У меня дыхание сбилось от этих слов. Больше я не собирался разговаривать. Схватив девочку, поволок её к выходу. Та и не думала упираться, словно всё шло по её плану.
Я выкинул обманщицу в коридор, она упала на пол. Кажется, разбила коленки, но не стала плакать, только подняла на меня свой страшный пустой взгляд.
– Вали отсюда, – гаркнул я и захлопнул дверь. Привалился спиной, пытаясь угомонить бешено бьющийся пульс.
– Ты что, меня не любишь, папочка?
Я вскинул взгляд. Красное платье, чёрные косички, глаза – точно дыры в преисподнюю. Девочка стояла посреди гостиной как ни в чём не бывало. А у меня сердце в пятки провалилось.
Качнувшись с пятки на носок, она подошла к тумбе, взяла с нее настольные часы в форме сердца – дурацкие, но мне их ещё мама дарила, когда была жива. Под моим пристальным взглядом перекинула их из руки в руку. Часы зависли в её пальцах, а потом вдруг выскользнули, с глухим стуком ударились об пол.
– Ой, извини, – сказала она без тени сожаления. – Кажется, это сердце больше не тикает.
Часы треснули ровно посередине, будто их молния поразила или инфаркт. Под рёбрами кольнуло, точно ткнули спицей, болезненно-горячая волна затопила грудь. Мне вспомнилось вдруг, как Таня говорила, что у неё от рождения сердце слабое. Вспомнились её хрупкие руки, синие глаза, и так ужасно захотелось их увидеть, коснуться кожи, обнять. Такая тоска взяла, что даже дышать стало невыносимо. Померещилось даже, будто вот она, рядом стоит.
Я руки вперёд протянул, но неожиданно позади раздался резкий стук. Наваждение как рукой сняло:
– Добрый вечер! Вы полицию вызывали? – раздалось снаружи.
Я развернулся, распахивая дверь, вываливаясь под желтушный мерцающий свет коридора, дыша через силу.
– Савочкин Александр Анатольевич? – буднично спросил полицейский – толстый дядька в натянутой как барабан поношенной форме.
Ещё никогда в жизни я не был так рад служителям правопорядка. Если бы не одно «но» – девочка в красном стояла рядом с ним.
– Э, вы как? С вами всё впорядке?
– Да, да… – пробормотал я.
«Что это было? Почему я на миг увидел Таню? И как девочка оказалась сначала там, потом здесь? Чертовщина какая-то! Но зачем? – неслись в голове сбивчивые мысли, пока я оглядывался на квартиру. Дверь была нараспашку, а внутри – пусто. – Так, соберись, сейчас эту мерзавку заберут! Нет! Надо сделать так, чтобы её забрали!» – сказал я себе, прикрывая дверь и пытаясь выровнять сбитое дыхание.
– Где вы, говорите, повстречали этого ребёнка? – строго спрашивал полицейский, листая свою папку. – Эй, девочка, как тебя зовут? Где твои родители?
Из соседних квартир уже стали выходить люди: седая бабка, замотанная в пуховой платок – Марина Потаповна. Напротив тоже открылась дверь, в коридор высунулся высокий мужчина с залысиной – владелец местного магазина по имени Михаил. В руках он держал стеклянную бутылку с пивом.
– Что случилось, командир? – спросил сосед, оглядывая собравшихся.
– Ещё разбираемся, – сухо ответил полицейский. – Вот, кажется, ребёнок потерялся. Не знаете её родителей?
– Он… – вдруг подала голос девочка в красном. Голос у неё был тихий, как шелест страниц, но все замолчали, оглянулись на неё с таким видом, словно только сейчас разглядели.
– Он… – мерзавка показывала пальцам на меня, – мой папа.
Я аж вздрогнул от такой наглости. Все смотрели на девочку, а потом перевели взгляд на меня. Бабка в пуховом платке, моргнув, сказала:
– Сашенька, ты чего? Ну, подумаешь, с дочкой своей поссорился. Зачем было полицию-то беспокоить?
– Давайте по-порядку, это ваша дочь? – нахмурился полицейский.
– Да, – нагло заявила девочка.
– Нет! – возразил я. – Вы чего несёте! У меня нет детей! – от волнения голос у меня прыгал, в голове крутилось на одной ноте: «Бред-бред-бред-какой-то!»
– Слышь, Саня, – подал голос владелец магазина, потягивая пиво, – завязывай уже, не отрывай людей от работы.
