И вот позвонили мне как-то в пятницу, говорят, на место ехать. Почему на место? Нам на месте делать вообще-то нечего. Мы уже опосля всех других покойника в свои руки берём. Но начальство сказало, значит, чемодан в зубы – и вперёд. Водилы у нас не было, хотя штатная единица числилась. Спасибо, что машину дали. Вообще, Вузица – город небольшой. Да и пробок у нас нет, как и светофоров. Все по правилу правой руки ездят. И всё равно умудряются в столб или друг в друга въехать, переехать кого-то. Что за люди?
Старорусская улица – хорошо известное место, сам я тут от силы два раза был, но покойников отсюда видел. Плохие они, порченные все. Тучные и быстро разлагаются, трупные пятна ничем не уберёшь, обесцвечивать приходится. Лучше, когда покойничек сухой да тощий, такого любо-дорого гримировать. Но нет, некоторым при жизни нужно раскормить свою тушу, чтобы потом некий Сеня Сухарев маялся с ними. Эгоисты.
Заехав на Старорусскую, я сразу увидел толпу. Любопытно людям, кто там откинулся. Толпе всегда такие вещи интересны: кого в кутузку увозят, кто кому морду набил, кто уже никогда не встанет. Это, наверно, память о прошлом, когда люди жили интереснее, ну и умирали быстрее. Сейчас жизнь, несмотря на экологию, низкие зарплаты и прочие невзгоды – длинная и довольно унылая. Потому люди и не берегут свои головы. На что они им?
У подъезда дома номер шесть ждал Альберт Аристархович – судмедэксперт, я его знал условно, встречались пару раз, плюс дядя Вова о нём рассказывал. Они вместе учились. Одного я понять не мог: почему Кручинский судмедэкспертом стал, а дядя Вова – гримёром. Рядом с Альбертом Аристарховичем стояло двое его мальчиков – помощники, значит. Уж они его любили, в рот заглядывали. Кручинский – личность самовлюблённая, ему это внимание, как бальзам по сердцу. Да только вырастут мальчики, уедут из Вузицы, забудут учителя своего, а он и сопьётся от нереализованных амбиций.
Рядом с помощниками стояла милиция. Мокруха, что ли?
– Наконец, приехал, – сказал без прелюдий Альберт Аристархович, выплёвывая сигарету и протягивая руку. – Мог бы и побыстрее.
– Да я сразу, как позвонили, – мои вялые попытки оправдаться Кручинский не слушал. Схватив меня за рукав и потянув к подъезду, он бросил:
– Идём.
– Зачем я вам? – спросил я его, открывая плохенькую дверь парадной. Толпа заинтересованно шепталась.
– Владимир говорил, что после его смерти ты будешь этим заниматься.
– Чем – этим?
Альберт Аристархович окинул меня недоверчивым взглядом и раздражённо цыкнул. Вплоть до третьего этажа Кручинский молчал, а перед самой дверью резко обернулся и спросил:
– Неужели он совсем тебе ничего не рассказывал? – почему-то в его голосе мне почудилась насмешка и нотки самодовольства. Вроде как его посчитали нужным информировать, а меня – нет.
– Смотря, о чём, – туманно ответил я, решив поддержать это своеобразное состязание.
– Ясно, не рассказывал, – ещё более насмешливо ответил Альберт Аристархович. – Ну, проходи.
Кручинский открыл дверь и пропустил меня в узкий тёмный коридор. В воздухе появился отчётливый запах. Этот сладковатый смрад мне был хорошо знаком. Пройдя внутрь, я направился прямо, но Альбер Аристархович вдруг схватил меня за шею и повернул направо, к двери. В замшелой комнате, где уже лет пятьдесят висел на стене ковёр, а мебель представляла собой разномастные ДСП-предметы чешского производства, лежало тело. Это был длинный худощавый человек, скорее, даже измождённый, покрытый тонким слоем пузырящейся слизи. Слизь эта появилась в результате разложения тканей. Старик был абсолютно наг. Его вялые гениталии были перевязаны шнуром и посинели ещё при жизни.
– Результат сексуальных утех? – спросил я с интересом.
Альберт Аристархович хмыкнул.
– Не туда ты смотришь, Сеня, – сказал он хрипло. – На голову его посмотри.
Я взглянул на голову и только сейчас заметил, что в районе висков имелись ожоги, свидетельствующие о применении электрошока:
– Он пациент психиатрической?
