Пленник подслеповато моргнул. Смуглая, как у всех жителей пустыни, кожа пожелтела и напоминала древний пергамент. Стоявший рядом стражник развернул старика так, чтобы взгляд его уперся в стоящего на коленях Эша. В глазах алхаза мелькнула искра жизни.
- Король... - во рту у него что-то сухо щелкнуло, - будет говорить с тобой, темнолицый, - прохрипел он на торге. - Как ты попал сюда?
Не видя пока необходимости во лжи, Эш ответил честно:
- Я приплыл на корабле. Из Сердца Мира. И судно еще ждет меня у берега.
Повернувшись к вождю, алхаз повторил сказанное на туземном языке.
Вождь махнул рукой:
- Тул кувеша. Йа шизн ал кхат?
- Кто помог тебе добраться сюда? - перевел старик.
- Мне никто не помогал. Я одолжил сани и собачью упряжку. Они провалились в расселину, вместе со всеми моими вещами. А потом меня настигла метель.
- Дан чото, паш та йа неплочо дан?
- Тогда скажи, - заговорил переводчик, - что ты возьмешь у меня?
Эш нахмурился:
- Что ты имеешь в виду?
- Паш так дан? Йа тул крашьяви.
- Что я имею в виду? Ты пришел сюда издалека, проделав далекий путь.
- Йа булсвиданья, сач анай намости. Йа вис презнат.
- Ты - северянин, из-за Большого Безмолвия. Ты пришел сюда не просто так.
- Йа вис неплочо дан.
- Ты пришел, чтобы что-то взять у меня.
Вождь ткнул себя в обвисшую грудь толстым, размером с колбаску пальцем и сердито добавил:
- Вис пашак!
- Вот что я имею в виду.
Вопрос так и повис в дымном воздухе. С таким же успехом самозваный король мог требовать ответа от камня, которому придали сходство с человеком.
В зал, хлопнув перегородившими вход тяжелыми шкурами, со свистом ворвался ветер. Пламя над жаровней затрепетало и поникло. Метель напомнила о себе и о том, что его ждут. Он даже подумал, что, может быть, пора предложить вождю подготовленную заранее ложь. Но мысль эта мелькнула и тут же ушла. Эш не принадлежал к тем, кто слишком долго размышляет о последствиях. Как и все рошуны, он был последователем Дао, а потому предпочитал сохранять спокойствие и действовать спонтанно, полагаясь на свой Ча.
Внутренне сосредоточившись, он проследил путь воздуха, вошедшего в его ноздри, царапнувшего холодком легкие, отфильтрованного ими и вышедшего тем же путем, но уже с теплом и легким паром. И покой снизошел на него. Эш мерно дышал, ожидая, пока слова ответа соберутся вместе, а потом слушая их звучание. Слушая внимательно, заинтригованный, как и все остальные.
- Ты носишь то, что принадлежит другому. - Эш поднял палец и, вытянув руку, указал на ожерелье, свисавшее с шеи вождя и почти терявшееся между дряблыми грудями.
Предмет на кожаном шнурке имел размер и форму половинки разрезанного вертикально яйца, цветом походил на каштан, а его поверхность напоминала старую сморщенную кожу.
Вождь уже зажал его в кулаке, как ребенок, прячущий что-то от постороннего.
- Это не твое, - повторил Эш. - Ты даже не знаешь, какой цели оно служит.
Вождь подался вперед, и костяной трон под ним угрожающе затрещал.
- Кхут, - негромко сказал он.
- Говори, - перевел алхаз.
Долгих пять толчков сердца Эш смотрел на вождя, успев отметить и чешуйки кожи в густых бровях, и корки в уголках глаз. Пропитанные жиром длинные черные волосы свисали почти до плеч и напоминали парик.
Наконец он кивнул.
- За Большим Безмолвием, в Мидересе, называемом Сердцем Мира, есть место, куда человек - будь то мужчина или женщина - может обратиться за протекцией. Уплатив деньги, большие деньги, люди покупают печать, подобную той, что носишь сейчас ты, и вешают на шею, чтобы ее видели все. Печать дает им защиту, потому что если умирает владелец, то умирает и она сама.
Алхаз переводил. Вождь слушал внимательно, с интересом.
- Печать, что ты носишь сейчас, принадлежала Омару Сару, купцу и торговцу. У нее есть вторая половинка, и, наблюдая за ней, как наблюдаем за всеми, мы увидели признаки смерти. Много лун тому назад Омар Сар отправился сюда с торговой экспедицией. Вместо того чтобы разрешить ему торговать с подданными твоего... королевства, ты счел за лучшее убить его и всех, кто был с ним, и захватить товары, что он привез с собой. Но ты не понял, что печать защищала Омара Сара. Ты не знал, что если его убьют, то и печать тоже умрет, а вместе с ней умрет и ее половинка. А еще ты не знал, что эта вторая половинка укажет того, кто убил его.
Медленно, преодолевая боль в коленях и бедрах, Эш поднялся с пола и встал перед вождем.
- Мое имя - Эш, - громко сказал он. - Я - рошун, что на моем родном языке означает "осенний лед", приходящий рано. Это значит, что я пришел из того места, откуда приходят все рошуны, потому что оно есть место, откуда мы несем месть.
