Остракизм
Квадратный коридор вентиляции, опоясывающий «Сапфир» невообразимым количеством ответвлений был достаточно просторным для десятилетнего мальчика. (Впрочем, все жители «Сапфира» были худощавы). Максим ползая по нему, смог проверить за последние сутки два «столба», однако оба они были монолитными, никаких отверстий и даже намеков на них внутри этих столбов не было. Максим повернул назад, как вдруг ощутил небольшую вибрацию, секундой позже он понял, в чём дело – граждане по какой-то причине торопливо двигались над коридором, всего в паре метров от мальчика. «Странно, что там происходит?» – подумал он, и решил поспешить. Вскоре он уже аккуратно спрыгнул из вентиляционного люка в одном из подсобных помещений фабрики одежды, взялся за ручку тележки с новенькими акриловыми комбинезонами, и, не привлекая внимания, с деловитым видом покатил тележку по коридору. И тут же чуть не наехал на пожилого гражданина, быстро шагавшему ему навстречу. Его поношенные биопротезы противно щёлкали в коленях. «Мышечная атрофия нижних конечностей» – зачем-то услужливо выдала Максиму память – один из пяти наиболее повторяющихся диагнозов за последние пятьдесят лет.
– Куда катишь? – бесцеремонно заорал гражданин – быстро в Экклессию, общий сбор!
Максим бросил тележку и побежал за ним. Пробираться по внутренним коридорам Сапфира пришлось долго, мальчик только однажды приостановился, увидев стеклянные стены оранжереи с прилипшими к ним листьями шпината. Догадка мелькнула в его голове как искорка. Надо будет обязательно проверить оранжерею. А пока что нужно было поторапливаться. Он вновь прибавил шаг, пока не влился в поток людей, следующих уже по просторному арочному коридору, ведущему в Экклессию. Мальчик отметил для себя что-то необычное в поведении всегда спокойных и дисциплинированных граждан сообщества. До него то и дело долетали обрывки фраз: «Будут судить со всей строгостью…», «Это возмутительно, так ей и надо…».
Просторное овальное помещение Эклессии было ярко освещено. Плотные ряды скамеек были заняты уже людьми в соответствии с табличками на скамьях и аналогичных наклейках на комбинезонах, указывающими возраст граждан. Первые ряды занимали 50 —летние, последние десятилетние граждане, более молодые граждане до этого возраста проходили, первичный этап взросления в закрытых комплексах северной части «Сапфира». В целом, присутствовали все восемьдесят тысяч человек. Максим тут же плюхнулся на скамью, где уже сидели его сверстники, по их растерянному виду он понял, что они тоже не в курсе причин общего собрания, поэтому ничего спрашивать не стал, а лишь наблюдал за происходящим.
Ожидание прервал щелчок, после которого раздался синтетический голос, заполнивший все пространство.
– Граждане приветствуют магистра!
Все молча встали в благоговейном почтении, когда по центральной дорожке между скамеек медленно прошествовал магистр внутри строя вооруженных клерухов. Магистр в алой тоге, довольно бодрый для своего возраста старичок, взобрался на кафедру, огладил оставшиеся у висков седые волосы, поправил очки и начал говорить, обращаясь к гражданам:
– Граждане! Сегодня утром произошло событие столь вопиющее и безобразное, что возникла необходимость общего нашего сбора для обсуждения наказания подсудимой.
Магистр сделал знак рукой, клерухи тут же убрали занавесь, слева от кафедры и взгляду присутствующих предстала женщина, сидевшая на скамье подсудимых. Это была Тамара Гладски!
Многие ахнули, по Экклесии разнёсся шепот, однако магистр постучал специальным молоточком по столешнице кафедры, и вновь установилась тишина. А он произнес:
– Подсудимая, встаньте! Эта женщина проникла на медицинский этаж и попыталась самостоятельно воспользоваться автоматической системой воспроизводства, нарушив при этом установившиеся веками статьи Кодекса. Давайте же вспомним, что гласит закон!
