Максим ощутил себя пловцом перед прыжком в бездну. Нужно было сделать только шаг вперед или назад. Максим набрал полную грудь воздуха и сделал шаг.
Глава 4
Детство – лучшая пора жизни даже не потому, что ты не обременен заботами и проблемами, не потому, что всю ответственность за тебя берут на себя родители. Главное, что есть в детстве – это ожидание праздника. Принесли тебе родители с работы шоколадку – праздник, сходили всей семьей в кино – снова праздник.
В детстве мы с нетерпением ждем день рождения, Новый год, каникулы или просто выходные. И жизнь пролетает весело именно потому, что в ней есть место празднику.
Становясь старше, взрослее, ответственнее, мы теряем радость. С каждым годом нас все меньше радуют маленькие приятные мелочи. Мы не ждем выходных, стирается радость от времени, проведенного с родными. Не радует день рождения, становясь просто датой, Новый год больше раздражает своей суетой, чем дарит ощущение сказки.
Яркие вспышки радости уступают место серым будням. Мы не ждем ничего хорошего, просто существуем в этом мире.
Максим пребывал в плохом настроении. Это, собственно, было его обычным состоянием через два дня после очередной дозы. Раздражало все: свет, звук собственного голоса, прикосновение одежды к телу.
Максим вечером собирался к Дементьеву. Оставалось всего несколько часов, но именно эти часы тянулись невыносимо долго. Макс сидел в кресле напротив картины, которую закончил ночью, и старался не шевелиться и не издавать ни звука, чтобы не спровоцировать вспышку неконтролируемой ярости, не начать громить комнату и ломать вещи.
Максим думал о том, как изменилась его жизнь. Как пропала радость существования. Какими мерзкими были дни. Только вспышки эйфории, вызванные употреблением белого порошка, оставались яркими пятнами.
Оставались в жизни Макса и его картины. В моменты творчества Максим уходил в страну фантазии – это было схоже с приходом от наркотиков, но в этом случае отсутствовала ломка и болезненное возвращение в реальность.
Застывая возле чистого листа, Максим просто отдавался рвущейся на волю стихии творчества. Руки сами выполняли всю работу, перенося образы, рожденные в сознании парня, на холст.
Максим посмотрел на свою последнюю работу. Мрачные тона картины выражали внутренний мир Максима – изломанные фигуры людей, темное мрачно-кровавое небо, нависшее над бегущей толпой. Тоска и паника – вот что было сутью его работ. Дементьев по-прежнему покупал определенные вещи, но от некоторых его просто передергивало. Было видно, что Сашке просто тяжело смотреть на эти полотна. Заходя в комнату к Максиму, теперь он первым делом бросал взгляд на мольберт, зачастую прося Макса убрать холст или хотя бы накрыть его тканью.
– Я еще пока со своей головой дружу и хочу, чтобы эта дружба продолжалась, – комментировал он свою просьбу.
Максим криво усмехался такой нежной душевной организации, но просьбу выполнял. Как иначе? Нельзя обижать единственного поставщика радости в твою жизнь.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
Максим раздраженно нахмурился. Птица сидела на краю стола и била клювом по пыльной столешнице. Парень откинулся в кресле и постарался не обращать внимания на раздражающий звук.
Тук-тук. Тук-тук-тук.
– Хватит! – Макс вскочил с кресла. – Можно, блин, не шуметь?!
Парень подскочил к столу с твердым намерением врезать пернатой твари. Птица легко уклонилась от его удара, перелетела на спинку кресла и посмотрела на него красным глазом.
– Сколько еще ждать? – прорезал тишину комнаты хриплый голос. – Я проголодалась!
Максим ошарашенно огляделся в поисках источника звука.
– Чего башкой вертишь? Тут я! – птица развернула крылья, сразу заполнив собой практически всю комнату.
– Кто «я»? – Максим осторожно приблизился к креслу и в упор взглянул на птицу.
– Я – это я! – птица смотрела на парня с ожиданием. – Надоело молчать и слушать твои причитания! Через пару часов пойдем к другу твоему – там нас ждет радость! – питомец довольно ухнул и принялся чистить перья.
