В зависимости от типа судорог, когда Нина облизывает Давору лицо, особенно нижнюю челюсть и уши, он постепенно начинает приходить в себя. Невролог объяснил его родителям, что так стимулируется блуждающий нерв, отчего судороги заканчиваются быстрее. Некоторым пациентам с эпилепсией вживляют стимуляторы блуждающего нерва, но Кобечаки говорят, что у них есть четверолапый стимулятор, и без всяких побочных эффектов.
Если Нине удается добраться до Давора и облизать ему лицо в течение 10 секунд после начала судорог, собака предупреждает ее дальнейшее развитие. Давору требуется еще некоторое время, чтобы прийти в себя, поэтому она дает ему передышку. Нина может отойти в другую комнату или прилечь возле его ног, а может устроиться за спиной, если Давору нужна поддержка.
Когда я пришла, она уже выполнила первую часть работы и дожидалась следующего этапа. Я не помешала ей позаботиться о Даворе. Но теперь ей пора было снова приступать к своим обязанностям.
Санья подошла к сыну и подозвала собаку.
– Нинааа, – пропела она.
Нина подбежала, несколько раз осторожно лизнула Давору щеки и нос, а потом села прямо перед ним. Почти сразу же Давор приподнял голову. Он увидел свою собаку и несколько секунд сосредоточенно на нее смотрел. Потом наклонился вперед и уперся руками в пол, стараясь встать на четвереньки. Подняться самостоятельно он не мог и валился обратно в неловкую позицию у стены.
Отец протянул к нему руки. Здравко склонился к сыну, обхватил его и медленно, осторожно поднял на ноги; на лице у него было видно и усилие, и кое-что еще: решимость помочь Давору, чего бы это ни стоило. Подняв юношу, отец подвел его к дивану и усадил, что-то нежно говоря на ухо.
Здравко – не особенно крупный мужчина. Но он силен. Вот уже 26 лет он следит за тем, чтобы его сын не упал и не поранился, поднимает его после судорог, затаскивает вверх по лестнице у них дома и поддерживает, когда тот спускается вниз. Поначалу ему приходилось не так тяжело, потому что Здравко был моложе, а его сын – легче. По мере того, как Давор рос и становился мощнее, Здравко испытывал все больше трудностей. Собственно, это касалось всех членов семьи, потому что все они помогали Давору. Однако Здравко всегда выступал главной подъемной силой и привык терпеть боль, о которой старается не упоминать.
– Это ничто по сравнению с тем, что испытывает Давор, – говорит он.
Впервые судороги у Давора начались от звуков сирен 7 ноября 1991 года. Ему было 5 лет. Тяжелые времена для Загреба: в Хорватии шла война за независимость. Сирены воздушной тревоги звучали в городе с пугающей частотой.
Однажды вечером, примерно через месяц после того, как югославские ВВС разбомбили президентский дворец всего в 3 км от дома Кобечаков, Давор скорчился у себя в кресле и свалился на пол. На короткое время он потерял сознание и потом 20 минут не мог прийти в себя. Двумя часами позже он снова потерял сознание и упал с лестницы. Родители отвезли его в больницу.
Они говорят, что Давор всегда был чувствительным ребенком. Конечно, не война стала причиной его эпилепсии. Но сложно не думать о том, что, не будь этой войны и стресса, который часто становится причиной первых судорог, не будь этого печального стечения обстоятельств, внешних и внутренних, не могло бы то, что проснулось в нем, так и остаться неразбуженным?
Давору быстро поставили диагноз: синдром Леннокса-Гасто – сложная и тяжелая форма эпилепсии, которая обычно начинается в раннем детстве в возрасте от 3 до 5 лет. Дети с этим синдромом испытывают разные виды судорог и притом часто.
Самое плохое, что ожидало Давора и его семью – это тонико-клонические судороги (очень тяжелые). Они не характерны для синдрома Леннокса-Гасто, но часто случаются у Давора. Он теряет сознание, а из стоячего положения сразу падает на землю. Тело его застывает, а потом в течение нескольких минут идут конвульсии, при которых мышцы то напрягаются, то расслабляются. После таких судорог сознание Давора остается спутанным еще несколько часов.
