Родители мои проснулись к обеду в комнате, смердящей дешевым табаком, перегаром и грязными носками. К такому зловонию им было не привыкать, потому оно их не смущало. Моя мать проснулась первая, замученная жаждой. Ох уж этот подлый сушняк… Ее голова была настолько тяжелой, что Алина была не в силах встать с дивана. Она растолкала мужа, чтоб тот принес стакан воды. Седой чувствовал себя чуть лучше, поэтому не отказал жене. Он налил ей воды из-под крана и стыдливо заметил, что самочувствие у него ужасное, как, видимо, и у нее.
–Да, – согласилась Алина, – не мешало бы похмелиться.
–Ну, – хмуро возразил Олег, – завязывай. Мы ребеночка ждем.
Седой все еще не забыл, что у него будет ребенок. Но его праведные намерения разбились о слабую волю и случай: как на зло зазвонил телефон и обломал все папины планы на возобновление праведной жизни.
–Эй, Седой, – хрипел в трубку Чепуха, – как ты там? Не хочешь похмелиться?
Папаша замялся. Он и хотел, и боялся. Седой знал, что если согласится поправить здоровье, то Алина тоже последует его примеру. Пока отец размышлял, что же делать, Алина вырвала у него трубку и решила все сама:
–Чепуха, здорова, бери свою мадам, и приходите сюда.
Папа хотел было возразить, но не стал, потому что слишком сильно было его желание поправиться. Алкогольная зависимость взяла верх над будущими родителями.
–Эх, какая! – засмеялся в трубку веселый грузин. – У нас спирт. Будете?
–Будем, – ответила мама.
На том и порешали. Отец лишь безвольно промолчал, хотя и мог все это остановить. Так и понеслась карусель пьянства во время беременности.
Мама пила спирт с Давидом и его женой и даже не морщилась, с удовольствием запивая его дешевым лимонадом. Седой тоже не отставал. Эти четверо беспринципных ублюдков любому нормальному человеку показались бы жалкими тварями, свиньями, но мне, к сожалению, довелось родиться и расти именно в таком окружении.
Хороша картина: беременная баба распивает спирт, муж ее в этом поддерживает, гости подливают. Не кажется ли вам, что это абсурд? Ни один нормальный человек не останется равнодушным, глядя на женщину, убивающую свой плод спиртом, и на людей, ее окружающих, которые этот плод добивают. Но те, кто был тогда вместе с мамой в комнате, люди абсолютно ненормальные.
В общем, время шло, я росла в животе, не подозревая о том, что меня ждет там, снаружи, а папа и мама возобновили свои гулянки, казалось, забыв о моем грядущем появлении. Мои родители слабые люди, неспособные бороться со своими пороками. Зеленый змей поборол их, и ничто разумное не могло вернуть эту парочку в реальность. Я продолжаю утверждать, что отец любил меня с момента зачатия и до самой своей смерти, несмотря на то, что позволял разрушать меня, находившуюся в утробе матери. Я продолжаю это утверждать, потому что знаю, что говорю правду, просто слабости моего папы оказались сильнее его любви ко мне.
Под натиском алкоголя рассудок сдавал позиции, покидал отца. А тот и не замечал этого. Алкогольный психоз становился все более возможным. Похмельный синдром все чаще лишал Седого самообладания. Где-то внутри он понимал, что происходящее в корне неверно, что невозможно родителям в ожидании чуда пороть так беспросветно и люто. Он понимал все это, но не хотел признать своей вины, поэтому втайне ненавидел с каждым днем все больше мою мать, считая, что лишь она является причиной этого отвратительного запоя. Ох уж эта черта Седого винить во всех бедах кого угодно, кроме себя любимого. Эта особенность, присущая трусам, отравляла жизнь как самому ее носителю, так и его близким людям. Захлебываясь в своей слабости, он злился, что не может ничего изменить, а злость надо было выплескивать.
