И Петр Дормидонтыч Кузяев, купец 2-й гильдии по суконному делу во избежание дальнейших самоубийств Пруд приказали засыпать.
И засыпали.
И на пустом месте решили Петр Дормидонтович Дом приезжих соорудить, потому как рядом с вокзалом.
И соорудили. И освятили. И городничий. И ведро водки. И другой ингредиент праздника.
И назвали Дом приезжих названием странным, неведомым, но красивым.
Англетер.
И году эдак 1925-м в него вселился поэт Сергей Есенин…
В первый раз
Двуспальная кровать была готова к бою: что характерно, обе стороны готовились к нему весьма обстоятельно. Были заготовлены соответствующие напитки и еда, соответствующая напиткам, в пределах имеющихся в наличии денежных купюр. Он был весьма вальяжен и одет не без претензии: на нем были шевиотовые брюки-галифе мышиного цвета производства США, сорочка-апаш в горошек и роскошный черный бант. На ней – крепдешиновое красное платье с небольшим вырезом на груди, коричневые фильдеперсовые чулки на пикантных подвязках и роскошный красный бант на черной с блеском косе. Она была очаровательна в своей невинности, а он глядел на нее с улыбкой опытного ловеласа.
Он разлил по темно-зеленым бокалам напиток, соответствующий потраченным средствам, и разложил по тарелкам севрского фарфора еду, соответствующую напиткам. Они чокнулись бокалами, слегка отставив мизинец. Он – левый, потому что был левшой. И выпили. А потом закусили. А потом он отнес бутылку из-под «Дюшеса» и тарелку из-под эклеров со Столешникова переулка на трюмо. После чего он посмотрел в ее ждущие глаза и взял ее за дрожащую, слегка влажную ручку. И так они сидели долго-долго, и им этого было вполне достаточно для счастья. А потом пришли родители и развели их по разным домам. Через пятнадцать лет он и она снова встретились. Была та же самая двуспальная кровать, были напитки… была еда… Он был весьма… Она… Мизинец… И всё произошло, как это и положено для двадцатилетних молодых людей. Но это было уже совсем не то… Как в первый раз… Пятнадцать лет назад…
Сирень
The King Of Swing
Вся эта бодяга началась с того, что этот мелкий жлобяра Карл с Сивцевого Вражка клесанул у Клары кораллы. На хрен этому шепздуну понадобились кораллы, он сам путно объяснить не мог, хотя путности от него никто и не ждал, но вот спер – и все тут! Кларка долго думала, как Карлу люто отомстить, пока вместе с второгодниками Мусой и Шнобелем не подстерегла Карла, возвращающегося из музыкальной школы с неразлучным своим кларнетом. Этот шлемазл вместо скрипки, как это у них принято, учился играть на кларнете. Что уж там думали его родители, отдавая его на кларнет, сказать трудно, потому что их у него не было. Была какая-никакая бабка, не факт, что именно его бабка, но она была при нем, а он – при ней. А больше никого не было. Дело, знаете ли, после войны было.
И откуда у бабки появился кларнет, чтобы этого рыжего Мотла, в смысле, чернявенького Карла, учить на нем играть, я вам сказать не могу. Слава богу, что это был не саксофон. А то!.. Но он на этом кларнете наблатыкался играть какую-то мутную музыкальную хрень. Поначалу он нам настолько ею настолбенел, что ему хотели даже настучать по лбу, но потом попривыкли. Вон, Попрыгунчик у пивняка «На Метростроевской» на трофейной гармошке подрабатывал, и то – ничего. Ставили ему пару кружек, он и сваливал. А так он у нас водопроводчиком в домоуправлении работал.
И вот Карл шел из музыкальной школы с Кропоткинской через Веснина к себе на Сивцев Вражек, и уже вот-вот, а тут на скверике, аккурат напротив поликлиники № 1, попал на Кларку вместе с второгодниками Мусой и Шнобелем. И они с применением физической силы выхлопали у Карла кларнет. Хотя могли бы вернуть кораллы, которые при применении физической силы выпали у Карла из кармана потрепанной американской помощи типа гольфы. Ленд-лиз.
Но вот эта мстительная двенадцатилетняя пацанка Клара, вместо реституции кораллов, группово с второгодниками Мусой и Шнобелем пошерстили Карла на кларнет. Муса хотел забодать его на Палашевском рынке за пару десятков пирожков с ливером, но Кларка не позволила. И купила Мусе и Шнобелю для отмазки по паре пирожков с повидлом.
