Однажды вечером совершенно обессилевший Ма Лян прилег и сразу забылся – как будто уснул, но как будто и нет.
Он ждал, когда начнется сон. В последнее время он жил в мире снов о кистях. Он боялся, что снова приснится кошмар, и очень надеялся на хороший сон. Впрочем, Ма Лян был бы рад и кошмару – лишь бы в нем были кисти. Но во сне все было так же, как наяву: он никак не мог раздобыть кисть.
Ма Лян пробирался в мир грез, а может, уже оказался там. Он чувствовал то расслабленность, то напряжение, сознание его время от времени затуманивалось, потом снова прояснялось…
Вдруг в черноте яодуна вспыхнул столб белого света, такого яркого, что мальчик едва мог приоткрыть глаза. Перед ним стоял старец с седой бородой. Ма Ляну показалось, что он где-то видел этого старика, но никак не мог вспомнить, где. Не добродушный ли человек из храма бога-покровителя города стоял сейчас перед ним? Вроде бы похож, но не совсем. А может, это тот старик, что встретился ему в храме Вэнь-чана? Вроде бы похож, но не совсем. Или это тот щедрый старец, который подарил ему деньги в канцелярской лавке? Вроде бы похож, но не совсем. Юноша протер глаза и пригляделся.
Борода у старика была очень длинная, почти до земли, волосы и брови – седые. На госте был длинный желтый халат с широкими рукавами, подпоясанный желтым кушаком, на ногах – желтые тряпичные тапки, в руках – посох. Точь-в-точь бессмертный[11] из какой-нибудь пьесы. Старик теребил бороду.
Ма Лян не понимал, кто этот старец и зачем он пришел к нему, поэтому был удивлен и напуган. Он решил, что это сон, а во сне бывают всякие чудеса и странности.
Старец не спеша заговорил:
– Ма Лян, ты хороший мальчик, тебе полагается кисть. Я тебе ее подарю. Она волшебная, ты должен будешь рисовать для всех обездоленных, для тех, у кого нет кистей… – старик вытащил из рукава кисть и протянул ее юноше.
Ма Лян понял, что старец и впрямь собирается подарить ему настоящую кисть, но не решился ее взять. В попытках раздобыть кисть он претерпел за свою жизнь столько унижений, столько горечи познал, что и во сне его это мучило. Он не знал, настоящий это старик, или, может быть, один из тех жадных негодяев переоделся в старца. Ма Лян колебался, протягивал руку к кисти и тут же, вздрагивая, отдергивал ее.
– Бери же, только смотри не потеряй!
Ма Лян взял кисть.
– Дедушка, я… – он не успел договорить, потому что столб света вдруг исчез – так же внезапно, как появился, а с ним исчез и старец. В яодуне снова воцарилась непроглядная тьма, в которой не разглядеть даже пальцев на руке.
Ма Лян подумал, что это снова был сон, чудной, однако хороший. Но что это у него в руках?
Мальчик поспешно зажег факел и обнаружил, что в руке у него самая что ни на есть настоящая кисть, такая же, как те, что он видел в усадьбе у богача и в канцелярской лавке. Черная рукоять, белый ворс – та самая кисть, которую он хотел купить!
– Это не сон, это не сон, это не сон, – повторял он.
Ма Лян распахнул дверь и хотел догнать старика, но снаружи стояла непроглядная тьма, где уж было отыскать его?
– Дедушка, я вас так и не поблагодарил! Теперь, когда у меня есть настоящая кисть, я буду рисовать для всех обездоленных в Поднебесной. Пока я жив, ни за что ее не потеряю!
В темноте он услышал голос старца:
– Вот и молодец!
Подул ветер и снова воцарилась тишина.
Глава 9
У меня появилась кисть!
Усталость Ма Ляна как рукой сняло. Не в силах сдержать радость, он не стал ложиться спать, а вместо этого выскочил из яодуна.
– У меня появилась кисть! Теперь у меня есть кисть! – кричал он на бегу.
Ветер принес крики Ма Ляна в деревню. Уснувшие было крестьяне стали просыпаться и прислушиваться.
Мальчик колотил в ворота каждого дома и всех перебудил:
– Теперь у нас у всех есть кисть! У нас есть кисть!
А ведь стояла глубокая ночь! На шум сбежались все соседи, даже старики и дети. Все спешили к околице.
Ночь выдалась темная, не было видно ни звезд, ни луны. Крестьяне столпились. Кто-то принес с собой масляную лампу, несколько человек загородили ее собой от ветра, и в ее тусклом мерцании деревенские передавали друг другу кисть, разглядывали, ощупывали, кто-то даже нюхал, а кто-то подносил к уху, пытаясь что-то услышать. Все были счастливы.
