В мои планы входило поработать за ноутбуком, подготовить статистику за неделю работы моей сети, пока меня не было, чтобы послезавтра утром, выйдя на работу быть в курсе всех дел, владеть ситуацией… Вместо этого я сижу и бессмысленно тыкаю в экран, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях и попытаться хоть как-то их контролировать. Хоть как-то избавиться от той дрожи, которая так и одолевает меня с момента поцелуя с мужчиной, имени которого я даже не знаю. Не поцелуя даже, так… Недоразумения. Недоразумения, которое превратило в недоразумение меня.
Влад не трогал меня, и я была ему за это благодарна. Бортпроводники прошлись по салону, разнесли ужин, а я всё так и сидела, пялясь в экран. Он легонько дотронулся до моего плеча и указал взглядом на мой столик , мол, ешь, остынет. Есть особо не хотелось, но выглядеть мумией хотелось ещё меньше, поэтому я сняла наушники и заставила себя с бодрым видом поковыряться вилкой в своей еде.
– Алкоголь и напитки ещё не разносили, – улыбнулся Влад, напоминая мне, что я хотела поужинать и выпить, – так что я пока тебя не трогаю. Заметь, пока!
Он улыбался мягко, давая понять, что навязываться не станет. Я это итак понимала, он лёгкий человек и "лезть в глаза" – это не его методы. Это его качество несомненно вызывало во мне симпатию, как и его безмерное обаяние. Я понемногу отходила, а выпив вина успокоилась окончательно. Все дело в том придурке, что так нагло зажал меня у туалета. Он просто вывел меня из равновесия, ошарашил меня своим поступком, заставил потерять контроль над ситуацией, а к этому я не привыкла. Нужно держаться от него подальше. Он не просто так не понравился мне ещё в аэропорту, интуиция меня никогда не подводила, я чувствую людей.
До того момента, как он выбил почву у меня из под ног, все шло ровно и спокойно: я была расслаблена и умиротворена рядом с Владом, наше знакомство оказалось для меня крайне приятным, его присутствие – не напряжным, а его шутки смешными и совсем не пошлыми. Вот пусть всё так и остаётся: комфортно и непринужденно, а этот самоуверенный кретин пусть катится подальше.
Я допила своё вино, отдала поднос стюардессе и повернула лицо к Владу.
– Расскажи мне что нибудь занимательное из твоей биографии.
– Занимательное, – он усмехнулся, но усмехнулся с тоской, – в моей биографии есть одна история, но скорее очень печальная. Зато яркая и уж точно запоминающаяся.
– Если ты не хочешь вспоминать....
– Нет, тебе стоит знать. Я всё равно должен буду рассказать тебе это, рано или поздно. Так вот, пусть наши отношения, какими бы они ни стали, начинаются с полного откровения.
– Мне это нравится, – я села ровно и приготовилась слушать его пусть даже не самую приятную историю.
– Я был женат, – начал он и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Это твоя не очень приятная история?– я мягко улыбнулась, давая понять, что меня это не смутит и не удивит.
Влад только на первый взгляд кажется молодым парнем, по факту ему лет тридцать, может, тридцать пять. Морщинки выдают его, когда он улыбается или хмурится. Да и взгляд… С каждым прожитым годом у человека он меняется. И у Влада взгляд точно не двадцатипятилетнего парнишки.
– Это приятное начало моей печальной истории…
– Так.. – я уже предчувствовала, что в жизни этого человека случилась трагедия, и не была уверена, что имею право лезть ему в душу, – Влад, правда, ты не обязан…
– Я хочу, – твердо возразил он и продолжил, – мы познакомились, когда нам было по семнадцать. Молодые, глупые, поступили на первый курс журфака. Считали себя дерзкими и в то же время романтичными, – Он улыбался, и морщинки вокруг глаз собирались в причудливые паутинки.
