Выйдя из покоев матери, Рёрик пошел в сторону, противоположную кухням, а точнее туда, где прежде была размещена Вольна. Умила и Любава мельком переглянулись за его спиной.
– Он пошел искать ее, – прошептала Любава, побледнев.
– Было бы странно, если б не пошел, – цыкнула Умила. А потом поторопила Любаву нетерпеливым жестом. – Иди уже, накорми его. И спать уложи. Пусть отдохнет.
– А если он спросит о ней? – Любава нахмурилась.
– Мы же уже сто раз все повторили, – закатила глаза Умила. – Скажешь, что она ушла. Ушла и все тут.
– А если кто-то проболтается…– Любава уже еле дышала.
– Обязательно проболтается. Главное, чтоб не сегодня. А потом нас дома не будет. А лучше всего, пусть узнает где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. А там где узнает, там пущай и бесится.
– Я боюсь, – выронила Любава испуганно. – Прошу, не оставляйте меня…Я одна не справлюсь.
– Как ты собралась за него замуж, если боишься его?! От солнца бегать, света не видать, – отругала Умила, поднимаясь с постели. – Ладно, я скоро подойду. Чуть позже…Иди же! Иди.
****
Обойдя весь дом, Рёрик не нашел Вольны. Не заметил он даже ее вещей. Как будто этой женщины здесь и вовсе никогда не было. Но самое странное, что он вообще никого не встретил на своем пути по обычно шумному дому. Будто все обитатели вымерли. Даже слуги куда-то подевались.
– Где Вольна?! – с порога спросил Рёрик, оказавшись в кухнях, где Любава и Гуда уже собирали стол.
Женщины обернулись на резкий голос. Рёрик стоял в дверях и теперь уже выглядел рассерженным. Еще бы. Он проделал такой путь, а Вольна его не встречает!
– Так ведь…– начала Гуда, но Любава тут же уколола старушку взглядом. Няня смешалась, схватила какую-то полупустую корзинку и стрелой вылетела из кухонь, что-то бормоча.
– Ну? – на сей раз Рёрик обращался к Любаве, которая, едва сдерживая дрожь в руках, накладывала в миску еду, видимо, для него.
– Ушла она, – после некоторых колебаний, выдавила из себя девушка. Промедлив, будто ожидая чего-то, она продолжила накрывать стол. Теперь уже она делала это чуть уверенней. Умила права, нет причин бояться. Нужно придерживаться первоначального замысла и все получится.
– Куда ушла? – удивился Рёрик, опершись на косяк ладонью.
– Куда-то…– Любава опустила глаза. Она следовала наставлениям Умилы четко. Отвечать на его вопросы пространно, не вдаваясь в детали.
Рёрик с полминуты стоял неподвижно, осмысливая услышанное. Он не понял, что имелось в виду. Ушла. Или вышла. Так куда же она все-таки делась посреди ночи?!
– Я бы непременно дождалась…– Любава развеяла сомнения Рёрика тихой репликой.
Он ничего не ответил на услышанное откровение. Чувства Любавы его мало заботили. Зато он уже явственно ощущал, как к нему подступает гнев. Он уже забыл, когда это в последний раз от него кто-то уходил. Тем более Вольна, с которой он всегда был столь терпелив. Уж ей-то не на что было жаловаться! Тем не менее ее тут нет. Как она посмела так поступить?! Предать, бросить, не дождаться!
В этот момент в дверях появилась закутанная в шерстяную шаль Умила. Она ступала нарочито тяжело, то и дело обессилено охая и прикладывая ладонь к сердцу.
– Мы ждали тебя много раньше…– начала Умила слабым голосом. Лоб ее напрягся паутинкой морщин. И она потерла виски, давая таким образом понять, что ее мучают нестерпимые боли. – Любава, завари мне травы…Те, что у знахарки забрала поутру…
– Где Вольна? – обратился Рёрик к матери.
Старая княгиня деланно вздохнула. Водворилась тишина. Лишь Любава, украдкой поглядывая на обоих, спешила приготовить отвар, громыхая котелком. Она была готова исполнять любые приказания Умилы, лишь бы только это помогло ей сделаться женой любимого князя.
– Ушла, – развела руки в стороны Умила.
– Куда ушла, я спрашиваю?! – нетерпеливо рявкнул Рёрик.
– Не знаю. Ушла и все…Нагрубив мне напоследок…– Умила оставалась возмутительно спокойна, словно речь шла о пустяках. Теперь она уже не выглядела умирающей, каковой была в своих покоях. Она с интересом потянулась к блюду с орехами и начала щелкать их один за другим. – Хлопнула дверью и ушла.