И кларнет при ней и остался. У Кларки то есть.
И музыкальная хрень из Сивцева Вражка померла по причине нету кларнета. И вся наша округа как-то неслышно печаловалася. И эту сучку Кларку стала брезгать. И так брезгала, и эдак брезгала, отдай, мол, жиденку кларнет. А она – ни в какую. Пусть, мол, кораллы… А чего, кораллы? Если человек украл кораллы, значит, это кому-нибудь нужно!
И!
Вот ведь, сучка какая, она же и кораллы, случай был, не взяла. Вот поди ж ты!
Так и жили.
Он – с кораллами.
Она – с кларнетом.
И мы уже попривыкли, что в Сивцевом Вражке тихо.
Когда давеча я случайно забрел в скверик около поликлиники № 1 и вечерком по случаю встречи с сильно сдавшими Мусой и Шнобелем по стародавней привычке даванули на скамеечке по стакану, мимо нас прошли какой-то сильно мятый фраер и подержанная бикса при нем. На дряблой шее фраера висели кораллы, а бикса несла кларнет…
Я посмотрел им вслед…
Вернулся я на родину, цветут березки с кленами…
И из Сивцева Вражка переулка струится «The King Of Swing».
Пушкин, няня и хазары
Колокол на часовне Безвинно Помилованных Комиссаров пробил 8,5 склянок. Склянок с бургундским 1624, токайским 1723, шардоне 1865, Алжирским 1964, «Солнцедаром» 1874, Напареули 2002 и прочих паленых алкоголей Нальчикского розлива, за которые, собственно говоря, и хотели повесить комиссаров. То есть повесить их хотели не за винище, а – за яйца, но в данной ситуации очень трудно не перепутать причину и следствие, с которыми в русском философском мышлении всегда были проблемы. К примеру, курица ли была следствием яйца или яйцо было следствием курицы? Не одно русское поселение пало жертвой налета хазар (вы знаете, о ком я говорю) во время размышлений: плевать в колодец, если есть другой колодец? Или не плевать, если при предыдущем размышлении другой колодец был уже напрочь заплеван? И тут опять они! (Вы знаете, о ком я говорю.) Ну что ты будешь с ними делать?! И не было бы русского народа, если бы не Вещий Олег, который прогнал их к чертовой матери. Потому что Перуна со Сварогом уже тошнило от гефилте фиш, цимеса и пейсаховки. И Вещий Олег мог бы еще долго жить, если бы не замучился размышлением, примет он смерть от коня своего или не примет. Принял. А мог бы и не принять, если бы не слушал волхва, который, чтобы отвязаться от Олега, не накаркал тому смерть от коня своего. Иду себе и иду, чего достаешь, сбудется – не сбудется… Какая нужда спрашивать? Все уже было описано А.С. Пушкиным… Читай!
И тут опять вступают в силу размышления о причине и следствии. То ли А.С. Пушкин в стихотворной форме описал со слов няни своей Арины Родионовны преданья старины глубокой, то ли преданья старины глубокой состоялись, потому что Арина Родионовна выпила кружку бедной юности А.С. Пушкина и заглючила про Вещего Олега, коня и неразумных хазар (вы знаете, о ком я говорю). А А.С. Пушкин, доверчивая душа, не оформил в форме стиха эту чушь, ибо мир уже в те времена знал, что не бывает в природе неразумных хазар (вы знаете, о ком я говорю). Так что кто кого выдумал: А.С. Пушкин – Вещего Олега, Евгения Онегина, Медного всадника и Болдинскую осень? Или не выходящая из кайфа Арина Родионовна выдумала А.С. Пушкина? А потом – и Дантеса, чтобы хоть таким образом слезть со злоупотребления бедной юностью выдуманного ею А.С. Пушкина. Так что… О чем я говорил? О колоколе на часовне Невинно Помилованных Комиссаров?.. Да не было никакого колокола! И Невинно Помилованных Комиссаров тоже не было. Их выдумал неразумный хазар (вы знаете, о ком я говорю). В ожидании Вас… Вот я уже вижу клубы пыли, слышу звон бубенчиков, посвистывание кучера. Трамвай «А» подъезжает к Чистым прудам… Вот-вот я увижу Вас… В нетерпении постукиваю каблуком по невесть как заблудшему на Чистые пруды черепу коня. Что-то в нем шевелится…