– Би. Кто пишет тебе это? – Джульет наклонилась к дочери и вытянула шею, чтобы увидеть ее лицо, снова уткнувшееся в телефон.
Би подтянула колени к подбородку. Словно живое существо, спрятавшееся в панцирь. Словно ребенок, каким она когда-то была внутри нее и хотела распрямиться. Айла смотрела на эту сцену с бесстрастным лицом. Джульет положила ладонь на согнутую спину дочки и почувствовала торчащие позвонки. Она провела по ним пальцами: один, второй, третий.
– Дочка, пожалуйста, скажи мне.
– Просто ребята.
– Это Молли?
Би подняла голову.
– Ребята из школы.
Джульет сделалось муторно, словно от удара под дых.
– О’кей. Я поговорю с твоими учителями, когда начнется учеба. Я напишу электронное письмо…
Би вскочила со стула.
– Если ты это сделаешь, я уйду, – крикнула она. Айла взяла листок бумаги и принялась лихорадочно что-то рисовать, напевая себе под нос. – Обещаю. Я, блин, убегу, и ты никогда меня не найдешь. Ты и все остальные.
– Би, милая. – Джульет оттолкнула от себя стул и с трудом раскрыла рот. – Послушай меня, доченька! Они не смеют так обращаться с тобой. О’кей? Все очень просто. Хорошо, что я увидела это. – Она ухитрилась оттеснить дочь в угол кухни и положила руки ей на плечи, но при этом ее не покидало чувство, что она поймала ее, но не может ей помочь. – Я поговорю с их родителями, я поговорю в школе – я все улажу, обещаю тебе.
– Ты. Меня. Не. Слушаешь. – В черных глазах девочки горела злость. Санди заревел и уронил на пол чашку с мюсли. Би оттолкнула мать и протиснулась мимо нее.
– Слушай, ты многого не знаешь. Я сама должна это уладить. Не ты. Ты не знаешь ничего.
– Но они не имеют права так обращаться с тобой!
– Ма! Ты сначала разберись со своими проблемами, а потом беспокойся обо мне! – Би раскрыла рот и улыбалась – жутко, зловеще. – Ты – ты погляди на себя! – Джульет посмотрела на старомодную юбку в сборку и стоптанные сандалии «биркеншток». – Ты не имеешь, блин, ни малейшего представления, что происходит в твоей собственной жизни… – Би подавила рыдание. – Осстттавь меня в покое! Оставь меня в покое! – Она попятилась. – Я пойду гулять.
Айла оторвалась от рисования и подбежала к старшей сестре:
– Но Биииии! Я думала, что мы с тобой поиграем сегодня. Я написала на листочке, погляди…
Джульет видела, как ее старшая дочь мучительно скривила губы, пытаясь сообразить, что ей делать. Вот он, ад жизни в семье, с людьми, которые тебя любят! Би закусила губу и оттолкнула от себя Айлу.
– Отстань от меня! Сегодня у меня нет времени.
Круглое, милое личико Айлы застыло и превратилось в маску почти комичного смятения, глаза наполнились слезами.
– Я ненавижу тебя! – закричала она. – Дура косматая! Троглодитка!
Джулия остановила младшую дочку.
– Би, милая, ты ведь обещала, что побудешь с нами…
– Господи, ма, ты просто смешная. Папа прав. – Она, пятясь, отступала по коридору. – Просто… оставь меня в покое! – За ней захлопнулась дверь.
Как же ей помочь? Что же делать? Мысли Джульет метались и кружили по одним и тем же знакомым дорожкам. Она взяла телефон, села за стол, чтобы послать сообщение учительнице, но сообразила, что у нее нет электронного адреса новой учительницы, да к тому же она предаст Би, если так сделает. Она протерла глаза.
Где же сейчас ее любимая девочка? Отправилась в Хайгейт, чтобы молча сидеть в кафе с хохочущими, томно тянущими слова девчонками и играющими в крутых мальчишками? Бродит по Хиту? В слезах сидит где-нибудь? У Джульет защемило сердце. Раньше она пыталась ходить за ней, быть рядом с ней всюду, но тогда ее застенчивая, замкнутая Би начала хитрить. Она пыталась незаметно и с любовью направлять ее, но это тоже вроде не работало, что стало видно по недавним отзывам учителей. «Беатрис умная девочка, но учеба не главное для нее, и мы должны совместными усилиями преодолеть дефицит усердия, который проявился во время этого важного учебного года».