Перед моим приходом у него произошли, по всей видимости, атонические судороги, также известные как «падучие». Для них характерна утрата мышечного тонуса, к которой может присоединяться потеря сознания. Обычно они короткие, менее 15 секунд, но без помощи собаки у Давора могут продолжаться до нескольких минут. Даже когда Нина ему помогает, Давору требуется время, чтобы отойти от них. Родители считают, это потому, что судороги, преследующие его много лет, сильно повредили мозг.
Санья может рассказать практически о каждом судорожном припадке, который был у ее сына за прошедшие 20 лет. Она получила образование по работе с детьми с особыми потребностями, через несколько лет после того, как Давор заболел, занялась исследовательской работой и начала вести записи. Она фиксирует дату, время, продолжительность и прочие детали каждого припадка, записывает все лекарства, все травмы, которые ее сын получил при падении. Пишет от руки, обычным карандашом. Записи занимают 21 толстую тетрадь в черной плотной обложке; тетради стоят на трех полках в гостиной вместе с папками и конвертами, представляющими собой историю болезни Давора за прошедшие два десятка лет. Санья надеется, что с помощью таких подробных наблюдений сможет отыскать какой-то порядок в хаосе, обнаружить паттерн, найти решение, способ помочь сыну вырваться из этого ада.
– Мне необходимо что-то делать, чтобы не сойти с ума, – говорит она.
Примерно на восьмой тетради записи Саньи вдруг изменились. Частота судорог у Давора снизилась. Травм стало меньше. А еще в тетрадях появились отметки о появлении в их семье пушистого щенка. Собаку звали Фрида[15]. Черного лабрадора они купили у заводчика, обычно поставлявшего щенков Хорватской ассоциации собак-поводырей. Санья обратилась туда за помощью, когда Давору исполнилось 17 лет. Кинологи, никогда не дрессировавшие собак для людей с судорогами, помогли семье обучить Фриду заботиться о Даворе.
У Фриды оказался к этому врожденный дар. Еще щенком, когда Давор падал при судорогах, она подбегала и вылизывала ему лицо без всякой предварительной дрессировки. К удивлению родных, Давор при этом зачастую приходил в сознание. Если сознание не возвращалась, но собака успевала быстро облизать мальчика, судороги не усугублялись. Казалось, что питомец умеет возвращать его к жизни.
– Она полюбила его с самого начала. Фрида как будто чувствовала, что он нуждается в ней, и знала, что надо делать, – рассказывает Санья.
Семья поддерживала собаку в этом. Они давали Давору угощение, чтобы тот протянул его Фриде, когда придет в себя. Если он сам не справлялся, они хвалили собаку и подкармливали ее, словно она только что совершила величайший подвиг в мире.
Потому что, вне всяких сомнений, так оно и было.
Фрида научилась и другим способам сокращать продолжительность судорог. Она подбегала с игрушкой и тыкалась Давору в лицо, чтобы он на нее посмотрел. Царапала его лапой. Делала что угодно, чтобы привлечь его внимание. Если он держал что-то в руке, она могла это забрать. Возможно, она просто пыталась играть с ним. Но Кобечаки думают, Фрида знала, что делает.
Дошло до того, что Давор приходил в себя, просто заслышав цоканье когтей Фриды по полу, когда она бежала к нему. Что это было: условный рефлекс или тяга к своей любимой питомице? Родители считают, что ответ заключался в любви, которую Давор питал к собаке.
Она была его единственным настоящим другом. Он ходил на занятия, общался с людьми, но родные никогда не слышали, чтобы Давор кого-то называл своим другом. Когда он им сказал: «Она мой друг», – это стало для семьи очень эмоциональным моментом. До сих пор у них на глаза наворачиваются слезы, когда они вспоминают, что Фрида, собака, была единственным, кого Давор так воспринимал.