– Витя, что ты там мудришь, рация прекрасно работает!
Он вообще относился ко мне всегда дружелюбно и даже еще когда я работал в отряде с Шульгиной на Колыме и связь в отряде была на мне, он прощал мне, видимо, по моей молодости и уважению к моему отцу, некоторую вольность в эфире, когда я передавал: – РСГВ! РСГВ! Здесь РЖ знак Музис-младший (вместо положенного РЖ Знак М). А вообще он был очень строг в эфире. Но это отдельная история
Я и сам догадывался, что дело не в рации, но, когда понял что «дело не в бобине», уже и сезон подходил к концу.
Так вот, шлихи я отправлял в Жиганск, а минералогическая лаборатория была в Москве, а Москва была далеко и я прекрасно сознавал, что результаты получу только по окончании полевого сезона. Но то, что работы на нашем участке будут продолжены, я не сомневался.
Мы отработали и второй участок. Устроили баню в одном из домиков, а поскольку комнаты были большие, а окна разбиты, заделали все как могли и поставили две печки-буржуйки. Получилось и тепло и свободно.
Изба под баню
Можно еще рассказать, в чем мы выпекали хлеб. Очень просто. На обоих участках (поселках) предшественниками были смонтированы по две железные бочки, положенные горизонтально и засыпанные сверху и по бокам галькой и песком, также засыпано почти на половину и днище. Дверца – просто вырубленное топором в торце квадратное отверстие.
Два часа протопки, угли выгребались, на лопате засовывались формы с тестом, этой же заслонкой вырубленное окошко заслонялось и присыпалось выбранными углями. На трубу клалась обычно влажная брезентовая рукавица и плоский камень-плитка. Минут сорок ожидания – и достаешь испеченные буханки – вкуснейший хлеб. Особенно в почете были корочки-горбушки.
Полевая печка для выпечки хлеба (вид сбоку)
В маршрутах тем о обедали – чай и хлеб с сахаром. Это потом уже, когда нам стали поставлять колбасный фарш и «Завтрак туриста» в банках (вместо тушенки) и достаточно сгущенки, мы брали с собой на обед по банке фарша или сгущенки на 3—4 человек.
С живностью было не ахти, хариуса мало, но на участке с фабрикой было небольшое озерцо и, найдя на берегу две покореженные «морды» из металлической сетки, я выправил их, привязал веревку и закинул в воду. Вечерком проверил – полно мелкой рыбешки, отдельные до 5 см. Нашел здесь же какой-то старый чайник, вывалил в него рыбешку и с полным чайником вернулся к домику. Мелочь даже потрошить не стали, завернули в марлю и сварили ушицу, а крупных выпотрошили и даже пожарили.
Зайчонок
К середине августа подросли и зайчата, мы не трогали их до осени, а уж когда их стало не отличить от родителей, я аккуратненько открывал форточку и щелкал по одному из мелкашки. Бывает делал засидку на верхнем этаже фабрики, вечером они вылезали из норы и резвились среди кустиков и всякого железного хлама. Они побелели и хорошо были различимы даже в сумерки на фоне желто-красного кустарника карликовой березки и зеленоватого мха.
Можно еще рассказать о «гостях», которые посещали этот «эталонный» участок. Первыми высадились «мирнинцы» – небольшой отряд из трех молодых парней (геолога, радиста и рабочего) высадился у фабрики, а затем сплавился к основному поселку. Мы встретили их радушно, как положено на Севере. Поселились они в соседней с нашей большой комнате. Радист влез на крышу и воткнул в угол шест для антенны, при этом просто-напросто пробил рубероид, чем поразил меня своей «простотой». И, конечно, когда пошел дождь, через крышу протекло на чердак а с него в нашу комнату. Пришлось лезть и чинить.
Ремонт крыши
Поэтому и проводил я их с легким сердцем – храни нас бог от таких бесшабашных дураков.