Ой, Би… с твоими густыми, темными волосами, когда-то кудрявыми, и с маленькими ручками, в которые ты весело хлопала, с твоими темно-карими, как у бабушки Стеллы, улыбавшимися глазами… Как все это ужасно, как ужасно, что я не могу достучаться до тебя…
Черное отчаяние снова нахлынуло на нее, и она выпрямилась, опираясь на спинку стула. Айла что-то яростно царапала на бумаге, не поднимая глаз. Джульет обошла маленькую темную кухню, сунула мисочки в посудомойку и захлопала в ладоши. Сейчас она немного скорректирует планы и выйдет с младшими, чтобы быть дома, когда Би вернется – она надеялась на это…
– Так, друзья. Давайте одеваться. Мы порисуем пальчиками потом. А через полтора часа начнется кино.
Айла подозрительно взглянула на нее:
– Какое кино?
– «Миньоны». – Би завизжала от восторга. – Круто.
Санди захохотал.
– Круто, – повторила Айла и обняла мать за талию. – Спасибо, мама, Я ЛЮБЛЮ «Миньоны».
– Отлично, – сказала Джульет. – Так, давайте одеваться, времени у нас полно, но все равно – лучше не опаздывать.
– Нет! – воскликнула Айла с радостной, но чуть тревожной улыбкой. – Мы не опоздаем! Молодец, ма!
Но они, конечно, опоздали. И в кинотеатре отказались оплатить билет, который ей дали, когда она водила Айлу на «Синдереллу», а фильм отменили.
– Штрих-код показывает, что билет уже просрочен, – повторял администратор, а Джульет старалась не взорваться, но разговаривала ехидно и грубо. После третьего похода Айлы в туалет Джульет уронила свой мобильный в унитаз. Во время сеанса телефон постепенно нагрелся так, что жег руку, и сам собой отключился. В полдень в кинотеатре, с его хилым кондиционером, стало жарко и душно.
«Вагамама» стала очередным испытанием. Коляска Санди, отягощенная сумками, дважды опрокидывалась и при этом один раз ударила другого ребенка, и его отец смотрел на Джульет как на убийцу. Ни Санди, ни Айла не стали там ничего есть, а Джульет подвели ее усталые, дрожащие пальцы, и она уронила коробочку с соевым соусом на свои потные джинсы. Когда она убирала сдачу, маниакально улыбаясь официантке, и подбирала влажными салфетками большую кучу упавшей на пол еды, она думала, что зря истратила эти 38 фунтов, ведь дома могла бы побаловать детей чипсами, и они съели бы их с большим удовольствием.
Уходя из дома, она сунула в карман железнодорожную карточку «Семья и друзья», а не «Ойстер», и не могла заплатить за автобус, и их не пустили, потому что не сработал бесконтактный валидатор. Потом пошел дождь, Айла промокла, сняла худи с капюшоном и бросила в грязную лужу. Снова опрокинулась коляска вместе с Санди, когда Джульет пыталась очистить рукавом дочкин капюшон, и лишь потом сообразила, как глупо это делать под проливным дождем. Кажется, Айла снова вляпалась в собачью кучку, потом Джульет не могла найти свои ключи, и какой-то мужчина негромко ругнулся «мать твою», когда был вынужден сойти с тротуара, который она заблокировала с детьми, роясь в сумке. Ей хотелось крикнуть ему вслед: «Мы задержали тебя на три секунды, козел!» Броситься за ним и двинуть его по роже, пнуть его ногой. Тут она поймала себя на таких мыслях. Лондон. Жара, грязь, люди, нервозность всего.
Они сделали капкейки с глазурью из сливочного сыра и масла с сахаром, но сливочный сыр был какой-то не такой, слишком жидкий, словно желтоватая творожная смесь с лимоном. Глазировка не держалась на кексах, которые слишком долго пеклись в духовке и стали твердыми, как пемза. Санди отказался их есть, Айла бубнила и бубнила:
– Можно я что-нибудь посмотрю на твоем айпаде?
Было всего 3 часа дня, но Джульет устроила чаепитие раньше обычного. Дети не хотели есть куриные наггетсы, потому что она забыла, что у них были цыплята на ланч в «Вагамама», хотя они там тоже отказались их есть. Лисица, подыхавшая от парши или какой-то долгой болезни, повадилась лежать в их крошечном дворике. Вонь от нее проникала через открытое кухонное окно. Санди обжег руку о сковородку с чипсами. Он орал и визжал, и его голос стучал в голове Джульет.