Как он был вдохновлён важностью, которую представляло для всего мира радио, и ещё раз убедился в правильности своего выбора, когда в 1928 году мир узнал о нахождении Нобеля. Его пропавшую экспедицию обнаружили только благодаря бдительности и настойчивости советского радиолюбителя из затерянной северной деревни, который единственный из всех принял сигналы SOS от терпящей бедствие во льдах Арктики итальянской экспедиции.
С работы Егор всегда уходил последним. Он закрыл лабораторию, сдал ключи вахтёру и вышел из здания, окрашенного какой-то ядовитой жёлтой краской. На улице он сразу попал в жаркие объятия исстрадавшейся по прохладе Москвы. Над двух-трёхэтажными домами старой Москвы поднимались махины новостроек, и высоко стоящее солнце теперь не плутало в куполах церквей, а прошивало лучами частокол заводских труб, многие из которых нещадно дымили. Облупленные фасады низкорослых жилых домов печально смотрели на суету новой жизни.
Путь к дому проходил по Шаболовке, дальше на Крымский вал. Егор пересёк реку по узкому железному мосту, существовать которому оставалось уже недолго. Шли разговоры о скором строительстве нового красавца моста, каких в Москве ещё не было. Навстречу ему валом пылил радостный народ, идущий после работы в Парк культуры им. Горького из только что открытой одноименной станции метро. В парке можно было не только культурно отдохнуть, но и освежиться в парковых купальнях.
Сейчас Егор мог только бешено им завидовать – как бы он хотел присоединиться к толпе и окунуть разгорячённое тело в прохладную чистую воду Москвы-реки. Но дома у него было важное дело: вечером придёт Ритка, его любимая девушка.
По дороге он зашёл в продовольственный магазин. Теперь, после отмены продуктовых карточек, в обычном магазине уже не по заоблачным ценам появились продукты, которые раньше можно было прибрести только в коммерческих магазинах. Да и зарплату в этом году существенно прибавили, так что можно было и разгуляться.
Егор взял бутылку грузинского вина, копчёной рыбы, дорогой колбасы и, следуя рекламному призыву плакатной девушки, пару банок дальневосточных крабов. Напротив выхода из станции метро «Парк культуры» он свернул на Остоженку и почти сразу попал в Померанцев переулок, где стоял его дом.
Комнату в двухкомнатной коммунальной квартире Егор получил благодаря своей тётке, старой большевичке, заменившей ему рано умерших родителей. Тетка уже ушла в мир иной, но Егор всегда находил время, чтобы прийти на скромную могилу на Ваганьковском кладбище, положить цветы и вспомнить с благодарностью её и своих родителей. Потом он всегда заходил в церковь при кладбище, одну из немногих, не закрытых советской властью. И хотя Егор считал Бога недоказанной пока гипотезой, ему нравился внутренний покой и торжественное убранство храма, которое настраивало на высокие мысли, и он всматривался в закопчённые лики святых, стараясь почувствовать силу стоящей за ними истины. Опасаясь ставить свечки, чтобы не попасть на карандаш какого-нибудь комсомольского атеиста-активиста, Егор про себя благодарил судьбу за то, что он и Рита встретились, что судьба ниспослала ему настоящую любовь.
Дома было хорошо и прохладно. Его соседом по коммунальной квартире был лысоватый мужчина лет пятидесяти, ходивший всё время в сапогах и в военном кителе без знаков различия. Дома его облик не менялся, только сапоги заменялись на растоптанные кожаные тапки.
– Зови меня Николай Николаевич, – представился он при первой встрече, но какого-то более тёплого сближения у них не произошло, да никто к этому и не стремился. Встречаясь, они обыкновенно ограничивались коротким приветствием или пожеланием хорошего дня. Про себя Егор называл своего соседа просто НН.
Сосед приходил домой нечасто, всегда под вечер – видимо, у него где-то была запасная жилплощадь, поэтому Егор прекрасно с ним уживался, единолично и безропотно содержал квартиру в чистоте и порядке и благодарил в душе соседа за своё приятное одиночество. Он любил подумать в домашней тишине о работе, просто почитать или – а это было святое – устроиться у своей радиолюбительской радиостанции и слушать весь мир.
