– Вам нужно к лекарю, дяденька, – сказала она жалобно. Она попыталась извлечь руку из ладони Жабеля, а тот вдруг прищурился и спросил хрипло:
– Лекарка?
– Еще нет, дяденька, только учусь.
– Хорошо ж ты учишься, если одним касанием определила мою хворь. («А я ее от порога определила», – подумала Атрелла.) Был я у лекаря, говорит: поздно… дни мои сочтены. Осталось денег собрать да в храм Нэре отнести, чтоб уйти без боли и не мучаясь.
Юная лекарка знала, что жрецы Безутешной практикуют за огромные деньги безболезненный переход в царство Нэре безнадежных больных или вообще людей, желающих поскорее окончить земную жизнь. Человек ложится на алтарь, жрец читает молитву, человек исчезает. Все. Был и нету. Храму выгодно. А все что выгодно, по утверждению нэреитов – морально.
Жабель не выпускал руку Атреллы, потому что ощущаемая им боль, разделенная на двоих, уменьшилась. А уставшая лекарка не знала, как отделаться от хозяина, и, скорее инстинктивно, чем намеренно, направила мощный импульс на уничтожение опухолевой ткани. Жабель почувствовал мощную волну энергии, пролетевшую по руке и завершившуюся ударом по опухоли в животе. Он невольно отпустил ее руку.
– Покажите мне комнату, – шепотом сказала Атрелла.
Жабель побледнел. Он молча смотрел на девушку, потом оторвался от стойки и подошел к внутренней двери, стукнул кулаком два раза:
– Де́ри! Вставай, проводи постоялицу. – Он оглянулся на Атреллу: – Мне нужно прилечь, что-то знобит… – прошел мимо заспанного портье и повалился в забытьи на теплую кушетку.
Портье, не заметив хозяина, с хрустом потянулся, поглядел на девушку.
– Вещи где?
– Все мое ношу с собой, – процитировала Атрелла древнюю арвальскую пословицу.
– Тогда пойдем.
Номер действительно оказался вполне приличный. Портье сдернул колпачки с вечных свечей, чтоб осветить все помещения. Показал, где удобства, постель, белье, как пользоваться запором на двери и шнурком для вызова горничной.
– Правда, горничной у нас нет, но приду я или хозяин, или его жена.
Атрелла умирала от усталости и невольно подталкивала портье к выходу:
– Я спать хочу, Дери! Я разберусь, идите.
– Да! В ванной спиртовая горелка для горячей воды, спирт в бутыли в шкафу. – Дери стоял в дверях, ожидая чаевых. – А еще там мыло, полотенце…
Она поняла, чего хочет настырный портье, и сказала:
– Я хозяину оставила лит, из сдачи возьми себе пару гимиков, остальное принесешь утром. А сейчас иди! И до утра меня не тревожь.
Дери ушел. Атрелла, наконец, разделась. Она шла к ванной, стаскивая с себя одежду и бросая ее на пол. В ванной она заправила горелку и, пока кипятилась в бачке вода, вертелась перед зеркалом, рассматривая себя и так и этак, распуская русую косу. Задумалась.
Изменить внешность? Чуть-чуть… ямочку на подбородке сделать, пару родинок на губе и на щеке. Нет, это все запоминается… Она помассировала ладонями лицо, одновременно посылая импульсы через пальцы к носу, щекам и лбу. Через минуту на нее смотрела из зеркала рыженькая простушка со сплошь усыпанным конопушками лицом. Похожа на себя и совсем не похожа. Может быть, добавить пигмента в кожу? Нет, рыжие – они плохо реагируют на солнце… рост не добавить, скелет менять сложно и долго. Глаза не поменять… нос сделать покурносее, губы потоньше и рот поменьше? Она мяла нос и смотрела, как лучше. Лицо ее приобрело недоброе, мстительное выражение, больше свойственное нэреитам. И вдруг она испугалась: а сможет вернуться к прежнему виду? Закрыла ладонями лицо и постаралась припомнить себя прежнюю. Посмотрела – она! Соломенные, слегка вьющиеся волосы и чистое белое лицо, без особых примет. Рассмеялась: и зачем ей маскироваться? Погладила себя: грудь нормальная, может, уменьшить? Нет… это самое ценное. Попу подтянуть? Это можно. И будто услыхала отцовский голос: «Физкультурой надо заниматься, а не перекраивать тело…». Действительно, ведь организм хитрый, уснешь измененной, а проснешься как была… за ночь все вернется.