Вторыми гостями был отряд Шахоткинцев, которые проехали мимо нас на нижний участок и обратно на вездеходе, «прибрав к рукам» несколько наших форм для выпечки хлеба, лежащих на улице возле «хлебной» бочки. «Мы сначала взяли, а потом подумали, а вдруг это ваши…» – сказали они, когда застали нас на обратном пути. Я отдал им эти формы, так как у меня был запас, но подумал: – «Оказывается безшабашное дурачье встречается не только среди мирнинцев». И еще мне было как-то неприятно, что они подстрелили прямо у нас на глазах одного из зайчат, которых мы выпасали и не трогали до осени.
Третьими был отряд из трех амакинских геологов во главе с Беликом, старейшиной Амакинки, о котором я много слышал от наших старших геологов, которые были хорошо знакомы со многими геологами Амакинки. Были с ним и две его собаки, молодой, очень резвый кобель и старенький легендарный Тюха, верный спутник Белика во всех его походах, о котором я тоже был наслышан и вот теперь увидел. Его именем он даже назвал одну из открытых им кимберлитовых трубок.
Легендарный геолог-алмазник Белик Ю. П. (справа)
Белик тоже высадился здесь по каким-то своим делам и, закончив их, предложил:
– Пойдем с нами до устья.
И я с удовольствием пошел. Одним из его спутников была молодая девушка Ирина, с именем которой у меня связан целый эпизод впоследствии. Я заверял небольшой перспективный участочек на речке Укукит и отобрав сверху вниз с десяток мешков с элювием склонов с шагом по 50 м промыл его и установил, где изобилие спутников резко обрывается. На следующий день, захватив треногу с магнитометром, мы полезли на склон с твердым намерением открыть кимберлитовую трубку. Выйдя на намеченную точку, я заметил какое-то светлое пятно на лиственнице. Это был затес, на котором было написано: «Трубка ИРИНА открыта». Год и подпись – «Белик». Это был год нашей встречи на Улах-Муне. Мне было обидно.
И еще. Дойдя с ними до устья, мы поужинали, они стали ставить палатку, а мы с Беликом с ружьишками «отошли оглядеть окрестности озер окрест». Я искоса поглядывал, не проплывет ли ондатра, как посреди озера вынырнула гагара.
Гагара
Видимо, она заметила наше появление и нырнула. Гагары вообще очень чуткие. Но они редко когда улетают, предпочитают нырнуть и выплыть где-нибудь подальше. Я вскинул свою малокалиберную снайперку, на что Белик удивился:
– Ты что, это же гагара!
Надо сказать, что местные гагару и за дичь не считают: и мясо жестковато, и обдирать сложно. А я же ем ее с удовольствием – жестковата, зато мяса много и навар для бульона дает. А ощипывать и не обязательно, снимаешь кожу чулком и все. Я ни уток, ни куропаток больше не ощипываю, просто обдираю и все.
– Да я разок стрельну, на удачу, – ответил я, понимая, что если попаду, придется раздеваться и плыть за ней.
А стрелять из снайперки – это не значит «наверняка»! Она хорошо приближает цель, но, если ошибешься с расстоянием, да еще по такой малой цели, да на воде – все равно промажешь. И я промазал.
– Пусть живет! – сказал я с облегчением, думая про себя, что и утка жива и плыть не пришлось.
Они и к рыбе так же относятся. Привыкшие к хорошей рыбалке и местные и наши из «старой гвардии» щуку и налима, например, и за рыбу не считают. Наш Иваныч, радист и завхоз партии (после Лачевского), доставая из сети щуку, презрительно выкидывал ее на берег, называя «сардоном». А мы, молодежь, после того, что видели на прилавках в рыбных отделах наших магазинов, уплетали ее, только дай. А какие котлеты мы наделали из здоровенной щуки, попавшейся нам в сеть на Колыме – до сих пор вспоминаю, облизываясь.
Сибирский налим
И еще. Вернувшись с Беликом к лагерю, мы еще попили чайку, они стали готовиться к ночлегу, а я «отошел оглядывать окрестности озер» рядышком. Подстрелил там двух ондатр и, придя к палатке, подвесил тушки на лиственницу где-то на уровне головы. Забравшись в палатку, тоже улегся – у меня был спальник-пуховик. Как я был наивен! Наутро на месте тушек я обнаружил возле лиственницы только кусочек требухи, и ту на моих глазах «подобрал» старенький Тюха. Молодой пес просто встал на задние лапы и сдернул тушки с дерева.