– Дело в том, что все собаки генетически почти неотличимы от волков. Но эти двое волки не в большей степени, чем Пегги, если тебе от этого легче.
– Не совсем.
– Хотя они действительно немного дикие, – признается Джез с усмешкой. – Верно, мальчишки? – Обе собаки все так же молча наблюдают, как мы приближаемся.
– Что это за порода?
– Аляскинские маламуты. Ездовые собаки. Их ценят за силу и выносливость.
– Да, серьезные ребята. – Собаки высокие и широкие, с хорошо развитой грудной клеткой и мускулистыми плечами: собачий эквивалент небольших тракторов марки JCB.
– Привет, близнецы, – ласково говорит Джез. Она отпирает клетку, и я чувствую, как пересыхает во рту.
– Они не опасны?
– Безопаснее некуда.
– Тогда почему ты не пускаешь их в дом?
– Они предпочитают жить на улице. И занимают много места. И пахнут. Во всяком случае, три собаки в доме приравняют меня к этим чокнутым кошатницам. – Джез усмехается.
– Спешу тебя обрадовать: ты уже чокнутая кошатница.
Джез пожимает плечами.
– Может, и так. Это Ромул. – Один пес подходит к ней и трется об ее ноги, и Джез опускается на колени, нежно поглаживая его. Приближается и другой и, после недолгих колебаний, выходит вперед, подставляя голову и привлекая к себе внимание. – Привет, Рем.
– Серьезно? – Я искоса смотрю на нее.
Джез пожимает плечами.
– Мне кажется, им подходят эти клички. Они же выжившие. Однажды ночью, лютой зимой, Кэл нашел их на пороге своего дома. Им было всего четыре недели от роду. Это чудо, что они не замерзли до смерти. Он выкормил их, а потом передал мне.
Я делаю шаг вперед и опускаюсь на землю рядом с Джез. Осторожно протягиваю руку и дотрагиваюсь до меховой спины Рема. Эти двое совсем не похожи на Пикла и Пеппера, неохотно признаюсь я себе.
– Стало быть, Крупный Рогатый Кэл спас тебя, да? – бормочу я. Пес поворачивается и пронзает меня светло-голубыми глазами. Я смотрю на Джез. – Он кажется таким… сдержанным.
– Маламутов разводят отчасти из-за их уверенности в себе. Они считают себя нисколько не ниже людей. Видят себя равными нам.
– Я даже не догадывалась, что они здесь. Когда же ты с ними занимаешься?
– По утрам. Пока ты еще спишь. – Джез кивает на хитроумное двухколесное приспособление, размещенное под навесом за вольером.
– Это что, двуколка?
– Это нарты – что-то вроде саней. Маламуты их обожают. Могут тянуть многие мили. Вот как я их тренирую.
У нарт два огромных колеса с обеих сторон низкого мягкого сиденья. Металлическая передняя дуга выступает наружу и крепится к своего рода оси, и спереди имеется небольшое сцепное устройство. Два комплекта упряжи ромбовидной формы висят рядом с нартами на деревянных колышках.
– Это трудно?
– Ну, разве что для непосвященных. Бывает трудно в управлении. Хотя, признаться, главное – правильно запрячь, и тогда большую часть работы выполняют собаки. Но не обманывайся: нарты могут быть опасны, если не умеешь ими пользоваться, так что на время моего отсутствия лучше не суйся к ним.
– А что будет, если собак не тренировать?
Джез усмехается.
– Они могут стать немного раздражительными.
– Раздражительными настолько, что могут съесть своего опекуна?
– Нет, что ты. Они будут в порядке, если ты просто позволишь им несколько раз в день выходить в загон на пробежку.
Я продолжаю гладить Рема. В отличие от Пегги и Халк, в нем есть что-то завораживающее и смутно успокаивающее. Вот кто мог бы стать роскошным ковриком. Мне хочется зарыться в его мех и спрятаться там. И, когда Джез наконец поднимается, я с некоторой неохотой следую за ней.
– Ну, что скажешь? – немного нервно спрашивает Джез, кивая на собак. – Ты готова присматривать за ними? – Я смотрю на Рема сверху вниз, и он снова завораживает меня своим ледяным взглядом.
– Конечно, – говорю я, пожимая плечами.
Ничего сложного.
На обратном пути к дому Джез объясняет, что утром уедет в Лондон, как только накормит и потренирует собак. У нее заказан билет на рейс из Хитроу в Хельсинки на следующий вечер, со стыковочным перелетом в Лапландию, так что она сможет провести несколько часов в городе, чтобы заняться рождественским шопингом и купить сногсшибательное платье.
– Что нужно надеть, чтобы произвести впечатление на ученого из Арктики? – спрашиваю я.
