Куратором нашей маленькой группы, или магистром был тот иностранец, теперь уже не в прилегающем спортивном комбинезоне инопланетянина, а в черной мантии судьи на процессе, а может, древней тунике. Он представился:
– Мой стартап, чем мы займемся, называется «Путь к смыслу».
Это был коттедж в густом лесу, как будто в засекреченном месте. Аккуратный деревянный дом из тесаных золотистых бревен с электронной начинкой, предоставляющий всяческие удобства и позволяющий отдаться учебе без всяких препятствий.
Усадьба с садом окружена забором из железной сетки-рабицы, наверно, для того, чтобы никто не убежал, не научившись быть ответственным за родину. На одной стороне за сеткой – густой лес, в глубине которого страшно и тоскливо остаться одному. А другая сторона упирается в высокий утес, закрывающий небо, за ним ощущается невидимая бездна. Как нам сказали, там полигон, называемый "Путь Сизифа".
– Слушатели тренируются, стремясь попасть наверх с "грузом прожитой жизни", очень тяжелым, но нематериальным. Наверху груз делается легким, как пух.
Ну, ну!
Наш инновационный "умный дом" казался живым, здесь автоматизированы системы отопления, освещения, снабжения и безопасности, обслуживающие роботы и гаджеты служат и прислуживают без тени зависти или желания плюнуть в тарелку, – только чистое, пусть и искусственное, расположение, служение нам. Создание креативщиков, отделивших искусственную доброту от живого чувства.
____
Занятия проводились в большом светлом классе, увешанном по стенам портретами великих людей, с рядом деревянных лакированных столов перед подиумом, на котором стоял стол преподавателя, а за ним на стене черная грифельная доска. В высокие окна подступали темные ветви густой чащи, чудящейся за ними. Магистр, в черной мантии, поздравил нас с началом занятий, и неожиданно строго, как заклинатель, предупредил:
– Итак, вначале было слово! Чтобы укрепить дух, вы должны полностью сосредоточиться, погрузиться в пространство мыслей, излагаемых моим голосом. Устраните все копошащиеся пустые мысли, коими набиты ваши головы, тянущие в мозги что попало, как дети в рот.
И продолжил:
– История говорит нам, что люди в массе не меняются. Не особенно ушли от древних, которые за порогом пещеры видели шевелящихся существ – демонов, чужие племена, готовые ворваться и вырезать всех, не щадя женщин и детей. Страшно! Или замыкались, как американская протестантская секта амишей, изолировавшая себя от цивилизации, даже громоотвода нет, ибо молнии – божья кара. А у некоторых еще остается сознание неандертальцев.
Мы, слушатели, удивились такому началу. Журналист Юдин поддакнул:
– Мы рождаемся, живем в чудесном ореоле надежд, и умираем разочарованными, уходя в никуда.
Я усмехнулся:
– Кто знает, не альтернатива ли это мировым угрозам. Может быть, там больше счастья, чем в мире, где "в глубоком знанье жизни нет".
Все засмеялись. Марк продолжил мою реплику:
– А как счастливы наркоманы, алкоголики, и все убегающие от проблем. Только не тяжелый труд и борьба!
Магистр недовольно глянул.
– Человечество часто голодало во время великих похолоданий, умирало от чумы, пластами лежа на соломе. То, что историки бесстрастно называют массовым вымиранием. Как говорят философы, чувство «оставленности» в отчужденном мире преследует нас. Человеческие тела – не нечто просто материальное, а потенция, поиск чего-то невозможно близкого, продления себя. Наша с вами цель – искать выход из присущего человеку чувства "оставленности". Окрылить себя творческим порывом, найти смысл жизни.
Он поднял палец.
– Условие первое. Нужно иметь для этого потребность. Философ Мамардашвили писал: творчество жизни – это усилие. Вечное настоящее – динамическое бессмертие – осуществляется путем напряженного свободного усилия, внутренним действием над собой.
