Через час в новеньком мундире: чёрных брюках, белой гимнастёрке, подпоясанной кушаком с медной бляхой стоял в спальной комнате у узкой железной кровати. В её головах была прикреплена табличка, выкрашенная в красный цвет. На ней золотыми буквами сияло «Владимир Головинский».
Первого сентября после общего построения на плацу, Владимир вдруг услышал за спиной:
– Голова!? Голова, и ты здесь?
Головинский обернулся. К нему, радостно улыбаясь бежал Константин Белкин, его хороший приятель по Орловскому кадетскому корпусу.
– Белка, здравствуй! Ты тоже здесь?
– Ага, ещё с прошлого года! Ты разве не знал? Папа настоял… Да и мама тоже очень хотела.
– Ну и как здесь? – поинтересовался Владимир.
– Мне нравится. – Ответил Белкин, а потом неожиданно закричал:
– Господа кадеты, хочу представить всем вам моего старинного приятеля Голову. Он знает латынь лучше, чем знали её римляне. А поёт он, как… как, как Шаляпин.
К Владимиру стали подходить кадеты. Протягивали руки и предствлялись.
В Первом кадетском корпусе в почёте были занятия по физкультуре, особенный упор делался на фехтование. Большое внимание педагоги уделяли воспитанию у своих питомцев правильных манер, умению танцевать и достойно вести себя в женском обществе. Для этого два раза устраивались встречи с девушками из женских гимназий Санет- Петербурга.
В субботу с двенадцати часов Владимир получил своё первое увольнение. Он взял извозчика и поехал к Анастасии Михайловне. По дороге попросил остановиться, чтобы зайти в известный на всю Северную столицу цветочный магазин «Гертцнер и Компания».
– Милости просим, господин кадет! Заходите, не стесняйтесь! – вежливо пригласил его приказчик лет сорока в белой накрахмаленной рубашке в чёрном переднике и галстуком-бабочкой. – Чего желаете выбрать?
– А можно сначала посмотреть? – спросил Владимир с удивлением озираясь вокруг. Цветы в кадках, в горшках, лоханях с водой, в корзинах… Смешение запахов…
– Вы хотите что-то специальное? – улыбнулся приказчик.
– Розы, пожалуйста! – попросил Головинский. У него начала кружиться голова от изобилия цветов и ароматов.
– Имеем розы Портлендские, по двадцать пять копеек за штуку. Розы Бурбонские по сорок копеек за штуку. Дамасские – три штуки рубль… а вот обратите внимание: Моховая роза красная с нежно-жёлтым оттенком. Уникальные экземпляры! Уверяю вас! Если передумали покупать розы, то могу предложить вам рододендроны, камелии, флоксы, георгины, гладиолусы. Вот этот красавчик гладиолус стоит всего рубль десять копеек за штуку. – Приказчик увлечённо показывал свой товар…
«А у меня всего три рубля и мелочь! – подумал с огорчением Владимир, – к тётушке без цветов я не явлюсь, поэтому надо решаться».
– А вот у вас я вижу белые хризантемы, вон там на дальнем столе. Какова их цена? – поинтересовался Головинский.
– Замечательные хризантемы! Свежие ароматные и имеют невероятно белый цвет без каких-либо полутонов. Три штуки стоят всего сорок копеек. Будете брать? – моментально ответил приказчик.
– Девять! – не колеблясь, сказал Владимир.
– Прекрасно! Прекрасно! Сейчас я вам из них сделаю букет и уложу их в пергаментную бумагу. Вот пожалуйста! Один рубль двадцать копеек. – Протянул приказчик цветы Головинскому.
Владимир достал из кармана очень помятый рубль и две монетки по десять копеек.
Приказчик, широко улыбаясь, смотрел на помятый рубль.
– Спасибо за покупку, господин кадет! Наш магазин всегда к вашим услугам! – приказчик широко открыл дверь.
– Володинька, как я тебе рада! Как рада! – обняла племянника Анастасия Михайловна, поцеловала в щёку. – Ах, какие красивые хризантемы! Какая прелесть! Как пахнут! Проходи, мой дорогой, в гостиную! Я сейчас распоряжусь, чтобы накрывали на стол.
Забегала многочисленная прислуга Анастасии Михайловны. Через десять минут был сервирован шикарный обед на две персоны.