Судмедэксперт не ответил. Он довольно смело осматривал ящики убитого, явно что-то там выискивая.
– Что вы делаете? – Кручинский посмотрел на меня и прижал палец к губам, призывая к молчанию. Я услышал шаги на лестнице, и через минуту на пороге появился тучный следователь с одышкой. Он взглянул на Альберта Аристарховича, скользнул незаинтересованным взглядом по мне и как-то неохотно подал Кручинскому руку.
– Здравствуйте, Альберт Аристархович, ну что? Опять? Откуда ж они такие берутся?
– Это уже ваша специфика, – сказал Кручинский.
– Альберт Аристархович, если вы закончили…
– Ещё нет, это мой помощник, – судмедэксперт показал на меня. – Арсений Сухарев.
Следователь мне кивнул, я ему тоже.
– Тогда, как закончите, отчёт мне и фотографии надо бы…
– Фото уже сделали, – ответил Кручинский. – У вашего лейтенанта спросите. И, Виктор Михайлович, давайте, мы закончим, тогда уж…
– Хорошо, – ответил следователь и без всякого недовольства ушёл.
– Разве вы входите в их группу? – спросил я с интересом.
Альберта Аристарховича, работающего на кого-то, было сложно представить.
– Не вхожу, – ответил Кручинский и вновь принялся обыскивать ящики. – Но у них людей нет, вот они и привлекают всех, кого можно.
– Что вы ищете? – спросил я вновь.
Альберт Аристархович не ответил. Несколько разочарованный поисками, Кручинский ещё раз обвёл комнату глазами.
– Идёмте, Сеня, – сказал он, наконец. – Мы здесь закончили.
– Да вы же даже тело не осмотрели!
– Мы его позже осмотрим, у вас.
– У меня? А заключение?
– Заключение уже написано, знали бы вы, сколько я их уже написал. Идёмте, – он подхватил меня под локоть и потащил к выходу. – Только молчи. Я тебе потом всё объясню.
Было бы неплохо, особенно ту часть, где он открыто шарил по чужим ящикам.
Когда мы вышли на улицу, я вдруг осознал, что от меня невероятно смердит. На улице стояла тёплая осень, воздух был чуть прохладным и свежим. На его фоне мы с Альбертом Аристарховичем сами пахли, как гнилушки. Ну и чёрт с ним. От меня после смены и похуже, бывало, пахло. Альберт Аристархович переговорил с Виктором Михайловичем, а потом повёл меня к моей же машине.
– Со мной поедете? – удивился я, садясь за руль. Кручинский сел рядом и тут же закурил.
– Хотя бы окно откройте, – попросил я.
– Что ж ты – гримёр, а не куришь?
– Странно слышать такие предрассудки от судмедэксперта. А вы, почему не алкаш конченый?
– Всё ещё впереди, – ответил он.
– Ну, так и у меня всё ещё впереди.
– Это верно, – сказал он. – К себе вези.
Я молча завёл машину, и мы тронулись. В это время года приятно вот так ездить. Домишки все маленькие, четыре этажа самое большее, довоенные, с украшательствами всякими, лепниной, которая периодически отваливалась, а потом клеилась обратно и замазывалась штукатуркой. Дорога ни к чёрту, но торопиться некуда. Так едешь спокойно, смотришь на солнце осеннее, и хорошо делается. Никакой спешки, никаких происшествий. Разве что – трупы странные. Ну что ж, бывает и такое: бандюги-то не перевелись. А с другой стороны, кроме нашей конторы по гримированию никого больше нет. Кто ж хорошего нужного человека убивать будет, даже если он авторитету нос криво замазал? Гримёр, он, как врач – человек необходимый. К тому же не болтливый, найди другого такого же. За такими мыслями я неожиданно для себя самого доехал до нашего морга. Альберт Аристархович ни слова не проронил, всё курил как-то нервно. А я гадал, что это с ним. Он же не такой человек, чтобы курить от нервов. Он был пижон и курил манерно, чтобы дамочки велись. И они велись. И хотя Альберту Аристарховичу пятьдесят пять стукнуло, он всё ещё был бодрым, подтянутым, моложавым, одним словом. После отпуска приезжал загорелый, это в нашу-то глушь. В общем, первый красавец, одно плохо – судмедэксперт. А туда идут люди специфические: циничные, иногда равнодушные, иногда вовсе психопаты, потому что натура сострадательная работать там не сможет. Сопьётся, вот как дядя Вова.