И не проходит минуты, как старушки во дворе начинают шептаться ровно так, как и предсказала Оливия. Ее подруга за этим уже не следит, и так понимая, что это было слишком очевидно, и только качает головой. А сама девушка спокойно завязывает шнурки, застегивает блузку, надевает обратно пионерский галстук, но юбку так и оставляет лежать на бедрах, просто забыв ее поправить.
– Видишь? Все одинаковые, – без удовольствия сообщает Оливия. – Есть представления, и все пытаются им соответствовать. Кто их придумал? Зачем? А! Какая разница? Главное, что они есть, значит… значит, это кому-нибудь нужно. Понимаешь? Им не интересно знать, что они делают и зачем, они просто живут… по ГОСТу. Как одно большое, дружное стадо.
Виолетта, заметив на лице девушки вновь проявившееся недовольство, тоже изменяется в лице. Гораздо радостнее ей видеть на лице подруги милую улыбку. Оливии она настолько идет, что ее прелестное, строгое, но очаровательное личико, когда на нем появляется улыбка и радостный прищур, трогает даже сердце подруги, отчего Виолетта каждый раз начинает даже слегка завидовать, но и любить Оливию еще больше.
Кроме того, именно вот из-за таких перемен в настроении, которые у девушки случаются время от времени, других подруг, а тем более друзей у нее нет. Это уже само по себе делает Виолетту особенной. Несмотря на все свое безмерное очарование, приближаться к озорной старшекласснице никто не решается, а потому только она, только Виолетта может обитать рядом с девушкой, в которую и сама, пожалуй, была бы не прочь влюбиться несмотря на все запреты.
– Ну, перестань, – упрашивая, отвечает она девушке. – Ты хоть представляешь, в когда они жили?
– В этом и дело, – сразу отвечает Оливия.
Она тут же теряет сердитый вид, а если точнее, то изначально Виолетта ошиблась и лишь теперь сознает, что девушка говорит с каким-то презрением, с недовольством, будто о чем-то мерзком, словно она вновь рассказывает про того прыщавого девятиклашку, который все время пытается затащить ее на прогулку.
– Ты подумай, – продолжает Оливия, – они войну даже прошли. Чего с ними только не было! А их волнует длина юбки.
Тут же она вспоминает про подол, лежащий на бедрах, опускает глаза, но вдруг застывает.
– Ты чего?
– Ничего, – отмахивается девушка, решив, что спрашивать подругу о длине юбки не стоит. А затем она мысленно возвращается к недостаткам общества, которое так расстраивает буйный нрав, ищущий свободы. – Они будто в клетке живут, ты так не думаешь? Ну вот какая разница… да хоть без юбки я буду ходить. Может, мне нравится. Какое кому дело?
Виолетта улыбается.
– А если вон тот старичок будет тут перед тобой голышом прогуливаться….
– Да и пускай! – с живостью отвечает девушка.
Она говорит так ярко, так горячо и страстно, что подруга мгновенно теряет последние черты шутливого настроения.
– Вот, если мне не хочется смотреть, значит я не буду смотреть! – объясняет Оливия. – А им какое дело? Мне бы не хотелось смотреть на этого старика, ну и я бы не смотрела.
– Но ты же все равно бы его видела.
– А это уже были бы мои проблемы, – не поддается девушка. – Не хочешь видеть голых людей, ну так и сиди дома на здоровье. Книги читай. Там даже если разденется кто-то, то смотреть не придется.
Виолетта не может найти способ переспорить подругу, но чувствует, что он должен быть. Это ощущение манит в глубины мыслей, чтобы откопать еще какое-нибудь возражение, но в итоге разговор приходится оборвать так, оставив его необъясненным, и не законченным, и не открытым.
– Нет! Только не он! – вдруг проговаривает Оливия с ужасом.
Виолетта мгновенно отвлекается от мыслей о споре, немедленно разделяя с подругой тревожное чувство, но еще не зная, что его породило. Затем, проследив за направлением взгляда, она быстро находит справа, возле одного из арочных проходов, смазливого мальчика с каким-то бледным, помятым цветочком в руке.
