Маркс и подавляющее число известных ему экономистов были достаточно кабинетными учеными, мало понимавшими истинные реалии жизни. Писали они, судя по многочисленным цитатам, составляющим по объему чуть не добрую половину «Капитала», больше для своего круга. Писали почти все трафаретно с величайшей самовлюбленностью и прожектерскими притязаниями на открытия, отсюда одинаково некорректно, с большим количеством упущений и потому, как бы специально, предоставляли друг другу материал для взаимной того же качества критики.
Капиталисту эти кабинетные труды были не нужны. Из любопытства он их, может, и полистывал, расширял свой кругозор, но про себя посмеивался и удивлялся – разве только легкости слога и писательской плодовитости авторов.
Действовал же в жизни совсем по-другому, исходя из главных особенностей интересующего его процесса. Последний обязывал капиталиста срочно придумать то, чего еще нет
у потенциальных конкурентов, сделать это придуманное возможно качественнее, быстрее и с минимальными затратами, а для этого купить всё, включая рабочую силу, подешевле и надлежащего вида и заставить, используя свой талант и способности (про которые Маркс совсем забыл), все доставленное продействовать должным образом. Затем, согласно давно известным законам рынка, привлечь доброго продавца (не исключая той особы со стройными ножками) и поручить сбыть товар там, где на него высокий спрос и где можно взять максимальную цену. Учесть при этом кучу других факторов. Наконец, сосчитать правильно, поскольку все делается в реальном пространстве и времени, дебет – кредит, взвесить, соответствует ли полученный доход им ожидаемому, и ринуться, если повезло, в очередную авантюру.
В чем же тогда особенности товарного рынка при капитализме? Да ни в чем. Все его принципы известны с времен, когда человек научился таскать головешку для розжига своего костра. Изменились лишь масштабы. Выгодная сделка (хоть купля, хоть продажа чего бы то ни было) для одной стороны по отношению к другой основывалась всегда на их неравенстве: когда на одной стороне – богатый, сильный и сытый, а на другой – бедный, слабый и голодный. Это неравенство возникло на земле от природы, с момента появления на ней первого живого существа. Человек здесь даже никакое не исключение, так что эксплуатация – от общественного неравенства людей, причем группового, а отнюдь не классового. Марксовый прибавочный труд (который к тому же, поговаривали, придумал первым вовсе не он, а некий Ротбертус) – тут ни при чем. «Теория» прибавочной стоимости есть с позиций настоящей науки самая настоящая фикция.
Миром правит не только капитал и жадность к обогащению, а и, пожалуй, в значительно большей степени то, что Джек Лондон называл человеческой устремленностью к «влиянию и власти». Маркс также действовал полностью по Джеку Лондону. Ему нужна была слава не просто борца, – гения. Он не мог обойтись одной констатацией факта капиталистической эксплуатации рабочего труда. Нужно было так любимое всеми философами «теоретическое» обоснование такого факта.
Он его придумал, и «фокус» получился… Какой?
В «Капитале» Марксом приведено огромное число очень злых, но часто весьма метких отзывов о трудах его коллег и оппонентов. Об исходных причинах и качестве подобной критики, добрая половина которой может быть отнесена к самому Марксу и его «Капиталу», я упоминал. Один из них, адресованный Мальтусу, полностью сему соответствует и прямо отвечает на поставленный выше вопрос. «Большой шум, вызванный этим памфлетом, объясняется исключительно партийными интересами». (Я не привожу здесь предшествующих данному выводу слов Маркса в силу их разбойничьей тональности. См.: К. Маркс. «Капитал». Издательство политической литературы, 1953, с. 622.)
Именно в силу названных интересов: любви к «теориям», внешней монументальности и бунтарского духа, «Капитал» был взят на вооружение революционерами. Прожженный хитрец Ленин, полагаю, отлично знал истинную научную цену «Капиталу», но ему нужен был коммунистический Бог. Он сделал Маркса Богом, а «Капитал» – Библией. (Равно, как Сталин проделал то же с Лениным и его Трудами, а Ельцин, обратно, с Богом и Библией, уже в первозданном их виде).
Но жизнь есть жизнь, ее действительные законы существования не могут быть низвергнуты человеческими желаниями. Я прихожу почти к абсолютному выводу, что истинная эволюция жизни и культуры человека, прежде всего, есть результат материализованного творческого труда ученых, инженеров, техников и прочих людей, занимающихся истинно полезным для общества делом. Мир же всех пишущих, агитирующих, чего-либо проповедующих в лучшем случае лишь косвенно способствует первым, иногда повышая несколько их интеллектуальный потенциал. В худшем – создает возмущения для очередного их устранения той же плеядой деловых людей в рамках естественной природной борьбы всего живого.
Марксу в этом плане принадлежит особо «выдающаяся» роль. Он получил результат прямо противоположный желаемому. В отношении его, как никого другого, сработала гегелевская «ирония истории». Придуманный им для капитализма главный исходный принцип возникновения капитала путем сведения стоимости рабочей силы «к стоимости определенной суммы жизненных средств, необходимых для поддержания жизни ее владельца», оказался в безупречно чистом виде претворен… в социалистическом обществе с его единой фабрикой, единым колхозом. Только в такой системе, вне конкурентной борьбы и при общих правил «игры» для всех, стало возможным точно сосчитать и платить ровно столько, сколько нужно для «поддержания жизни» рабочих рук. Как эта плата определялась – вопрос, который я оставляю для разрешения новым марксам.
Круг замкнулся. Гегель был прав, но… только в части одержимых, подобных Марксу. На людей дела гегелевская «ирония» не распространяется. Они творили и могут достойно и плодотворно продолжать творить в полную силу своего таланта, ума и способностей.
Так что от Маркса – один негатив? Было бы крайней моей односторонностью остановиться на одном выше сказанном. Природа уравновешена. Правда, не ламарковское «идиллически-флюидное самосовершенствование» живого, не противоположный ему дарвинский «беспощадный отбор» и не марксистская социализированная «борьба противоположностей», а придуманная природой борьба, как органический элемент эволюционного процесса, обеспечивает это равновесное в ней состояние для наиболее, видимо, эффективного безэнтропийного ее существования. Этот закон равновесного состояния в мире живого есть интереснейший эквивалент физическому закону сохранения энергии, импульса и электрического заряда, согласно которому в замкнутой системе не исчезает, а переходит лишь в другой вид энергия, сохраняется постоянным полный импульс и сохраняется равным нулю суммарный заряд.
Бескомпромиссная ненависть Маркса к эксплуатации, удобренная «монументальной теорией», не могла не привести к упомянутому огромному отрицательному всплеску, который тут же, в соответствии с названным законом сохранения, был скомпенсирован ему обратным положительным зарядом – здоровой реакцией Капитала на положение рабочего класса. Можно смело утверждать, что не будь нашей революции, в стратегическом плане загнавшей нас в глубочайшую яму, не было бы и того обратного, явно положительного, что произошло в современном капиталистическом обществе. Оно ринулось вперед прежде всего на «советских дрожжах».