Если исходить из основополагающих принципов существования всего живого, то в нашем мире нет ничего неизвестного, непонятного, исключая разве по-настоящему новые открытия и пионерские изобретения. Проблема жизнеустойчивости государства была хорошо известна Макиавелли (более подробно о нем смотрите ниже) еще 500 лет назад, когда он писал о том, как «все государства обычно из состояния упорядоченности переходят к беспорядку, а затем от беспорядка к новому порядку.., ибо «беспорядок – погибель», и как этот порядок надо наводить. Макиавелли, отметим для усиления, тем знаменит, что в отличие от других говорунов-философов ничего не придумывал, а лишь констатировал известное, а значит, писал о том, что имело место и ранее.
Все с нами случившееся человечеством было проиграно многократно, и всегда по одному и тому же практически сценарию. Сталин здесь никакое не исключение и, теперь в интересующем нас историческом плане, как личность не представляет никакой загадки. Он хотел войти в большую историю и, опираясь на Макиавелли, знал, как это надо сделать, как стать не просто во главе «крупной машины», а во главе реальной Великой империи. Он был неплохой ученик и взял от Ленина весь придуманный им партийный инструментарий, за исключением лозунговой болтовни и его неспособности к достаточно длительному и «однообразному» созидательному процессу.
Сталин оказался незаурядной личностью, величайшим государственником и такой же величины прагматиком, органически сочетавшим последнее, кроме того, еще и с чисто личностными устремлениями. На негодном фундаменте марксовой утопии за каких-то два десятка лет, руководствуясь в большой степени Витта пониманием государственных процедур, Форда подходами к управлению и производству, Крылова и Капицы взглядами на дела и жизнь людей, а главное, собственными представлениями о том, что принятое им от Ленина может быть задействовано и эффективно работать только в рамках всеобщего принуждения и жесточайшего единовластия, он заложил столь мощное государство, что, несмотря на известные разрушительные акции всех последующих «вождей», оно просуществовало еще 40 лет, а затем целых 10, теперешних, продолжает худо-бедно плестись при почти полной неуправляемости и нещадном его разграблении. Попытки некоторых экономистов и политологов распрояснять нам, что созидательный процесс в нашей стране имел место и после смерти Сталина, могут быть отнесены только ко времени, ибо все отмечаемые ими тут наиболее впечатляющие успехи и достижения произошли еще в те годы советской власти, когда, в силу ньютоновского закона инерции, применимого к большим социальным системам в такой же степени, как и к телам физическим, мы продолжали фактически жить по сталинским планам и на материальном базисе, при нем построенном.
Сталин еще раз, в непревзойденном масштабе, фактически повторил давно известное и блестяще доказал. Что людьми руководит никакая не идеология, а в чистейшем виде человеческая страсть. Что идеология просто инструмент для движения к заветной цели. Что последняя, дабы оставить действительно по-настоящему заметный о себе след в истории, может быть достигнута только при упомянутом полном единовластии. Что для одержимых властными поползновениями людей нет понятий совести, чести и других подобных категорий человеческого поведения, ласкающих души обычных смертных.
Всеми своими деяниями, несмотря на отмеченное явное умение не только казнить, но и заставить людей работать, творить и верить, он, взяв на вооружение марксистско-ленинскую идеологию, подтвердил и вторую часть подобных человеческих деяний – их фактическую стратегическую бессмысленность, их не свершимость, как только они переходят за некую черту допустимого природой живого.
Больше о Сталине историкам ничего не надо знать и ничего не надо придумывать: все давно известно. Писать о нем следует в романах. Тут поле для авторских измышлений, кажется, не имеет границ. Природный ум и хитрость; целеустремленность и прагматизм; самообладание и выдержка; уникальный им придуманный метод нагло-догматической полемики со своими ортодоксальными политическими противниками; невиданная жестокость в сочетании с выдающимися способностями организатора, изумительным знанием психологии нормального человека и умением очаровать, наделить властью и дать почувствовать (в рамках им задуманного и дозволенного) сладость последней его последователям, разным деятелям и руководителям – полный набор характеристик на любой писательский зуд.
Троцкий
Еще одна личность, выдвинутая на арену российской революцией. Удивительная своим шизофреничным самомнением и почти таким же влечением к власти, может даже и не к самой власти, как таковой, а к ее атрибутам, к процессу властвования – во всей его полноте проявления. Удивительное сочетание высокой образованности, талантливости, способности к живому образному слову с безбожной ограниченностью, когда вопрос касался каких-либо марксистских догм или придуманных норм и правил в подходах к жизни. Явно эгоцентристски исходящих от чисто личностных привлекательных сторон собственной натуры – характерных способностей и возможностей. Ленин был похож и ему нравился. Сталин не способен к «импровизации, смелой инициативе, вдохновению, не слыл трибуном, ему не хватало красок, личности, размаха, воображения, капризного великодушия», – второй сорт, серая ограниченность, хотя и красиво загнавшая в угол Троцкого, обладавшего всеми выше названными качествами.
Троцкий незауряден, одарен, но это одаренность революционера, способного только к войне и разрушению. Результат его жизни – один сплошной негатив при впечатлительном для толпы движении по жизни, включая свою собственную смерть и уготованную им смерть чуть ли не всех родных и близких. Еще один нагляднейший пример того, как человеком правит не идеология, а натура с ее страстями, одержимостью и жаждой власти.
Чем в большей степени они довлеют над человеком, тем больше вероятность движения к конечной цели своей деятельности вне давно известного опыта мировой истории, вне законов природы живого, вне элементарной оценки вокруг происходящего. Вроде отношения Троцкого к несправедливости и даже зверству, что творил он по отношению к сотням и тысячам людей, и к тому же самому, когда оно вдруг адресовалось ему лично – двойной мерке, являющейся чуть ли не красной нитью всей его жизни. Его писания о Сталине прямое подтверждение сказанному. Везде двойственность в подходах к оценке событий и людей. Выгодно мне – хорошо, выгодно Сталину – плохо. А в результате, – замысленное фактически в качестве пасквиля на Сталина оказывается почти безупречным пасквилем на самого себя.
Троцкий и ему подобные есть продукт массового психоза человечества, приспособленного к завороженному одномерному восприятию внешних атрибутов движения «героя» по жизни. Насилия и разрушения, трибунных речей, броских лозунгов, пустых обещаний – всего того, что бьет на психику человека и не подвергается им хотя бы малому анализу. Исключи эту «завороженность» – и от Троцкого осталось бы одно пустое место, в лучшем случае музыкальный шум из красивых, но таких же пустых словосочетаний.
Волкогонов в политическом портрете «Лев Троцкий» приводит сталинскую характеристику Троцкого как главаря «оголтелой банды вредителей». Отбросим политизированную ее подоплеку, и мы увидим, что, по существу, она полностью соответствует реальной действительности. «Одержимый мощный интеллект» в конечном итоге являлся настоящим вредителем. Впрочем, таковыми являлись и все остальные его сподвижники-революционеры. Что они нужны – нет спора. Но нужны именно так, как и все другие вредители в живой природе. Для того, надо полагать, чтобы лучше оттачивался дух созидания.