Обратите внимание, что после убийства Тит-Хеперу-Ра власть в Верхнем Египте захватили кушиты. А что, если Теистере, став царицей Савской, подослала убийц к первосвященнику, тем самым решив сразу две задачи: отомстив за своих друзей и расчистив место на троне Верхнего Египта для своих соотечественников? Но вполне возможно, что она причастна и к убийству Таисмет. Смерть подруги давала ей шанс. Как теперь мы знаем – исторический шанс. Заметьте – одна версия не исключает другую. Ее причастность к убийству подруги не исключает, а даже предполагает месть первосвященнику. Особенно если она действовала по его приказу. Но я уже начинаю фантазировать. Судьба Береники неизвестна. Но есть одна загвоздка. Еврейская традиция дает царице Савской весьма нелестные характеристики. Это может быть связано именно с судьбой Береники. Если она хотела стать царицей Сабы, но не стала, то все понятно.
Под наши подозрения может попасть и телохранитель Таисмет. Он ходил за ней по пятам, но почему-то не сумел ее сберечь. Это подозрительно. Но, с другой стороны, он был туп и не мог писать донесения первосвященнику.
Я знаю Ваши подозрения относительно Нефера. Но это уже не моя компетенция. Советуйтесь с Дерридой.
Мое мнение такое: если, как вы говорите, Ной погиб от рук своих, то из круга подозреваемых можно исключать всех, кто был непосредственным свидетелем его убийства. А также тех, кто в это время был рядом с Таисмет. И те, и другие имеют алиби. Если, конечно, убийца действовал в одиночку. Но вряд ли, изучая египетские тексты, можно определить, кто где был во время убийства.
Отвечаю на Ваш вопрос о египетской письменности. Скорописная форма иероглифов, которая используется скрибом, применялась для папирусного нерелигиозного письма. Обобщение письменных знаков было вызвано сложностью изображения плавных округлых черт иероглифов тростниковым пером. А вот сакральные иератические тексты появляются именно во время правления фараонов XXI династии. Поэтому мы и имеем столь подробный текст на стене захоронения.
P.S.
Я нашел упоминание о косметичке, вернее, коробочки из зеленого камня с мазью. Это подарок Таисмет от Нефера. Что касается гончарного хобби. Никто из приближенных Таисмет выделкой кувшинов не занимался. Я не нашел ни одного упоминания об этом.
Эти два вопроса постоянно не давали мне покоя, но я так и не задал их профессору. Он сам догадался.
Аден. Следующий день. 24 ноября
Из дневника Эдда Лоренца
Я спал допоздна, а потом еще долго валялся в кровати.
Потрескивала старая гостиничная древесина, шаги наверху, тихие печальные звуки. Мокрая простыня прилипла к телу. Я попытался вспомнить, что же мне приснилось, в чем там было дело. Но не вспомнил.
Наконец, собравшись, я бодро вскочил, отодвинул занавески и открыл окно. Небо в голубой дымке. Со стороны порта, похожего на гигантскую фантастическую декорацию, доносились гудки машин.
Воды не было. Я нашел Танару и выяснил, что душ сегодня работает только на первом этаже. Но это больше не повторится.
Вернувшись в номер, я взял свежее белье и полотенце. Общий душ на первом этаже уже был занят. Передо мной в очереди стоял господин Дю. Он поведал мне, что в его особняке на Рю де Шанель две ванны – одна золотая, а другая платиновая. Когда я не нашелся, что на это ответить, он описал мне сцену своего утреннего туалета со всеми подробностями.
Было уже что-то около девяти.
За завтраком я оказался в гордом одиночестве. Все уже расположились у бассейна. Официантка принесла меню, но я отрицательно махнул рукой.
– Утром я всегда ем одно и то же: две чашки крепкого чая, поджаренный хлеб – два ломтика, масло, ягодный джем, яйцо всмятку и творог с зеленью.
– Творог с зеленью?
– Да, творог со сметаной, перемешанный с мелко порезанной зеленью.
– Придется немного подождать.
– Ничего страшного.
Официантка исчезла за дверью кухни. Было слышно, как стучат, ее каблуки. Так она и есть копт. Как ее звали? Ах да, Джанта.
Она быстро вернулась.
