Только когда жар становится каким-то навязчивым и душным, нехотя открываю глаза и испуганно шепчу:
– Не троньте! – даже шарахнуться пытаюсь, но меня тормозит:
– Да не насилую я, – хмурится огромный, мрачный мужчина, вид которого так и орёт: БЕГИ ОТ НЕГО ПРОЧЬ!
Он по-прежнему надо мной! И продолжает обнимать! Смотрит как-то глубоко, настороженно, внимательно. Словно ждёт, что я сама к нему потянусь… и тогда он даст себе волю. Но я не готова… НИ ЗА ЧТО! Мне бы сбежать, вот только я уже…
Запоздало оглядываюсь – я в чужой квартире! В простенькой комнате. На скромном диване. Видимо, уснула в машине, а ОН меня принёс к себе… в своё логово!
– Простите, – бормочу, про себя умоляя, чтобы он быстрее отступил.
Лютый подозрительно мнётся, будто сомневается, стоит ли выполнять своё обещание, но всё же отстраняется:
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо, – нервно качают головой и, скрывая полуголую грудь, судорожно поправляю вырез блузы, который нападавшие порвали.
Глаза мужчины темнеют сильнее, линия скул становится ещё чётче:
– Переодеться? – верно считывает мой жест Лютый. – Правда женского у меня ничего, – зачем-то добавляет, – но могу дать… что-то своё, – сбивчиво чеканит.
– А можно мне побыть одной? – робко уточняю.
Лютый шумно выдыхает, словно ему врезают под дых:
– Ладно, тогда спи, – отрезает дозволительным тоном, и я, избегая дальнейшего возможного разговора, отворачиваюсь. Закусываю губу и вновь про себя молю: «Уйди! Не тронь!» Так сильно зажмуриваюсь и затаиваюсь, что собственный бой сердца оглушает.
Дико боюсь – что передумает и нападёт, но Лютый осторожно за собой затворяется дверь.
До последнего уверена, не усну, но нет… сон приходит во спасение быстро.
Бегу, падаю, вновь поднимаюсь и бегу. За мной гонятся, вещи порваны, ноги сбиты в кровь, но я упорно мчусь дальше. А потом кручусь, кручусь… Стопы уже утопают в крови, боль такая адская, что слезы текут по лицу, но мне нельзя останавливаться…
Просыпаюсь медленно. Давненько я не испытывала подобного ощущения, когда тело – сплошная боль. И лицо горит… Я вообще ощущаю себя помятой и измученной.
Очень насыщенный для меня оказался вчерашний день и ночь…
И тут до меня доходит где я, с кем… вернее, у кого.
Тотчас сажусь на диване, боясь дышать и прислушиваясь к посторонним звукам.
Лютый ЗДЕСЬ! Не храпит, но у него тяжёлое дыхание.
И как он поместился на раскладном кресле? Хотя это тяжело назвать «поместился» – ноги от ступней до щиколоток свисают.
Зато я бессовестно занимаю широченный диван.
Стыдно-то как?!
Решаю незаметно встать, по-тихому улизнуть, но пол под ногами сразу же у дивана издаёт скрип, и до сего, как мне казалось, спящий крепким сном мужчина, хрипло бурчит:
– Ты чего так рано? Не спится? – его голос наполняет просторную комнату. Хотя Лютый даже не открывает глаз. Полностью…
Он меня прекрасно видит в прищуре из-под веера чёрных трепещущих ресниц.
– Мне нужно, – "в туалет" остаётся по умолчанию.
– Квартира тиражная, сортир и ванная у входной двери ближе к кухне – не промахнёшься и не потеряешься. – Можешь переодеться, – неопределённо кивает на стул рядом со мной, где на спинке висит белоснежная футболка. – А если пожрать захочешь – придётся готовить. У меня ничего… Так что сама, если что-то найдёшь.
– Не могу, – тихо роняю, впервые в жизни мне стыдно, но это правда и остаётся только признаться: – Я не умею. Вернее могу приготовить только что-то для своего рациона: салат… почистить фрукты…
– Веган? – наконец открывает глаза Лютый, и я ещё сильнее мнусь от смущения:
– Нет.
– Тогда что ты ешь? Или ты вообще не ешь? – его взгляд красноречиво по мне пробегается, словно находит подтверждение сказанному.
Переступаю с ноги на ногу:
– Ем, но у меня диета, – как-то непривычно такое обсуждать с посторонним мужчиной. Мне давно не приходилось говорить на эту тему – родные и хорошо знакомые в курсе как строга диета у балетных, но впервые мне от этого неуютно.
– Оно и видно, – бурчит лютый и я спешу ретироваться, а там… может и из квартиры удеру.
Но пока справляю нужду, ощущаю себя такой грязной, оскверненной, несчастной, что даже пускаю непрошенную слезу.