И почему старость вызывает жалость? Из-за уважения? Из-за немощности? Старый человек прожил долгую жизнь, видел больше – у меня это вызывает зависть, ведь старик получил в жизни гораздо больше меня. В моей семье не было уважения к старикам, не было жалости, поэтому я этого не понимала. В нормальных семьях старость жалеют, уважают, берегут априори. А я не видела с рождения, что подобное выражать к пожилым людям до'лжно, поэтому я задавалась вопросами, за что и почему мне следует уважать и жалеть своих седых и дряблых предков, ведь именно такое воспитание вкладывалось в меня в малолетстве. Из семьи я вынесла лишь грязь. Только с годами другим институтам удалось вложить в мою рыжую голову что-то другое и изменить взгляды на жизнь. Сейчас я хотя бы не считаю, что стариков нужно унижать и презирать. Сейчас мне хотя бы все равно. Не вините меня. Еще в утробе матери я впитывала жестокость по отношению к старым людям. Моя бедная бабушка стала получать в разы больше тумаков в то время. Мой любимый деда Митя все чаще рыдал от страха перед разъяренным сыном. Первое время Седой не решался поднимать руку на Алину, потому что все еще помнил, что она носит в своем животе меня, но позже гнев все же смог поработить остатки его сознания, окунуть в беспамятство и заставить мстить предательнице жене за то, что они вместе подвергают их ребенка риску. Седой начал бить и мою мать.
Впервые она получила во время беременности, когда пошла все к тому же Чепухе ранним утром похмеляться. С Нового года мои родители загуляли, забыв о необходимости просыхать хотя бы временно. Числа третьего-четвертого мама проснулась с чугунной головой, в которой звоном отдавалась похмельная боль, и обнаружила, что в холодильнике нет абсолютно ничего: ни алкоголя для подкрепления здоровья, ни еды для беременной женщины. Будить отца она не стала, потому что он настолько опостылел ей, что возможность хотя бы какое-то время провести вне его влияния казалась ей счастьем. Вместо этого она созвонилась с Чепухой, с которым успела тесно сдружиться. Да, старый бывалый Чепуха проникся к беременной молодой Алине. Он считал ее за дочь, которой ему так не хватало. Дело в том, что этот бездушный сиделец когда-то был даже женат, у него была маленькая чернобровая дочурка, в которой он души не чаял, но ее мать (мудрая женщина) оградила свое чадо от такого нерадивого отца. Чепуха скучал по ней, но как и у всех остальных падших лицемерных людей, тоска его была насквозь фальшивой, выставляемой на всеобщее обозрение самыми показушными методами, чтобы поплакаться и получить порцию жалости в свой адрес, которой так часто не хватает обитателям синих ям. Так вот, Алине было примерно столько же лет, сколько дочери Чепухи, которую он давно не видел. Грузин относился к моей матери с большим теплом и поддержкой, той поддержкой, какую обычно могли оказать люди его сорта: опохмелить, угостить сигареткой, даже если она последняя, побыть собутыльником и даже предоставить ночлег в трудную минуту. Медвежья услуга, не так ли? Это для нас с вами так, а для им подобным это была самая настоящая помощь. В то утро мама пошла за очередной порцией такой вот свойской поддержки. С большим удовольствием она расположилась на кухне Чепухи в компании хозяина и его жены. Тетя Лиза тоже любила маму. Пьянка сближает. Алина сидела на задымленной кухне с пузом и запивала водой спирт, который Чепуха обычно покупал в частном секторе напротив их дома у местного барыги. Мама, ты же убийца… Правда. Я выжила. А если нет? Она ведь могла меня убить.
Пока мама наслаждалась обществом друзей, в соседнем доме проснулся папа. Как ни странно, он чувствовал себя не так плохо, попил воды из-под крана, умыл опухшую рожу и вдруг вспомнил, что чего-то не хватает. Кого-то. Жены. Он сел, нахмурился и набрал ее номер телефона. Она не брала. Ой, зря… Отец сильно разозлился. Эта шалава оставила его, так еще и трубку не берет? Каково! Нет, эту сука надо наказать. У отца зачесались кулаки, гнев норовил вырваться наружу. Когда Седой позвонил второй раз, мама сразу взяла трубку, но было поздно, потому что отца уже было не остановить.