Бачок в душевой засвистел паром – водичка вскипела!
Атрелла с наслаждением залезла под теплую струю и смыла дорожную грязь, усталость и обиду на отца. Про себя решила: поживет тут до весны, сходит в местный госпиталь, может, наймется на работу. И будет потихоньку разузнавать, как там папа живет?
Уже чистая, она покрутилась в комнате, определяя, где восток и, следовательно, восход, встала на колени и помолилась Литу привычной лекарской молитвой:
– Благодарю Тебя, Лит пресветлый, за все, что дал Ты мне в день прошедший, знания для определения болезни, твердости духа в принятии решения и сил к исцелению больных. Прости меня за прегрешения вольные и невольные, за гордыню и поспешность в поступках, и не оставь меня в милости своей, дай отдыха ночью и защити от гнева жены Твоей во время ее, – ощутив теплый толчок в груди, довольная поднялась с колен. Всегда приятно, когда тебя слышат, особенно если слышит бог.
Она накрыла все свечи, на одну нахлобучила чехол с дырочками и, устроившись под одеялом, сложила руки поверх и сказала:
– На новом месте, приснись жених невесте, – хихикнула и почти мгновенно уснула.
Снилась какая-то ерунда. Она куда-то бежала, за ней гнались, вдруг впереди появилась огромная фигура с длинными руками, ее схватили, прижали к твердой как дерево груди – и она колотила в эту грудь кулаками, но слышались удары словно в доску или дверь.
В номер драбаданили нещадно. Не имея времени одеться, Атрелла укуталась покрывалом с кровати и подошла к двери.
– Кто?
– Хозяину плохо! Вас зовет! – голос Дери прерывался от волнения и бега по лестнице.
Атрелла распахнула дверь. Портье тоже был в исподнем.
– Но я же не лекарь… – она поправила волосы, дернув головой. Под покрывалом, не было ничего, но портье не дал ей одеться.
– Хозяин зовет вас, пойдемте, – Дери схватил ее за руку и повлек за собой вниз по лестнице.
Атрелла вырвала руку:
– Я хоть немного оденусь! Сейчас приду!
Жабель лежал на кушетке и тяжело дышал, лоб его покрывал холодный пот. Дери оставил Атреллу и подбежал к хозяину гостиницы:
– Она пришла!
Жабель приоткрыл один глаз:
– Помоги, дышать не могу!
Атрелла встала на колени рядом с кушеткой и заплакала:
– Я не имею права, у меня ничего нет, ни диплома, ни лицензии. Меня же посадят!
Жабель разлепил пересохшие губы и, еле ворочая языком, проговорил:
– Как поговорили с тобой, боль утихла, а потом так затрясло – сил нет. Помоги – или исцели, или дай умереть, не мучаясь…
Откуда-то выскочила невысокая пухлая женщина и налетела на девушку.
– А, змея! Ты мово мужа уморила! Порчу напустила! – принялась она причитать и рвать на голове волосы. Атреллы касаться она боялась, только ругалась. А Дери ее удерживал и успокаивал.
– Умолкни, дура! – сказал Жабель. – Она тут ни при чем, – и впал в забытье.
Атрелла положила левую руку ему на лоб. Информация покатилась волнами: боли уже не было, а было что-то странное, опухоль скукожилась и стала малюсенькой и плотной, метастазы из больших шаров превратились в пустые водянистые пузыри, сердце тарахтело, перекачивая наполненную трупным ядом кровь, почки стояли, моча не шла. Атрелла поняла – ее инстинктивный импульс, конечно, вызвал быстрый распад опухоли, объем которой был уже так велик, что разрушенные мертвые раковые клетки заблокировали работу почек.
Атрелла убрала руку и повернулась к Дери и жене:
– Приготовьте очень много воды.
– Зачем? – удивились те. – Сколько?
– Я попробую его спасти, но мне нужно будет много пить. Два ведра не меньше. И отхожее ведро поставьте. А сами идите, пусть только Дери сидит тут рядом .
Уже рассвело, когда бледная, изможденная Атрелла отняла руки от живота Жабеля. Тот, порозовевший, спал и дышал спокойно. Она за ночь раз десять бегала на горшок, очищая его кровь, и пила странную смесь: разведенные в воде мед, соль и соду. О соли и меде она вспомнила в последний момент – когда-то отец ей говорил, что при тяжелой работе, очистке организма больного с поврежденными почками, лекарю нужны три вещи: вода, соль и сахар. А иначе он сам погибнет, растратив все силы.