Юный комсомолец оглядывает двор внимательно и неторопливо, еще не успев добраться до той стороны, где на лавке примостились две очаровательные подруги. Лицо, ставшее плодотворной, богатой почвой для прорастания смачных прыщей, украшенное еще и квадратными, толстыми ободками дедовских очков, отпугивает от юноши других учеников уже не первый год, но несмотря на это, по какой-то одному ему известной причине, щуплый, всеми шпыняемый девятиклассник решился приударить за самой красивой девочкой школы.
Время от времени с Оливией пытался кто-нибудь завязать общение, но это только раньше, а в последние месяца четыре ее никто уже не донимал, кроме этого прыщавого мальчишки. Почему – трудно сказать. Вероятнее всего, никому не хотелось связываться с особой, которая своим вызывающим поведением завоевала недоверие даже учителей. И никто, в общем-то, и не пытался спорить с тем, что ходить по школе в кроссовках, носить странную прическу, спорить с учителями относительно свобод поведения – все это признаки несомненно отклонений в развитии здорового гражданина. А кроме того, никто не хотел связываться с ребенком служащей Кремля, хоть вслух это и нигде не произносилось.
Впрочем, один только этот мерзкий, очкастый и откровенно тупой мальчуган отставать никак не хотел, будто бы мечтал однажды добиться Оливии, во что бы то ни стало. Разумеется, это ей нравилось с каждым разом все меньше, с каждым разом доставляло все больше неудобства, а кроме того начинало уже пугать и злить, и девушка всеми силами давно пыталась избегать встреч, но каждый раз настырная клумба прыщей смотрела откуда-то парой коричневых глаз.
– Да он не подойдет, – пытается Виолетта успокоить девушку. – Ты же не одна. Точно не подойдет.
– Если бы!
Оливия уже берется за ручку портфеля, но пока еще старается прятаться за спиной подруги, быстренько поменявшись с ней местами. И все же, едва мальчишка поворачивается, как ему хватает нескольких секунд, чтобы, прищурившись, узнать спрятавшуюся за спиной подруги возлюбленную, смущенно замахать рукой и, укрыв за спиной мятый цветок, с улыбкой двинуться навстречу.
– Нет! – вырывается у девушки разочарованное восклицание. – Все! Увидимся вечером! Как обычно!
Виолетта оборачивается, но успевает лишь сказать: «Ага», – как ее подруга, вскочив с лавки, уже быстрым шагом направляется в сторону второй арки быстрым шагом, раскачивая бедрами, как при спортивной ходьбе.
Да и идет девушка не слишком медленно. Кажется, она пытается делать вид, будто бы не заметила воздыхателя, а просто заторопилась, и стремительно исчезает в направлении другой арки.
Печально опустив брови и плечи, юноша провожает ее взглядом, но следом бежать не решается. Он снимает очки, протирает о рубашку, следом тут же ее заправив поглубже в шорты и измяв цветок еще сильнее, и даже не замечает, что к нему успевает подойти одна из двух школьных красавиц.
– Долго ты еще будешь приставать к моей подруге? – спрашивает Виолетта уверенным тоном.
Мальчишка поначалу замирает, потом начинает заикаться, но больше двух звуков вряд у него сложить не получается, так что девушка, с нетерпеливым вздохом отведя глаза в сторону, уже через несколько секунд прерывает его раздражающие попытки заговорить на человеческом языке.
– В общем так, – отрезает она голос девятиклашки резким, строгим заявлением, – еще хоть раз она на тебя пожалуется, и будешь объяснять моему другу милиционеру, почему ты ее все время преследуешь.
Мальчишка стоит так же, как и стоял, разве что шире открывает глаза, а от красноты белые прыщики на щеках начинают выделяться еще сильнее, отчего Виолетта, не удержавшись, корчится.
– Ты меня понял? Я не шучу! – грозит она пальцем, а сама торопится быстрее уйти.