– Одежду. Побольше и потеплее. Температура там может упасть до минус тридцати в это время года.
– Тогда возьми шерстяные панталоны.
– Кто носит шерстяные панталоны?
– Овцы.
Когда мы добираемся до кухни, Джез достает из холодильника коричневый бумажный пакет.
– Хм. Кстати, насчет свечек, – неуверенно говорит она, помахивая им.
Я подозрительно прищуриваюсь.
– А что насчет них?
– Кэл прописал их для Слэба.
– Конечно, он это сделал. Чтобы насолить мне.
– Честно говоря, в этом нет ничего особенного.
– Забудь. Ни за что на свете.
– Просто быстренько запихни в задний проход – и все дела! Как говорится, и Боб – твой дядя[25].
– Могу я напомнить тебе, что твоего отца зовут Арчи, и что я даже близко не подойду к собачьей заднице?
– Ну, пожалуйста!
– Ох, перестань, Джез. Разве нельзя просто дать ему немного чернослива?
Она качает головой, потом вздыхает.
– Ладно. Я тебе заплачу.
Я колеблюсь.
– Сколько?
– Двухнедельную стоимость содержания Слэба. Это будут самые легкие двести фунтов, которые ты когда-либо зарабатывала.
– Я не ослышалась – ты сказала «триста»?
– Ошибаешься.
– Двести пятьдесят?
– Двести. Бери или уходи. Валко из деревни сделает это бесплатно, так что смотри, не прогадай.
– Что за человек согласится делать это бесплатно?
– Отчаявшийся.
– Вот я – отчаявшаяся. И я бы не стала делать это бесплатно. Кстати, кто такой Валко? И почему ты его не наняла присматривать за собаками?
Джез вздыхает.
– Валко – мой сосед, болгарин. И он не способен ни за кем присматривать. Меньше всего – за собой.
– Но почему? Что с ним не так?
– У него депрессия. Его невеста по переписке сбежала с другим, и он до сих пор не оправился от этого удара.
– Болгары заказывают невест по почте? Откуда? Из Америки?
– Из Молдовы. Во всяком случае, он изо всех сил пытается это пережить.
– И когда она сбежала?
– О, дай бог памяти. Месяца три назад, что ли?
– Так или иначе, что болгарин забыл в Кросс Боттомли?
– Кто знает? Валко объявился здесь в феврале прошлого года. С тех пор перебивается случайными заработками. Живет в трейлере, принадлежащем моей подруге. Так мы с ним и познакомились. Прошлой весной он помог мне установить кое-какие новые ограждения. – Джез потряхивает бумажным пакетом. – Так что, мы договорились?
Я вздыхаю.
– Ладно. Но не рассчитывай, что за эти деньги я буду заниматься еще и грумингом. Я и себя-то не собираюсь холить во время каникул. Не говоря уже о собаках.
– Согласна. И, что бы он ни говорил, если у тебя действительно возникнут проблемы, ты всегда можешь позвонить Кэлу.
– Ага. Не сомневаюсь, он будет в восторге от моего звонка.
– Поверь мне, он лает, но не кусает.
Мне совсем не хочется думать о его укусах. Честно говоря, я вообще не хочу думать о Крупном Рогатом Кэле. Этот парень меня бесит. И я вполне способна продержаться две благословенные недели, не поддаваясь мужскому очарованию! Я же не пятнадцатилетняя девчонка, жертва бушующих гормонов. Мне тридцать один год, я одинока и в высшей степени самодостаточна. Мне не нужны мужчины, и уж тем более мачо-ветеринары. Что мне действительно нужно сейчас, так это отвлечься: найти фокус для приложения энергии. И лучший вариант прямо под носом. Собаки! Пока Джез в отъезде, я кардинально поменяю привычный образ жизни и погружусь в царство животных. Вместо того, чтобы каждое утро сражаться с Пегги за диван, я найду общий язык со своим внутренним зверем.
Видимо, я не первая, кому пришла в голову такая идея. Тем же вечером, когда я гуглю на своем телефоне, мне попадаются сотни сайтов, посвященных этой теме. Оказывается, существует великое множество способов укрощения внутреннего зверя: ходьба босиком, сон на голой земле, объятия с солнцем (что означает, среди прочего, отказ от солнцезащитного крема), ползание и катание по полу – и это лишь малая часть. Мне не очень нравятся первые два пункта – по крайней мере, не в разгар зимы, – но я вполне могу ради высокой цели кататься и ползать по полу, хотя, на мой взгляд, такая модель поведения присуща скорее детям, чем животным. И я не уверена, что мои перекаты по полу сблизят меня с Пегги, которая сейчас громко храпит на диване, очевидно, устанавливая контакт со своим внутренним человеком.