Он и правда был счастлив тогда, и был счастлив даже сейчас, рассказывая мне об этом…
– Она была очень красивая. Очень красивая и до безумия меня любила. А я любил её. Мы встречались долгих шесть лет, пока не окончили универ. Потом расписались, тихо, чтобы никто не знал. И уехали на медовый месяц в Париж, так же тихо. Я два года копил на эту поездку. Мы были так счастливы… Бродили по этим сказочным, пропитанным счастьем миллионов влюбленных, мостовым, находили кафе с самыми вкусными круассанами, занимались любовью везде: на крыше нашего отеля, в тихих переулках… я хотел запомнить каждый ритм пульса: когда она спит, когда злится, когда кончает… Я хотел остановить время и остаться с ней в этом мгновении навсегда… Я был уверен, что счастливее, чем сейчас, я не смогу быть. Через две недели, там же, в Париже, когда мы завтракали на нашей маленькой лоджии, она сообщила мне, что у нас будет ребёнок. И вот тогда я понял- вот! мой счастливый момент настал именно сейчас! Не тогда, когда мы были вдвоём! А именно сейчас! Когда нас уже трое. Когда в ней теплится жизнь, которую я сотворил. Наша новая жизнь. Наша новая жизнь....
Он замолчал, и я поняла – он сейчас не здесь. Он там, в Париже, вспоминает её глаза, полные слез счастья. Я не хотела, да и не могла его трогать, вырывать его из этих воспоминаний. Человек имеет полное право иногда уйти в себя, зарыться в самом укромном уголке своего сознания, где хранятся лучшие моменты его жизни, и погреть там руки среди серых будней.
– Мы ждали девочку, – еле слышно произнёс он через несколько минут. С его ресниц упала слеза, он тут же резко вздохнул, передёрнул плечами и взял себя в руки, – Каждое утро я просыпался, любовался спящей женой, её растущим животом и думал только об одном, "скоро я смогу взять на руки свою принцессу"…
– Она умерла? Твоя жена. – я видела, как ему больно. Мучительно больно. И он не может собраться с духом произнести это.
– Я не знаю…
– То есть?
– Она пропала. Моя Женька пропала без вести, когда была на восьмом месяце, – он снова тяжело вздохнул, но слёз в его глазах не было. Очевидно, их просто уже не осталось. Прошло девять, почти десять лет, мужчины обычно не страдают так долго.
– Погоди.., – в моей голове роем пронеслись мысли, воспоминания, заголовки газет, интернет-статьи, – Евгения Фарт… Я помню эту историю, все СМИ трубили. Я запомнила фамилию даже, ещё шутили тогда, что не особо она ФАРТовая. Извини…
– Ничего. Я много раз это слышал. Я тоже не особо фартовый. Потерял жену, ребенка, который ещё даже не родился, а потом ещё год таскался по следователям, так как муж всегда – первый подозреваемый. Мне не дали ни поискать её толком, ни оплакать. Я до сих пор не знаю, что с моими девочками? живы ли они? если нет – то за что им это? если живы… то за что это мне? Почему меня бросили?
– Влад…– я взяла его за руку, – она бы так с тобой не поступила. Я не видела вашу историю хотя бы "со стороны", но даже слушая тебя , я понимаю, вы любили друг друга до одури, два неразлучника. Она бы тебя не предала… Её ищут?
– Давно уже нет. Дело закрыто, за давностью. Хотя, скорее, за ненадобностью. И скорее всего, его неформально закрыли года через два после её исчезновения. Следов никаких, улик тоже. Родственников нет, родители погибли, когда ей было шестнадцать. Пойти ей было не к кому, некуда. Подруг особо не было, когда умерли родители, она переехала в Санкт-Петербург, поступила в универ, сразу появился я… И заменил ей всех: родителей, подруг.. Я видел, что её саму не интересуют другие люди, она вся была в нашем союзе. За все шесть лет, не поверишь, не было ни единого разрыва. Все только благодаря ей. Она всегда обходила все острые углы, находила компромиссы, знала, когда быть ласковой, когда – непреклонной. Я был единственным, кто был ей нужен… И не смог уберечь её. Извини.
Он поднялся с места, протиснулся к выходу и ушел бродить по салону.
Что ж… он дал мне время прийти в себя, теперь время нужно ему. Ему явно оно нужнее. Мои переживания – просто бред по сравнению с его. Да, прошло много лет, но потеря близких для всех всегда – индивидуальный масштаб бедствия. Кто-то через пару лет возвращается к привычной жизни, кто-то просто сходит с ума… Здесь нет никаких сроков, никаких гарантий. Это не производство обуви, это – человеческие судьбы, семьи.