– Ты что, говорить умеешь? – Максим в упор смотрел в красный глаз птицы.
– Браво! Заметил! – в голосе птицы слышалась издевка и презрение. – Сядь уже и сиди. Скоро пойдем к твоему так называемому другу.
– Почему так называемому? – не понял Макс. – Сашка ко мне хорошо относится.
– Ага, конечно! А где все картины, что он у тебя купил? – птица насмешливо ухнула. – В рамочках на стенках висят? Деньги он где берет на ваши вечеринки? Мама с папой ему присылают? Голову включай! Продает он твои картины и, видимо, наваривается неплохо.
– Неправда! Он бы мне сказал! – Макс гневно повысил голос.
– Ну-ну, мечтай! – птица насмешливо щелкнула клювом и демонстративно отвернулась от растерянного парня.
Максим сидел в кресле, переваривая полученную информацию. В голове у него роились мысли, путались, толкались, наползали одна на другую. Четкого понимания и решения не было. Голову заполнял густой туман, Максиму нужна была доза.
Парень уснул в кресле. Сон был тревожный и непродолжительный. Во сне Максиму являлись образы его картин, изломанные человеческие силуэты тянули к нему руки, норовя схватить, Максим вырывался и убегал. Сцена сменилась – Максим летел над бушующим морем, высоченные волны почти касались его босых ног. Парень почувствовал острую боль в запястьях поднятых над головой рук, поднял голову и увидел, что его несет в когтях огромная птица. Крылья ее заслоняли полнеба, острые когти впивались в кожу, рассекали ее, словно бритва. Максим попытался закричать, но звука не было. Парень начал биться в лапах чудовища. Птица опустила голову и посмотрела на свою жертву красным глазом. Максим сделал отчаянный рывок и все-таки вырвался из цепких лап. Птица полетела дальше, а Макс рухнул вниз, в черные воды моря.
Максим с криком вскочил с кресла. Сердце бешено колотилось, спина была мокрой от пота. Макс провел ладонью по лицу, отгоняя кошмар. На лице отпечаталось что-то теплое и влажное. Парень посмотрел на свои руки – запястья были изрезаны, неглубокие порезы кровоточили, пачкая ковер.
Макс оглядел свои руки – он не помнил, чтобы наносил себе раны. В поисках предмета, о который он порезался во сне, парень оглядел комнату. На столе лежал канцелярский нож, лезвие было слегка выдвинуто.
– Черт, ничего не понимаю! – Макс в растерянности посмотрел на птицу, сидящую на кресле.
– На меня не смотри. Это ты сам! – птица щелкнула клювом и перелетела на стол. – Время уже! Пошли скорее!
Макс глянул на часы – верно, пора было выходить. Парень наскоро перебинтовал порезы найденным в ванной комнате бинтом, накинул куртку и вышел из дома.
***
Макс не любил шумные компании. Толпа незнакомых людей вгоняла его в тоску и уныние. Он любил проводить время в одиночестве, ну, в крайнем случае вдвоем с Сашкой, когда они оба откидывались в креслах и предавались блаженству, каждый путешествуя по своему миру, созданному наркотиками. Во время таких минут Максим видел красочные сны, разительно отличавшиеся от его кошмаров. В них все было ярким и сочным, все цвета приобретали необыкновенную глубину, звуки дарили блаженство ушам и все ощущения становились острее.
Максим просто отключался от ненавистного мира, растворялся в образах. В такие мгновения жизнь переставала быть серой и унылой, приобретала смысл.
К сожалению, такие дни были редкостью. Зачастую в квартире у Дементьева собирались шумные компании, звучала музыка и по комнатам сновали одурманенные люди. Кое-кто пытался поговорить с Максом, вызвать его на беседу, но в такие моменты птица резко оживлялась и пресекала любые попытки Макса ответить и вступить в диалог. Парень сначала напрягался по этому поводу, но вскоре понял, что так лучше – ему никто не нужен был для того, чтобы насладиться видениями и почувствовать себя счастливым.