– Ну-ну, разошёлся, – миролюбиво сказала Марина Потаповна, с улыбкой обращаясь уже к полицейскому. – Молодой ещё, не умеет детей воспитывать. Вчера из-за домашки весь этаж на уши подняли.
У меня голова кружилась, стены давили. «Зачем они врут? Выставляют меня идиотом! Зачем?» Вдруг почудилось, что в углах коридора ожили тени детей и теперь впились в меня жадными взглядами. Хотелось проснуться от этого кошмара. Тело и разум оцепенели, а в голове неожиданно всплыли слова Тани про «аномальный дом» про «бабку Макаровну» и про «зло, которое слышит».
– Это не моя дочь. Не моя! – сдавленно крикнул я, словно оправдываясь, но уже чувствуя – все слова бесполезны. – Она обманщица! У меня нет детей. Я бы хотел… но их нет!
– Но… – пробормотала бабка-соседка. Лицо её стало отсутствующим, она смотрела на меня, но словно не видела. Её губы растянулись в судорожной улыбке, какую я не раз видел у многих жильцов этого дома. – Но… если она не ваша дочь… То кто тогда вы?
– Так, – нервно оглядываясь, сказал полицейский. – С меня хватит. Александр, кем вам приходится этот ребёнок?
– Да никем!
– Он мой папа, – тут же возразила девочка. – Мой папа. Мой папа. Мой. Мой!
Хозяин магазина и старушка кивали вслед её словам, точно болванчики, которых дёргают за нитки. На миг мне почудилось, словно глаза соседей заволокло тенью.
– Вы не хотите пустить меня к папе? – не получив ответа, она обернулась на старушку, хмуро сказала, указывая на полицейского: – Он не пускает меня.
– С тобой потом разберёмся! – рассерженно приказал полицейский, как вдруг соседка-старушка с неожиданной прытью подскочила и вцепилась морщинистыми руками полицейскому в горло, заверещала, как резаная свинья:
– Она же сказала! Она же уже всё сказала! Он её отец! Любимый папочка! – глаза её выпучились от усилий.
Я успел только отшатнуться, когда Михаил с размаха ударил хрипящего полицейского бутылкой по голове. Тот упал, как подкошенный, гулко ударился лбом о плитку пола. Звук был такой, словно арбуз раскололся.
С ужасом я смотрел, как от разбитой головы полицейского пульсирующими толчками вытекает кровь, как она подбирается к красным сандалиям девочки, как впитывается в них, точно в губку, а красное платье становится ещё ярче, ещё краснее.
Оба соседа смотрели на девочку так, словно ждали приказов. «Что она им говорит, то они и делают. Она ими управляет! И мной тоже хочет завладеть! Что, если прикажет и меня убить?!» – неслись панические мысли.
Я прижался к стене, дыша как загнанная лошадь. Надо было бежать, немедленно бежать! Спасаться! Но путь к лифтам преграждали одержимые соседи.
– О! – воскликнула девочка, поднимая на меня тёмный, нечеловеческий взгляд. – А это Таня звонит! Она уже тут. Это я позвала её. Так же, как она призвала меня.
Тут же, словно по команде, в конце коридора звякнул лифт. Я увидел, как разъезжаются стальные створки и к нам встречу выходит моя Таня.
– Стой… – шепнул я, не веря глазам. Крикнул: – Уходи! Убирайся!
Но Таня уже прошла в коридор, оставив лифт позади. Она замерла, растерянная, напуганная, её взгляд потянулся сначала ко мне, потом к неподвижно лежащему полицейскому, затем к девочке в красном.
– Я так ждала тебя, – прошелестела девочка. Её восковое лицо пересекла тонкая ухмылка. – Мама.
Таня растерянно улыбнулась, медленно пошла вперёд, точно её на канате тащили. С каждым шагом её взгляд затягивала пелена, превращая синие глаза в тёмные омуты.
– Доченька, – пробормотала Таня, протягивая руки монстру в красном. Только тут у меня, наконец, хватило смелости к ней броситься, мимо соседей, мимо девочки. Никто из них даже головы ко мне не повернул.
Я судорожно схватил Таню за худые плечи, поволок к выходу, подальше отсюда, бормоча как потерянный:
– Таня, Танечка… У нас нет детей! Давай уберёмся отсюда, я тебя умоляю. Я тебя так люблю. Бежим отсюда!
– Как нет детей? – непонимающе ответила она. Мы уже были почти у лифтов. – Вон же. Вон же… Или…