Знакомый синтетический голос услужливо продекламировал:
– Статья 10. «Женщина имеет право участвовать в воспроизводстве только с одобрения совета генетики и при удовлетворительном прохождении диагностических тестов». Статья 13. «Гражданам сообщества запрещается проникать в медицинский корпус по воспроизводству под страхом публичного остракизма…»
Магистр щёлкнул пальцами по панели управления, встроенной в столешницу кафедры, голос умолк, а сам он продолжил:
– Нарушение сразу двух статей Кодекса – тяжкое преступление. Уважаемая Экклессия должна принять решение о назначении наказания. Закон суров, но это закон!
Тамара стояла, опустив глаза и судорожно теребя наклейку со своим именем на комбинезоне. Только при последних словах резко подняла голову и посмотрела на сограждан, будто ища сочувствия. Её прическа растрепалась, губы дрожали от волнения, она тяжело дышала. Взгляд её пробежался по толпе слева направо и наоборот: кто-то отводил глаза, кто-то смотрел презрением, лишь только её зеркальные копии, «сёстры», сидевшие в левом крайнем углу, с глазами полными влаги, с пониманием, сочувствием и одновременно со страхом встретили её взгляд.
В это время слово было дано главе совета генетики Якову Слободичу:
– Эта женщина не имела права на воспроизводство – генетик говорил ровно, безучастным голосом, деловито оглаживая интеллигентную бородку – Все тесты показали низкий коэффициент интеллекта у возможного плода при любых доступных нам комбинациях! Более того, она прекрасно знала об этом, но все равно решилась нарушить закон. Давайте же спросим у неё самой, почему она это сделала?
По залу пронеслись ободряющие крики, и магистр, кивнув, произнес:
– Слово предоставляется подсудимой!
Гражданка Гладски сбивчиво заговорила:
– Я…я не знаю… я просто, хотела быть нужной сообществу. Ведь… разве я и мои «сёстры» не для этого были созданы? Что если генетики ошиблись, ведь я абсолютно здорова и у меня есть способности…
Слободич яростно закричал со своей скамьи:
– Это неслыханно, она ещё смеет сомневаться в наших технологиях!
– Какая чушь! – вторил ему грубый голос со скамьи 45. Это была гражданка Елена Ивтеко, сотрудница отдела утилизации. Внешность женщины была прямо пропорциональна злобному характеру. Вот и сейчас, её крупное лицо исказила злоба, верхняя губа с пробивающимися усиками подпрыгивала на каждом слове:
– Предназначение она, видите ли, не выполнила! Как будто не знает, что сообществу не нужны уроды, которые не смогут внести вклад в развитие технологий для выживания. Не для того наши предки добровольно отказались от стихийного воспроизводства, чтобы какая-то копия посмела иметь собственное мнение. Немедленно подвергнуть её остракизму, да и всех «сестёр» заодно!
Она злобно сверкнула злыми глазами в их сторону.
Ответом на этот выпад вновь последовал одобрительный гул присутствующих. «Сёстры», а также скамьи К-24-2 и единственная К-10-3, а также… Максим Рамской ошеломлённо молчали.
– Объявляется голосование – оповестил вездесущий голос – Остракизм Тамары Гладски!
Все мужчины от 20 до 50 медленно подняли таблички. Голос выждал паузу – За? Против? – пауза – Воздержавшиеся?
Минута понадобилась системе контроля высчитать результат, затем голос неумолимо подытожил:
– Мера пресечения – остракизм! Программа подготовки кокона начата.
Часть стены, находившаяся за кафедрой, вдруг медленно отошла в сторону. Взгляду присутствующих открылась длинная прямоугольная комната-ячейка, в которой находились ряды вертикально стоящих латунно – желтоватых коконов. Один из коконов медленно менял своё положение из вертикального в горизонтальное, затем въехал в зал, остановившись прямо у скамьи с подсудимой. Тамара закричала, но клерухи с силой уложили её в кокон. Автоматика сработала сразу же, кокон закрылся, скрыв женщину в своем чреве, развернулся и по рельсам, проложенным, прямо по центру ячейки устремился внутрь, где уже раскрылось отверстие, ведущее в среду. Свежий неочищенный воздух ворвался в Экклессию. Одновременно мягко зашуршали сталконитовые плиты под полом помещения, через прочный прозрачный пол граждане могли наблюдать стремительное падение кокона прямо в закрутившуюся воронку грозового фронта.