За едой Владимир с тётушкой беседовали о кадетском корпусе, о его мечте стать офицером, о таланте Шаляпина…
Время пролетело очень быстро.
– Ой, Анастасия Михайловна, мне уже в корпус пора! Спасибо вам за такой приём! Мне, честно, очень интересно с вами!
– Володинька, ты не представляешь, как мне было приятно беседовать с тобой. – Тётушка обняла его и поцеловала в щёку. – У тебя, дорогой мой, уже сейчас имеется особый лоск, лоск русского офицера: ты очень умён, начитан… И настоящий русский офицер должен иметь, – Анастасия Михайловна неожиданно замолчала, лукаво смотря на племянника.
– Что должен иметь? – не выдержав паузы, перебил её Владимир.
– Офицер должен иметь вот такой предмет и, обязательно, слышишь, обязательно, с достойным содержанием. – Анастасия Михайловна вручила ему новенький, резко пахнущий кожей бумажник.
– Спасибо, тётушка! – обрадовался Владимир и, чмокнув её в щёку, вышел из прихожей.
На улице он не удержался: вынул из кармана брюк бумажник и принялся его рассматривать при свете электрического фонаря на столбе.
«Теперь будет куда десять рублей прятать, которые отец мне каждый месяц будет посылать, – подумал с восторгом Владимир, – а отделений здесь сколько! Тяжеленный какой! Солидный подарок! А это что?»
Головинский вытащил две новенькие сотенные банкноты… Он испугался.
– Анастасия Михайловна ошиблась наверное? Забыла свои деньги? Надо ей сейчас же их вернуть! – лихорадочно подумалось ему.
Но в другом отделении бумажника Владимир нашёл маленькую открытку. На ней изящным почерком было выведено:
«Володинька, с началом учебного года! Можешь тратить эти деньги, как считаешь нужным. Целую тебя. А.М.»
У Головинского затряслись пальцы: у него никогда не было таких больших, нет не больших, а огромных денег.
– Вот это деньжищи! – вслух произнёс он.
Теперь все свои увольнения Владимир проводил у тётушки: играл на рояле, пел романсы, беседовал с Анастасией Михайловной и наслаждался чтением книг из её огромной библиотеки.
Быстро летело время. Вот и наступил декабрь.
На Рождество тётушка подарила Владимиру «Сокровища Лувра» – шикарную книгу на французском языке. В ней Головинский нашёл поздравительную открытку и… пятьсот рублей.
23 декабря он приехал в родительский дом, чтобы провести здесь свои рождественские каникулы. Целую неделю Владимир не выходил на улицу. Стояли сильные морозы, а потом, совершенно неожиданно наступила оттепель. Днём так пригрело яркое солннце, что с крыш закапали сосульки. Владимир решил прогуляться по окрестностям на лыжах.
Он прошёл через дубовую рощу, поднялся на холм. От открывающегося отсюда пейзажа у него перехватило дыхание.
«Разве увидишь такую красоту в Питере?» – подумал Владимир.
Он спустился с холма к реке. Здесь, на берегу, в окружении большой группы деревенских мальчишек лет тринадцати – четырнадцати стоял его друг детства и ровесник Колька Курицын, по кличке Курица, и оживленно размахивал руками.
– Привет, орлы! – поздоровался с ними Владимир.
– Ого, Володя приехал! Давно? – раздались радостные голоса.
Один только Курицын конопатый и задиристый презрительно плюнул себе под ноги:
– А, га-а-а- спа-ди – ин каде-ет, с приездом! – напирая на букву «а», ехидно произнёс он.
– Спасибо, Колька! А по какому поводу вы здесь собрались? – поинтересовался Головинский.
– А я, тута, говорю мальцам, что могу перейти речку, а они мене не верят. – Курица снова сплюнул.
– А зачем это тебе, Колька? – не мог никак понять Владимир.
– Хочу, чтобы все видели кто такой Курицын! А может ты тоже хочешь, а, га-ас-па-адин ка-а-дет?
– Зачем мне это? Ты же видишь, что лёд тонкий Да в саженях пяти отсюда виднеется огромная полынья. Ты видел? – Головинский показал пальцем на середину реки.
– Это для га-а-спод ка-а-детов тонкий! Кишка – сла-а-а- боватая у бла-га-родных! А мы простые. Смотри, что деревенский парень Колька Курицын делает! Берёт и запросто переходит речку.