Стенографистка наклоняется к ней и говорит что-то на ухо.
Голда: Старик!? Зачем? Он же болен. (после паузы) Впустите его.
Даян: Зря, ничего нужного он уже не скажет.
Голда: Это нужно не нам, а ему. Впустите!
Стенографистка уходит. Входит Бен-Гурион.
Бен-Гурион: Здорово, предатели.
Голда: Давид, что с тобой?
Даян: Старик спятил!
Бен-Гурион: Еще нет, не надейся. Я пока еще в состоянии сопоставить пару очевидных фактов. И что-то мне не верится, что это нападение было для вас обоих неожиданностью!
Голда: Как это?
Даян: Ты о чем?
Бен-Гурион: А что это ты так испугался, Мойша?
Даян: Не называй меня так, я – Моше.
Бен-Гурион: Это когда ты сражался с вишистами, ты был Моше. И когда оборонял Дганию ты тоже был Моше. И еще много, много раз ты был Моше. Но сейчас ты – маленький, испуганный галутный еврей Мойша, несмотря на то, что родился в кибуце. И твоя повязка тебе сейчас не придает мужественности, Мойша Кутузов.
Голда: У Кутузова была повязка на другом глазу.
Даян: Кто такой Кутузов?
Голда: Ты болен, Старик.
Бен-Гурион: Это страна больна, а я просто умираю. Но сегодня я еще жив и сегодня я хочу посмотреть вам в глаза и спросить "почему?"
Даян: (после паузы) Да потому, что так было надо для страны!
Бен-Гурион: Вот сейчас ты стал похож на Моше, да и повязка тебе к лицу. Только мне был много ближе испуганный галутный Мойша. Он бы не подставил страну под удар, а ты подставил. И как, доволен?
Даян: Я был убежден, что мы справимся малой кровью.
Бен-Гурион: Ты ошибся. И эта кровь на тебе (Голде) и на тебе. Впрочем, вы это прекрасно понимаете и вы еще способны сами себя судить. Только построже, построже! Но все-же ответьте – почему?
Голда: Да потому, что начни мы первыми, нанеси мы упреждающий удар, на нас бы обрушился гнев держав. И Америка была бы в первых рядах. Киссинджер нас предупреждал напрямую.
Бен-Гурион: Когда это мы оглядывались на державы?
Голда: Да всегда, просто ты не хотел этого замечать.
Бен-Гурион: И ты полагаешь, что наше непротивление, наша подставленная щека принесет нам дивиденды?
Голда: Я в этом уверена!
Бен-Гурион: А я убежден в обратном. В 67-м мы напали первыми. Правда, Насер закрыл проливы, но кого волнует казус белли когда речь идет об евреях. И все кричали об агрессии, об ничем не спровоцированном нападении, как бы смешно это не звучало после речей Насера. А что в итоге? Нас стали уважать....
Даян: Нас стали бояться!
Бен-Гурион: На Ближнем Востоке это то же самое, мне ли тебе объяснять? Наши акции только поднялись, потому что все любят победителей.
Даян: Мы победим и в этой войне – слушай радио.
Бен-Гурион: О, да! В военном плане – мы победим. Но поверьте старому человеку, на нас еще навесят всех собак вопреки всякой логике. И сделают это потому, что мы прогнулись под Киссинджера, прогнулись под Москву, прогнулись под Садата. Особенно под Садата. Вот этот-то получит все дивиденды, ведь свое он уже урвал.
Даян: Что он урвал, что? Арик в 120-ти километрах от Каира!
Бен-Гурион: А Садату плевать!
Даян: Ты знаешь, что их потери в десять раз больше наших?
Бен-Гурион: А Садату плевать!
Даян: Мы взяли в плен тысячи египтян.
Бен-Гурион: А Садату плевать! Зато они взяли десяток наших и это их победа. А на своих они все плевать хотели! И знаете, что самое главное? Теперь они знают. что на нас можно давить и они знают как давить и они таки будут давить!
Голда: Скажи ему, Моше, что же ты молчишь!
Даян: Я промолчу, пусть Премьер скажет.
Стенографистка: Давайте лучше я скажу.
Голда: Ты? А что – говори. Ты последнее время изрекаешь истины. Правда опасное это дело.
Стенографистка: Я знаю.
Бен-Гурион: Ну-ка, послушаем глас народа.
Стенографистка: Этот глас вам может не понравиться.
Бен-Гурион: Неважно, мне последнее время многое не нравится. Наверное это старческое, или даже предсмертное. Ну давай, говори.