Нежно погладив кисть, один из соседей вернул ее юноше:
– Ма Лян, скорей же нарисуй ею что-нибудь!
Внезапный порыв ветра потушил лампу, и все загалдели:
– Точно, Ма Лян, нарисуй большой красный фонарь, которому не страшен ветер!
– Хорошо.
Ма Лян принялся рисовать и вдруг почувствовал, что кисть стала очень тяжелой. Однако он решил, что будет рисовать, какой бы тяжелой она ни была. Ма Лян учился рисовать каждый день и за это время натренировал плечи и запястья. Теперь же он старался не обращать внимания на вес кисти, высоко поднял ее и на стене у околицы в несколько мазков нарисовал большой красный фонарь. И как только Ма Лян его закончил – фонарь стал настоящим и засиял.
– Ай да кисть! Что ни нарисует, все превращается в настоящее!
– Кисть-то волшебная!
– И впрямь волшебная!
Фонарь повесили высоко над околицей. Он светился красным светом, и красным было все вокруг – и лица, и одежда. Внутри фонаря потрескивал огонек красной свечи. Порывы ночного ветра раскачивали фонарь, но не могли потушить свечу, и красный свет по-прежнему ярко освещал деревенских.
Ма Лян радостно поднял над головой кисть и пробежал вокруг толпы:
– Это настоящая волшебная кисть!
Все радовались и поздравляли друг друга:
– Как же хорошо, что теперь у нас есть волшебная кисть!
Кто-то предположил, что тот старец – бессмертный даос и что мечта Ма Ляна о кисти растрогала его.
По просьбе соседей юноша описал, как выглядел старик. Тогда его попросили рассказать во всех подробностях, ничего не упуская, что именно сказал старец. Ма Лян рассказал, и все сошлись на том, что бессмертный с седой бородой наверняка был духом кисти, иначе откуда бы у него взялась волшебная кисть?
Сжимая в руках обретенную драгоценность, Ма Лян вдруг вспомнил, с каким трудом она ему досталась. Вспомнил все невзгоды, и в груди у него защемило, в носу защипало – и он заплакал навзрыд. Деревенские поняли, что творилось в душе у Ма Ляна, и, глядя на него, тоже пустили слезу. Лужайку у околицы наполнили всхлипывания…
Глава 10
Весна посреди осени
Дети удивленно спрашивали взрослых:
– У нас ведь есть волшебная кисть, почему вы плачете? Ведь надо радоваться!
Тогда взрослые утерли слезы.
– И то правда! Мы очень рады, очень, нужно это хорошенько отпраздновать.
Один из детей потянул Ма Ляна за руку и попросил:
– Братец Ма Лян, нашего петуха недавно унес хорек, нарисуй нам нового, хорошо?
– Хорошо, – весело отозвался Ма Лян. – Сейчас попробую!
Он нарисовал на стене большого петуха с яркокрасным гребешком в золотистом оперении и с темнозеленым хвостом. Ожившая птица слетела со стены!
Хлопая крыльями, петух взлетел на каменный мост и, вытянув шею, заголосил:
– Ку-ка-ре-кууу!
Услышав крик нарисованного петуха, деревенские петухи испугались, что проспали рассвет, и наперебой закричали:
– Ку-ка-ре-кууу!
– Ку-ка-ре-кууу!
– Ку-ка-ре-кууу!
Даже солнце, спавшее за восточными горами, пробудилось и, немного помешкав, бросилось будить утреннюю зарю, чтобы та скорее засияла.
Не успело еще солнце полностью открыть глаза и разлить по земле свой яркий свет, когда ночь, забеспокоившись, поспешила раньше времени свернуть свою черную постель и опустила молочно-белую пелену прозрачного тумана, чтобы скрыть свое поспешное бегство.
Рассвело. Все, кто собрался у околицы, переглянулись и увидели на лицах друг друга счастливые улыбки.
Еще один ребенок потянул Ма Ляна за руку:
– Ты же умеешь рисовать птиц? Нарисуй многомного птиц!
Своей волшебной кистью Ма Лян нарисовал целую стаю. Хлопая крыльями, они взлетели на деревья, расселись на ветвях и зачирикали, запели прекрасные песни. Были среди них сороки, попугаи, пеночки, ласточки, жаворонки, чижи и зимородки… Когда Ма Лян ходил за дровами в горы, он много рисовал птиц.