Он выдержал паузу, дав слушающим возможность в полной мере оценить важность сказанного, и продолжил:
- Так что ты прав, жирная свинья, я пришел сюда, чтобы забрать у тебя кое-что. Я пришел отнять твою жизнь.
К концу перевода толмач заметно разнервничался. Вождь взвыл от ярости и, привстав, оттолкнул алхаза от трона. Старик, и без того едва державшийся на ногах, свалился на пол. Сверкая безумными глазами, вождь схватил служивший кубком череп и запустил им в наглеца чужестранца.
Эш лишь слегка отвел голову, и снаряд пролетел мимо.
- Улбашка! - проревел вождь, и жировые складки на его лице затряслись в такт слогам.
Стражники на мгновение замерли. Никому не хотелось приближаться к темнокожему незнакомцу, посмевшему грозить их повелителю.
- Ублашка нейа! - возопил разгневанный властитель, и воины набросились на Эша.
Дав волю гневу, вождь опустился на трон и разразился злобной тирадой. Распростертый на полу алхаз затараторил на торге, едва успевая за потоком сердитых слов.
- Знаешь ли ты, как я стал здесь правителем? Целую дакхусу я провел в запечатанной ледяной пещере с пятью другими мужчинами и без всякой еды. И только луной позже, когда солнце вернулось и растопило вход, я вышел из пещеры. Я, один! - Словно ставя точку, он ударил кулаком в грудь, произведя глухой, сочный звериный звук. - Грози сколько тебе угодно, старый дурак... - алхаз остановился, поскольку остановился вождь, и оба наполнили легкие воздухом, - потому что сегодня тебя ждет суровое наказание, а завтра, когда я проснусь, мы найдем тебе достойное применение.
Дрожащими руками стражники схватили Эша и стали срывать с него нижнее белье, пока он не предстал перед ними голый, трясущийся от холода.
- Пожалуйста, - прошептал лежавший на полу алхаз. - Смилуйся. Помоги мне.
Вождь коротко кивнул, и Эша выволокли из зала.
За пологом воины остановились, натянули меховые одежды и потащили пленника по коридору и дальше. Метель еще не стихла и по-прежнему рвала ночь. Сердце чуть не остановилось от холодного шока.
Безжалостный ветер толкал его едва ли не с такой же силой, как и стражники, выл, требуя его тепла, и хлестал обжигающей снежной плетью по голой коже. Боль вошла в кости, во внутренности, в сердце, прыгавшее и колотившееся, не веря в происходящее.
Еще немного, и он просто умрет.
Хмурые стражники тащили чужестранца к ближайшей из устроенных по кругу ледяных избушек. Самый высокий, пригнувшись, вошел, прочие остались с пленником, направив на него копья, готовые при необходимости ударить.
Эш обхватил себя руками и прыгал на месте, утаптывая снег. При этом он медленно поворачивался, подставляя ветру то один бок, то другой. Стражники смеялись.
Через какое-то время из избушки, неся с собой спальные меха, появились двое. Мрачно поглядывая на воинов, они тем не менее молча поплелись к соседнему жилищу. Следом за ними вышел высокий стражник с охапкой собранных с пола шкур. У порога он остановился и сорвал шкуры, закрывавшие узкий, похожий на туннель вход.
- Хун! - распорядился высокий, и стражники впихнули Эша в избу.
Внутри было темно, тихо и даже тепло после бушующего снаружи ветра. Эш понимал, однако, что без одежды он и здесь скоро замерзнет.
Между тем стражники уже замуровывали вход ледяными глыбами. Потом их полили водой и стали ждать, когда она застынет.
Услышав удаляющиеся шаги, Эш пнул ногой ледяную стену. С таким же успехом можно было бить камень.
Он вздохнул, покачнулся л едва не потерял сознание от усталости. Весь тяжкий груз прожитых шестидесяти двух лет обрушился вдруг на плечи, клоня к земле.
Он упал на колени, даже не заметив боли в голенях, ударившихся о жесткий, плотно спрессованный ледяной пол. Потребовалось полное напряжение воли, чтобы не прилечь свернувшись, закрыть глаза и уснуть. Уснуть означало умереть.
Холод. Эш подышал в сложенные чашкой руки, потер ладони и похлопал себя коченеющими ладонями. Потом, немного приободрившись, похлопал для верности по щекам. Лучше.
Заметив на голове рассечение, он приложил к ране снежный комочек и подержал, пока кровотечение не прекратилось. Через какое-то время глаза начали привыкать к темноте. Ледяные стены посветлели, словно их пронизывало бледное молочное сияние.
Эш глубоко вздохнул. Сложил перед собой руки. Закрыл рот, чтобы зубы не стучали. И начал молчаливую мантру.
Постепенно тепло от пульсирующего в груди сердца потекло в члены, пальцы рук и ног. От покрытой пупырышками кожи начал подниматься пар. Прекратилась дрожь.
Высоко над его лысой головой ветер прорвался через небольшое отверстие в куполообразном потолке, загудел, словно взывая к нему, и бросил вниз одинокую снежинку.