Стенографистка: И скажу, только потом не жалуйтесь. Вот вы тут обличали Премьера и Министра. А ведь они оба ваши ученики. Да, да, они не сделали ничего такого, что противоречит вашим собственным убеждениям.
Бен-Гурион: Моим? Разве я делал что-нибудь тайком от народа и от страны?
Стенографистка: А кто сказал: “Не важно, что хочет народ – важно, что нужно народу”? Ваши бывшие соратники оказались хорошими учениками.
Бен-Гурион: Постой, но иногда это бывает необходимо. Порой народ надо направить.
Стенографистка: Допускаю, что в этом был смысл раньше, когда наше общество бы незрелым. Но сейчас народ уже не тот, да и вы не те.
Бен-Гурион: Я-то точно не тот, что раньше. Предположим, однако, что ты права. Хорошо, тогда мы уйдем и освободим место тем, кто лучше нас, современней, демократичней, наконец.
Даян: Говори за себя, Старик. Меня еще рано списывать.
Бен-Гурион: А тебя и не спросят. Мне вот хватило смелости уйти раньше, чем вы меня об этом вежливо попросили.
Стенографистка: Интересно, подумали ли вы о том кто придет вместо вас? Ну-ка скажите, кого бы вы хотели видеть во главе государства?
Бен-Гурион: Думаю, с этим-то проблем не будет. Возможно, Шимон. Хотя…
Стенографистка: Вот именно! И это результат вашего авторитарного правления.
Голда: Врешь, у нас демократия!
Стенографистка: Обертка, не более! А у руля стоят сильные и харизматичные люди… истинные гиганты. Мы все перед ними… перед вами… преклоняемся. Вот только одна маленькая проблема. Гигантам свойственно остальных подминать под себя. Иногда они этого даже сами не замечают. В результате личности такого-же калибра просто не выживают, а остаются либо серости, либо приспособленцы и карьеристы.
Даян: Ну ты, дочка, загнула!
Стенографистка: Возможно, я немного преувеличила.
Даян: Хотя, с другой стороны… Впрочем, неважно.
Бен-Гурион: Не знаю, не знаю. Я никогда не рассматривал ситуацию с этой стороны. Что же это получается: отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина? (опускается на стул) Не понимаю. Ничего не понимаю. Наверно я слишком долго живу. Простите старика… Я просто устал, слишком устал. И
уже совсем ничего не соображаю. Скажите же мне, ради бога, что происходит?
Стенографистка: Похоже, заканчивается эпоха.
Бен-Гурион: И похоже, вместе со мной.
Эпилог
Голда, Бен-Гурион, Даян, Абба. Входит Стенографистка.
Стенографистка: Госпожа премьер.
Голда: Да?
Стенографистка: Вот. Список.
Голда: Список? Какой список? Ах, да! Давай его сюда. (Стенографистка передает список). Сколько?
Стенографистка: Еще триста пятьдесят четыре.
Голда: Спасибо, Можешь идти.
Стенографистка: Извините, можно узнать, что вы будете с ним делать.
Бен-Гурион: Она будет его читать! Вслух! От первого имени и до последнего.
Голда: Прочитай сам. Ну пожалуйста!
Бен-Гурион: Я плохо вижу.
Голда: Может Моше прочтет?
Даян: Ты премьер – тебе и читать
Абба: Читай – не тяни.
Голда: Ладно. (Стенографистке) Ты можешь идти.
Стенографистка: Можно я останусь?
Голда: Зачем тебе это?
Пауза
Даян: Ее брат сейчас на Синае.
Бен-Гурион: Или в этом списке. Извини, девочка. Ты его просмотрела?
Стенографистка: Я боюсь.
Бен-Гурион: Читай, Голда. Видишь – тебя ждут.
Голда: (смотрит в список) Тут все по алфавиту. Ну зачем же так?
Дальнейшего нам не слышно. Голос за сценой читает стихи. В это время: Бех-Гурион сидит, устало опустив голову, Даян стоит неподвижно, с какого-то момента отдавая честь, Абба сидит задумчиво, Стенографистка сидит закрыв лицо рукам. Периодически сквозь стихи слышен голос Голды. .
Голда: (читает) Абрамзон Давид… Альфаси Менахем..
Песня: Ты помнишь как обрушилась война?
Когда ушли от нас отцы и деды
И те что не увидели победы
Оставили в наследство имена.
Голда: (читает) Мошкович Гади… Мизрахи Шмуэль
Песня: Они погибли на войне, а тут
Остались только имена и лица
Ты можешь умолять или молиться
Но все равно обратно не придут
Голда: (читает) Познански Ицхак… Портнов Амихай
Песня: Ни завтра ни сегодня не придут
Не подойдут тихонько к изголовью