Наверное, родители и Виктор правы – я глупая, не готовая к самостоятельной жизни девчонка, привыкшая жить за счёт других и ни черта не умеющая! По ходу дела и танцую плохо, хотя сколько себя помню только балетом и дышу.
Умываюсь ледяной водой, чтобы окончательно проснуться. Несколько минут рассматриваю себя в зеркало, изучая синяки и ссадины, но только выключаю воду, в дверь стучат:
– Ты там нормально?
– Да, – голос предательски дрожит. Не знаю почему, но Лютый вызывает неконтролируемый страх! Некрасиво с моей стороны избегать мужчину, который чуть ли не единственный, кто протянул мне руку, но… он по-прежнему пугает.
Так пугает, что сердце из груди выпрыгнуть пытается, а кровь наоборот стынет в жилах. В животе… что-то странное рождается, во рту сушит, ладошки потеют.
Его внимание. Желание угодить. Помочь…
А как он на меня смотрит?!
Будто вот-вот набросится!
А от звука его голоса у меня дрожат коленки, по коже мурашки носятся.
Вот и как с ним общаться?
Пусть не физически, но психологически он меня подавляет. Его так много, что задыхаюсь. Я словно клаустрофобий попавший в тесную кабинку лифта. А тесноты и духоты за двадцать лет жизни у меня более чем предостаточно. Наверное, поэтому и стараюсь избежать очередного доминанта.
Глава 5
Я ушла из дому, чтобы найти себя! Чтобы доказать не только родным, но к себе, что могу быть самостоятельной. Что не изнеженная избалованная девочка, боящаяся труда! Что смогу найти работу. Что мне необязательно выходить за Виктора!
– Эй, ты меня пугаешь, – опять раздаётся стук. Лютый явно караулит рядом. – Вены не вскрыла?
– Что за глупость? – распахиваю дверь.
– Ты просто так несчастно выглядишь. Как побитая собака… Но если нет – отлично! На вот, – вручает банное полотенце, наверху – та самая белоснежная футболку, которую уже предлагал, – я тебе принёс, – бормочет, меня жадно глазами обшаривая. – Если вдруг захочешь… принять душ…
– Спасибо, – забираю аккуратно стопочку.
– Не стесняется. Вещи в стирку брось или выкинь. Я тебе куплю новое, только размер скажи, – огораживает предложением, но больше не смущает. И за это ему спасибо! Оставаться в небольшой ванной комнаты, когда весь дверной проём перегораживает гигант, отрезающий единственный путь к спасению – очень тревожно. Не люблю ощущать себя загнанным в угол зайцем.
– Спасибо, – в очередной раз благодарю и торопливо затворяю за ним дверь, не забыв щёлкнуть фиксатором.
Шумно выдыхаю и несколько секунд веду с собой спор – мыться или нет?
Желание очиститься от скверны побеждает – принимаю душ быстро. Мне становится значительно лучше. Но уже промакиваясь на удивление мягким и дивно пахнущим полотенцем, понимаю, что из сменной одежды только футболка!
Кошусь на груду своего барахла: колготки порваны, юбка и блуза – тоже, пиджак в грязи и кровавых пятнах.
Мда!
Робко перебираю пальцами ткань футболки.
Мнусь несколько минут, но делать нечего – одеваюсь в то, что есть.
Жмусь от прохлады, ступая из ванны босыми ступнями и нахожу Лютого на кухне. В спортивных штанах, чуть приспущенных на бёдра, до невозможности откровенно демонстрирующих всю красоту мужского накаченного тела с обнажённым торсом, словно я надела его единственную футболку, и теперь у нас одежда одна на двоих: ему низ, мне верх!
Хозяйничает на кухне, и когда я появляюсь, как раз завершает сервирование и садиться на дальний от входа стул – лицом ко мне.
Чуть залипаю, рассматривая Лютого и краснею, когда он меня за этим ловит:
– Есть будешь? – не смущает пошлостями и шутками, кивает на скромно сервированный стол, где уже стоят чашки, какие-то бутерброды.
Взглядом обжигает быстро, но кажется успевает рассмотреть всё: никуда не пропавшие следы побоев на моём лице, следы пальцев нападавших на моих руках, ногах, короткость/длину его футболки, глубину горловины, прозрачность светлой ткани. – Я понял, что у тебя там какая-то диета, зелень нужна, фрукты, но это всё, что нашёл, – как бы винится. – Но не думаю, что если раз нарушишь график, случится что-то непоправимое, – жуёт слова. – Да и… тощая ты. Тебе бы наоборот набрать без скромности килограммов десять! – Чешит затылок, опять пробегаясь по мне задумчивым взглядом, будто прикидывая, не ошибся ли с расчётами.