Благодаря соседу в квартире находилась архиполезная вещь – висевший в коридоре домашний телефон, который олицетворял собой невиданное удобство, так как был у москвичей в дефиците. Егор иногда наблюдал, как НН тащит в свою комнату старинные книги, предметы церковного культа, однако никогда не видел, чтобы тот крестился, поэтому он сделал вывод, что сосед просто собирает эти малоценные вещи для интереса. Он простил бы ему не только эту мелкобуржуазную предприимчивость, но ещё и многое другое за возможность пользоваться телефоном.
Егор очень любил этот построенный до революции доходный дом. Отсюда в последний раз, фактически в последний путь, ушёл его любимый поэт – Сергей Есенин. И хотя советская власть его не жаловала, а даже боролась с таким явлением, как есенинщина, это не мешало Егору поражаться стихам гениального поэта. Какая искренняя лирическая любовь к родине, какая прекрасная и трагическая любовь к женщине, какая широта души была в этом печальном русском человеке.
«Надо собираться в командировку в Горький, сам напросился», – подумал Егор.
Позвонила из телефонного автомата Ритка и сказала, что скоро будет. Егор заторопился: ему очень хотелось принять душ, а ещё нужно успеть накрыть на стол. Когда прозвучал дверной звонок, Егор, отмытый от жары, распространяя по коридору прохладную свежесть, пошёл открывать своей любимой Ритке.
Николай Николаевич, когда встречал у соседа Ритку, смотрел на неё оценивающе. Оценка НН, скорее всего, шла по высшей категории, и он всегда говорил:
– Какая ты красивая… Так тебе и надо.
И здесь приходилось всем задумываться, что это было, похвала или предупреждение, а если предупреждение – то о чём?
Ритка, большеглазая и статная, одевалась немного по-старушечьи и выглядела в своих мешковатых нарядах простой трудовичкой. На самом деле она была успешной барышней, заканчивала медицинский институт и ещё успевала подрабатывать в больнице. Один только Егор знал, какие женские богатства скрываются под этой мешковатой одеждой.
– Привет! Как я по тебе соскучилась, и ещё: я так устала от этой сумасшедшей жары!
– Прошу сразу за стол, – сказал Егор. – Мой руки, разговоры потом.
– Нет, мой дорогой, сначала поцелуй меня и обними крепко-крепко, – дурачилась Ритка.
«Какая вкусная, красивая жизнь наступает», – думал он, зарываясь в чёрные Риткины волосы, вдыхая их свежесть. Сейчас было хорошо и уютно, они сидели рядом, закусывая деликатесами ароматное вино, тем самым наглядно постигая плоды счастливой жизни, обещанной трудящимся родной партией. Время от времени целуясь и поглаживая друг друга, они наслаждались возможностью передать друг другу благодать своей любви, молча, не пугая глупыми словами чуткую тишину. Это кармическое совпадение душ переполняло их тихой нежностью.
«Как же я люблю твою счастливую улыбку», – думал Егор. Ему сразу стало грустно от того, что он должен будет завтра попрощаться.
«Про командировку скажу ей завтра», – в конце концов решил он.
Глава 2
Утро следующего дня началось с поспешных сборов.
– Работа, хочешь не хочешь, забирает наше время. Но никто не сможет забрать нашу любовь, моя дорогая Марго, – немного патетично произнёс Егор.
– Я понимаю и буду тебя ждать. Ничего, конечно, потерплю, любимый, не впервой.
Егору тяжело было оставлять Ритку одну. В это непростое время, когда разбойные нападения на московских улицах всё ещё не были побеждены рабоче-крестьянской милицией, ходить красивой девушке одной было совсем не безопасно. Это он очень попросил её не выделяться из толпы, одеваться без излишеств, ведь она жила на окраине с дальней родственницей и без него защитить её было некому. Ритка, хоть и сопротивлялась и не хотела, как она говорила, «ходить полной дурой», но держала своё обещание и одевалась так, как советовал Егор.