– Скажите, сколько творога и какая зелень.
Я с досадой почувствовал в ее словах иронию.
– Сто граммов творога и двадцать пять граммов зелени, самой разнообразной, всю массу хорошенько перемешайте. Я буду так завтракать каждый день. Есть проблемы?
– Никаких проблем, – в ее голосе чувствовалось раздражение. – Какие тут могут быть проблемы? Обычно на завтрак мы подаем самбусу. Это такие небольшие треугольные пирожки с мясом, овощами и специями.
– Нет, спасибо.
– А кофе? У нас он почти настоящий.
– Я редко пью кофе.
Официантка ушла. А я начал себя мысленно упрекать. Какого черта я превращаю самый обычный завтрак в представление по мотивам романов Генриха Беля. В результате получился какой-то совершенно не свойственный мне снобизм. Но я сразу же себя оправдал. В этой поездке я могу воплотить мечты юности об удивительном путешествии.
Мистер Гилберт с чашкой кофе в руках направился в мою сторону. Я мысленно чертыхнулся.
– Что вы тут делаете? – спросил он в достаточно агрессивном тоне, – я имею в виду тут, в Йемене.
В отличие от него я был спокоен, как танк.
– Буду делать серию телевизионных передач и, если ничего не помешает, сниму фильм, – ответил я, стараясь выглядеть как можно более мирно.
– Судя по вашему виду, вы снимаете далеко не романтические любовные истории.
– А что такого в моем виде?
– Вы чего-то вынюхиваете.
– Никогда не имел такой привычки.
– Вы будете снимать войну.
– Наоборот. Хочу повторить успех тысячи и одной ночи.
– И кого вы возьмете на роль Шехерезады?
– Да хотя бы вашу жену.
Он стал заразительно смеяться.
– Что-что, а раздвигать ноги она умеет.
– Вот и отлично. А вас я поставлю у дверей, с другой стороны.
Мне показалось, что он сейчас выплеснет кофе мне в лицо.
Я вошел в уже теперь свой офис в половине одиннадцатого. Меня не ждали. Секретарша говорила по телефону и едва удостоила меня взглядом.
– Вы к кому? – спросила она, положив трубку.
– Ни к кому. Я просто так. Проходил мимо.
– Ну и идите дальше. Здесь частная собственность.
Я сел в кресло и перекинул ногу на ногу.
– Зовите всех сюда.
– Да вы что…
Наконец она поняла и вскочила на ноги. Через пять минут весь мой офис расселся в креслах вокруг приземистого стола.
Подчиненных мне сотрудников было пятеро. Уже знакомая мне секретарша, которая теперь прятала от меня глаза, двое мужчин, молодой и постарше. И две дамы неопределенного возраста.
Молодой мужчина, несмотря на кондовую фамилию – Соломатин, внешне принадлежал к небрежному южному типу, неизвестно как занесенному на просторы России. Лицо красного цвета, загоревшее под местным солнцем. Воротник легкой белой парусиновой куртки, подчеркивающей ширину плеч, подпирал косичку, в которую были собраны смазанные жирным волосы. В порах кожи густо чернели точки пробивающейся щетины. На нем были чуть мешковатые штаны, приспущенные на животе. Другими словами, уверенный в себе жеребец с рекламы мужской туалетной воды.
Я прозвал его гаучо.
Другой мужчина – пожилой и почти лысый, был похож на мелкого бюрократа из черно-белого советского фильма. Его волосы, жидкие на макушке, были спутаны, под глазами мешки, над губами пробивались усики, похожие на маленьких черных скарабеев. Он сильно нервничал. Это было заметно по колебанию ноздрей и подергиванию в уголках рта. Его руки не знали покоя: он то ощупывал карманы, то незаметно проводил пальцами по ширинке, проверяя все ли на месте. Когда извинившись он снял пиджак, на рубашке проступили темные полукруги пота, хотя рабочий день только начался. Его лицо выражало лишь одно желание – слить на меня все проблемы.
Первая дама – этакая бабища со взбитой прической и на высоких каблуках. Глаза закрывали большие солнечные очки в тонкой оправе. Она была похожа на видавшую виды куртизанку после бурно проведенной ночи. Я прозвал ее мадам.