлебнулись. И всё равно бесконечная очередь дел, требующих рассмотрения, как я слышал, растёт и растёт, разбухает наподобие автомобильной пробки. И которому из них дать ход, решает следователь.
Дальше рассказывать, или сами всё сообразите?
– С мужем-то как живёшь? – не удержавшись, спрашиваю я.
– Включи да посмотри.
Надо же, как у них теперь с этим просто!
– Да нет, я о другом… Ты правда всё о нём знаешь?
– Всё знаю, – подтверждает она.
– А он о тебе?
– И он обо мне.
– Как же вы так живёте?!
– Да нормально…
– Оба такие честные?
Дочурка смотрит на меня изумлённо.
– Ну ты динозавр! – чуть ли не с восторгом говорит она.
Так что зря я над Мироном посмеиваюсь – сам такой же.
И с каждым днём жизнь вокруг становится непонятнее, невразумительнее. Сколько раз, увидев ужаснувшую меня сцену, я не мог её никому продать, потому что, как выяснялось впоследствии, ужасала она меня одного. То же самое и с преступлениями. Поди пойми: законно это теперь, незаконно? Я ж не специалист…
По тем же причинам и в бизнес нынешний не лезу – там чёрт ногу сломит. Избегаю шпионить за молодёжью – этих, похоже, вообще ничем не смутишь, по барабану им, подглядывают за ними или не подглядывают. Временами я даже задаюсь вопросом: а сохранилось ли у них в лексиконе само слово «стыд»? Наверное, сохранилось, просто неизвестно, что оно сейчас означает… Короче, объект моих наблюдений – такие же, как я, перестарки, безумно забавные своими потугами скрыться от бесчисленных взоров или же, напротив, выставить себя напоказ.
Не дай бог, повымрут раньше меня – на что жить буду?
– Скоро, говорят, электрический метеорит упадёт, – жалуется она.
– Как это – электрический?
– Не знаю. Говорят.
– И что будет?
– Все телефоны отключатся, все телевизоры…
– А «клопики»?
– И «клопики» тоже. Всё отключится.
– Так это ж замечательно! – бодро говорю я. – Будем жить, как раньше. Сами вон плакались, что следят за вами всё время…
Пенсионерка чуть отшатывается, даже морщины трястись перестали. Что за ней следить прекратят – чепуха, а вот что сама она ни за кем подсматривать не сможет… Беда.
У порога своей квартиры (дверь я оставил полуоткрытой) приостанавливаюсь. Рядом с лифтом на кафельном полу приютилась плоская вскрытая баночка, над которой время от времени мерещится белый парок. Подхожу поближе, присаживаюсь на корточки, всматриваюсь.