Я подумал: видимо, у него немодное пристрастие к философии. Особенно к философам-экзистенциалистам. Объективная наука возвращается к субъекту, из которого и произошла. Она сейчас не мыслится без гуманистического аспекта, то есть познания человеческого сознания.
– Почему же в современнике отсутствует потребность что-то менять в себе? Не говоря уже о вашем сообществе?
Отвечали вразнобой.
– Люди заняты добычей пропитания.
– Желание комфорта – из страха. Выживание стремится к комфорту.
– Обычная лень души. Недоброжелательность к другим народам, к пятой колонне – из-за нежелания менять безопасную жизнь, на которую те покушаются.
– Отупение – необходимо организму. Так он отдыхает от стрессов.
– Нависает Система: шаг влево, шаг вправо…
– У людей нет цели. Пропало желание мечтать – впереди тревожно и пусто.
Магистр заинтересованно слушал.
– Это трудный вопрос. Философ и биолог Пьер Тейяр де Шарден, рассуждая о возникновении разума, утверждал, что цивилизация тыкалась ощупью, методом проб и ошибок в двух направлениях. Линия млекопитающих, взошедшая на вершину человека, открыла путь индивидуального разума. Но была и облегченная альтернатива – никуда не карабкаться, а отдаться "коллективному разуму". Один муравей не обладает разумом, но муравейник способен вырабатывать стратегии и следовать им, добывая пищу и отстаивая свои интересы. Эта линия тоже живет в человеческом муравейнике.
– И что тут плохого? – засомневался завхоз Матвей. – Входишь в русло – и незачем думать. Вместе – победим.
– Это добре, – кивнул бухгалтер Петр.
– Человек системы обладает коллективным разумом. Ему не нужна истина. Нелюбовь к истине – это пренебрежение своей внутренней жизнью. Роевой человек не хозяин в своем доме. Пренебрежение собой неспособно относиться всерьез ни к чему. Он фальшив, не верит себе, а значит и богу, живет в одномерном пространстве, без истории, без будущего. Доходит до ненависти к мысли. Это говорил уже другой философ, Ортега-и-Гассет.
– А вы, профессор, никак философ? – осведомился Марк.
– Увы, я собиратель.
– А причем тут люди и разум муравейника? – не понимал Матвей.
– Обычно люди подчиняются жесткой структуре организации, в них течет ясное рациональное сознание, и это гораздо легче и спокойнее, хотя часто вскипает обида на насилие, обычно от самой организации. Рабство чисто психологически переносится гораздо легче, чем свобода. Это освобождение от тяжести ответственности решать самому. А коллективный разум бюрократии, колонии чиновников вырабатывает стратегии, нужные, чтобы существовать и добывать пищу. Гарантией самосохранения чиновников является способность улавливать на уровне интуиции некие дуновения сверху. Суетня добывания пищи всему муравейнику, от которого муравьям перепадают крохи, не позволяет поднять голову, чтобы задумываться над чудом вселенной. Но, ведь, чудо существует! И планета – вертится!
Матвей возмутился:
– А зачем тогда вы даете уроки просветления, если не верите в него?
– Дело еще сложнее. Народ всегда остается зомбированным кем-то. Не властью, не системами, даже не пропагандистами в медиа. Дело в нем самом, окопавшемся в Домострое, не желающем ни смерти, ни опасных изменений, ни перемен. Он зомбирован кем-то гораздо более могущественным. Это заложенный природой сокрытый механизм заставляет метить мочой свои территории, скалиться в защите, и рвать зубами питательных себе подобных, ради выживания. Его жаждущее чрево продолжает хищнически захватывать лучшие поляны и лучшие технологии для ублажения тела. Насытившись в своем лежбище, он не умеет и не желает выйти из темных сводов своей пещеры.
– Так все живут! – возмутился Матвей – Не вам со своим уставом…