Истина, как обычно бывает в человеческом обществе, посередине. Успешно адаптируются и трансформируются только те общества и страны, в которых высокая степень экономической свободы защищена и от «активизма» чиновников, и от доминирования отдельных игроков; где широкие возможности сочетаются с эффективным регулированием, лучше всего – с развитой системой саморегулирования рынков; где минимальная бюрократия уживается с совершенной системой защиты прав конечных потребителей.
Разумеется, в реальном мире не было и нет идеальных моделей, описанных в предыдущем абзаце. Мы можем говорить лишь о более или менее близких к ним вариантах. XX и XXI век дают нам повод для оптимизма – всё больше появляется примеров эффективной экономической политики. Их достаточно в традиционно успешных странах Запада – и, несмотря на это, в Европе как раз сегодня есть много поводов для беспокойства в связи с явным уклоном в социализацию экономической политики и бюрократизацию отношений, в то время как еще 30–70 лет назад казалось, что именно Европа будет флагманом развития сбалансированной экономики – период от Эрхарда до Бальцеровича был многообещающим. Их хватает и в США, где наряду с целым рядом экономических проблем, в частности связанных с той же социализицией государства или (и) с «бюджетной спиралью» – ростом бюджетных расходов, в большой части вызванным их ростом на предыдущих этапах, существуют и развиваются крайне эффективные практики. И, конечно, всё больше таких примеров появляется в «третьем мире»: Южная Корея и Тайвань – отличные примеры того, как положительные практики могут преображать страны в короткий период времени, а Индонезия – отличный пример защиты от ресурсного «проклятия» с помощью таких практик. И для полноты картины Турция и Россия – два отличных примера того, как отступление от эффективных методов организации экономического пространства сводит на нет десятилетия прежних усилий. Закончить этот раздел (несмотря на пространные рассуждения выше, мы не забыли, что его название – «Благодарности») мы хотели бы выражением огромной признательности – теперь уже без иронии – тем политикам и общественным деятелям, которые в своей работе искренне и профессионально стремились и стремятся к достижению этого недостижимого идеала.
Глава 1. Эволюция
О трех причинах сложности преобразований в обществах, а также о том, почему человеческие общества подчиняются дарвиновским законам эволюции намного больше, чем можно было бы подумать
Учебники истории представляют тысячи лет человеческого пути от костра и каменного ножа до айфона и баллистической ракеты в виде увлекательного сказания о сменяющих друг друга царях и героях. Приходят и уходят цари – приходят и уходят царства [2] – меняются названия, системы, культуры, как будто в бесконечном сериале (если учебник хорош) или как в бесконечном справочнике (если плох).
Этот калейдоскоп напоминает эволюцию жизни на Земле, в которой в борьбе за существование виды сменяют друг друга вследствие естественного отбора. Земля изменчива – меняется климат, материки движутся, вырастают горы, мелеют или, наоборот, разливаются реки и моря, и эти изменения вызывают расцвет и гибель тех или иных видов животных и растений – ведь их естественная изменчивость чаще всего не успевает за изменениями условий.
В человеческой же истории гибель или расцвет того или иного общества вследствие природного катаклизма крайне редки (и чаще всего, как история Атлантиды, придуманы потомками). Даже существенное изменение технологий происходит намного реже, чем смена экономических формаций, границ государств, взлетов и падений отдельных наций. Чаще всего тектонические сдвиги на политической карте Земли не сопровождаются ни изменениями природы, ни технологическими скачками – последние почти всегда являются следствием, а не причиной социальных изменений. Предпосылки общественных катастроф тоньше, но тем и интереснее.
Что вызвало взлет и упадок ахейской цивилизации? Почему 3000 лет назад в течение 100 лет погибла богатейшая городская цивилизация Малой Азии? Что привело к закату Древней Греции и поглощению ее Римом? Куда девалась непобедимая Золотая Орда? Почему Китай в XIV веке был мировым лидером, а в XIX веке – нищим придатком Европы? Что выбило почву из-под СССР? Почему Аргентина в течение XX века потеряла половину своей доли мирового ВВП? Отчего Венесуэла, которая была одной из богатейших стран Латинской Америки, превратилась в нищую страну-изгоя за то же время, за которое Сингапур из окраины бедной Малайзии превратился в мирового лидера по ВВП на человека? Фактически каждый век на каждом континенте происходили и происходят подобные, требующие ответов процессы.
Есть и более фундаментальный вопрос: почему развитие общества, изменения морали и этики идут с такой неровной скоростью? В реальности нет никакого «постоянного ускорения», о котором часто говорят: в истории есть периоды взрывного роста, века прозябания и сотни лет регресса; иногда десятки фундаментальных изменений укладываются в период в десятки лет, иногда они вообще не происходят тысячу лет. Несмотря на быструю пролиферацию новых идей, технологий и инноваций во все времена, мир не усваивает эти новшества равномерно, не сохраняет свою общественную структуру, а история во многом состоит из катастроф одних обществ и взлетов других. Слишком часто народы и их вожди ничего не предпринимают каждый раз, когда государства движутся к краху; чаще всего они активно этому краху способствуют. Казалось бы, люди – не животные или растения, приспособляемость которых зависит целиком от случайных мутаций, – они могут принимать осознанные решения. Почему же прогресс так похож на природную эволюцию?
Ответ на этот вопрос не так уж и сложен. Несмотря на то что личности (цари и герои), как и инновации, играют значимую роль в формировании исторической конкретики, роль эта сводится чаще всего к выбору одного из немногих объективно доступных вариантов развития событий. И гораздо реже – к ускорению или замедлению, повышению или понижению эффективности процессов, которые идут в обществе в силу сложившихся исторических условий глобального характера. Военные успехи Франции в середине XIV века можно пытаться объяснить гением братьев Бюро, создавших артиллерию как отдельный род войск. Но производство пушек для армии Карла VII становится возможным благодаря объединенным финансовым и промышленным ресурсам Франции, а такое объединение (отчасти это следствие столетней войны, отчасти – продукт географического положения, отчасти – результат специфики, сформированной столетиями экономической структуры) уж точно не является ни заслугой короля, ни его маршалов артиллерии.
Рождение и развитие общественной формации
С точки зрения этих «стратегических» процессов, зависящих не от личностей, а от обстоятельств, и генерируемых не осознанной волей единиц, а бессознательной волей социумов, общества куда более близки к видам живых существ, чем кажется. Каждое общество (государство, блок и пр.) рождается и стабилизируется потому, что его формы (география, общественный строй, социальные особенности, экономический уклад) на момент его рождения и развития более или менее случайно оказываются эффективными – позволяют кормить себя, обеспечивать безопасность и объединять своих членов некими идеями. Среди таких идей исторически наиболее успешными были идеи конкуренции с другими обществами (национализм, корпоративизм, религиозная нетерпимость) и идеи превосходства, нередко развивавшиеся в идеи расширения жизненного пространства (шовинизм, агрессивные формы патриотизма).