– Когда? – заорал взбешенный Рёрик. – Кто ей позволил?!
– Разве ей нужно чье-то позволение? Ты же знаешь: нрав у бабы этой строптивый. И скверный, – Умила выделила последнее слово особенно. – Видно, прискучило ей ждать тебя…Ты обещал, что вернешься летом, а теперь уж осень. Я не хотела тебя огорчать…Но это из-за нее мне сделалось дурно…Как она кричала…Как ругалась…Какие слова говорила…У меня язык не повернется передать тебе это…Из уст женщины такое сквернословие непозволительно, – княгиня сказала отчасти правду. В то злополучное весеннее утро брань в княжеском доме действительно звучала. Вольна ссорилась с Умилой и Любавой, и кажется, даже сумела переорать их обеих. Разозленная до крайности красавица в итоге, действительно, покинула дом. Но далеко не ушла. Почти сразу ее подкараулили горожане, науськанные по приказу Умилы. Останься Вольна в своих покоях, стерпи она обиды, в реке бы не оказалась. По крайней мере, в тот день. – В мои годы следует избегать волнений, сын…Если бы я не дожила до рассвета, это было бы на ее совести. Если конечно, она у нее есть.
– Поймаю. И прибью ее, – сейчас уже Рёрик был в ярости. От его чувств не осталось и следа. И если еще утром он мечтал заключить в страстные объятия любимую, то теперь, и правда, был готов убить ее. Положа руку на сердце, он и сам все знал про свою Вольну. Она упряма и капризна. На любое замечание у нее всегда один довод: «Мне беременеть, тебе прихоти носить». Да, в ней нет покорности, уступчивости и женской мягкости. И все это он простил бы ей, если б только она ждала его.
– Ты не должен теряться из-за худородной девки, – наставительно заметила Умила, когда Рёрик со злости смахнул какой-то кувшин со стола. – Тем паче когда здесь твои люди…Смотрят и видят, – понизив голос, напомнила мать сыну. – Ты же не юнец. Все. Забудь ее. Выброси из головы. Есть более достойные особы…– Умила красноречиво обозрела Любаву. Та, поймав взгляд старой княгини, тут же поставила миску с едой перед Рёриком, который в тот момент гневно смотрел в одну точку. Все это время Любава предусмотрительно помалкивала, слушая россказни Умилы, из которых следовало, что Вольна ушла из дома чуть ли не вчера. Не говорить же князю, что они извели его любимую почти сразу, как он отбыл. Это, безусловно обман. Но ведь ради блага. Вольна теперь выглядит в крайне неприглядном свете. Ее отсутствие легче пережить. Ведь пуще всего мужчины ценят верность. А она, Любава, будет ему верна.
– Поешь, – предложила Умила. – И спать ложись. Утро мудренее вечера.
Рёрик машинально взял в руки плоскую ложку, хотя есть уже не хотел. Тут же к нему подскочила Любава и что-то суетливо налила в его кубок. Что-то хмельное и ароматное. Длинные юбки дочери Дражко коснулись его ноги. Рёрик бросил мимолетный взгляд на девушку. Она, видно, истолковала этот нечаянный взор так, как ей нравилось, и потому улыбнулась, смущенно опустив очи.
– Позови моих людей. Пусть поедят и отдохнут, – уже не глядя на Любаву, повелел Рёрик мрачно.
Расстроенная Любава вышла на двор, где дожидалось отбоя несколько человек. Среди них она узнала Лютвича. Он разговаривал с каким-то парнем. Их голоса глушил ветер. Но, судя по лицу поклонника дочери Дражко, беседа была любопытна.
Когда Лютвич вновь увидел предмет своего влечения, то ощерился какой-то непонятной нервной ухмылкой. Саму Любаву передернуло от подобных знаков симпатии.
– Рёрик зовет всех вас потрапезовать, – не удостоив Лютвича взглядом, обратилась Любава к остальным мужчинам. – Поешьте и отдохните, место всем найдется, – по-хозяйски пригласила она Истому и Ингвара в дом.
– Чего не здороваешься? – сразу прицепился Лютвич к своей ненаглядной. Так получилось, что она шла последней, а он – за ней. Вместе они чуть замешкались. Он проворно перегородил ей дорогу, как часто делал и прежде. Любава попыталась обойти его сначала слева, потом справа, но он не пропускал ее.