– А как же ты, бабуль? – спросил Билл. – Ты рада своей жизни? Тому, к чему пришла, что было и что может случиться?
– Я прожила долгую жизнь и не могу похвалиться тонной радости. Старшую сестру похоронила, когда мне было тринадцать. Я точно и не помню, от чего она умерла… знаю, что долго болела и мучилась. Иногда я вспоминаю ее раздирающие душу крики, кровь на подушке и желтые, как папирус, глаза. Их я точно никогда не забуду…
– Сколько ей было? – спросил парень, невольно кладя в рот мякиш белого хлеба.
– Кажется, семнадцать… а может, и больше. Я не помню, – говорила бабушка, смотря туманным взглядом в мрачный холл. – Грета точно была моложе тебя. Потом с разницей в два года я похоронила своих родителей…
– А что с ними? – перебил он.
– Мама тоже болела. От малярии тогда многие умирали. А отца за долги убили. Он пытался построить бизнес, открыл продуктовую лавку, а для этого одолжил много денег у местных, как оказалось, гангстеров. Вовремя не вернул сумму и все… Это случилось на моих глазах. Мне тогда было семнадцать. Я выглядывала из своей комнаты. Видела, как отец пошел открывать дверь, а потом…
– Что потом? – с интересом спросил Билл.
– Ворвались двое мужчин. Сначала они долго разговаривали, а папа все время просил меня уйти, но я настолько испугалась, что стояла как вкопанная. Я видела, как один из них достал пистолет и наставил на папу. Тогда я сильно закричала, но мой крик перебили выстрелы. Когда я опомнилась, то видела только папу. Он лежал на деревянном полу и тянул ко мне руку. Я подошла и взялась за нее. Она была холодной и тяжелой. Отец смотрел на меня пустыми глазами, но уже ничего не мог сказать.
– А что потом? – спросил Билл.
– Я долго не знала, что мне делать. Как ты говоришь, настала черная полоса… Хотя со смерти Греты она никуда и не уходила.
– А дальше наступила белая полоса? – с интересом спросил Билл.
– Если можно так считать, – говорила бабушка. – В Нилзе жила моя тетка, сестра матери. Она забрала меня из Бронса. Вскоре я познакомилась с твоим дедушкой…
Роза налила себе стакан воды, сделала несколько глотков и поставила его рядом. Она туманно водила по кромке стакана указательным пальцем. Шмыгнула носом и продолжила говорить:
– Это было в начале тридцатых годов. Потом родилась твоя мама. Казалось, вот она белая полоса, но и та длилась недолго. И десяти лет не прошло. В сорок втором году твой дедушка ушел на войну. Спустя восемь месяцев мне прислали письмо. Представь себе, я не пустила ни единой слезы, так как выплакала все, когда провожала его. Незадолго до этого злосчастного письма он прислал посылку прямо с фронта. Это была маленькая баночка с мидиями и письмо… письмо, которое я часто перечитываю ровно в десять вечера. В это время я получила посылку. Я понятия не имею, откуда он взял мидии во время войны, но в письме он ими восхищался.
– А что же дальше? – спросил Билл.
– Дальше пустота… такая пустота, о которой я не хочу вспоминать. Я не убивалась, не рыдала, не загоняла себя в угол. Просто хотелось тишины и спокойствия. Я держала себя в руках, поэтому и сейчас перед тобой я спокойна. Знаю, что все это тяжело пережить, но если в тебе есть силы, то со всем этим можно справиться!
– Да уж, не знал, что все так сложно, – сказал Билл.
– В этом нет ничего сложного. Всегда бывают сладкие моменты. Для меня это было ваше с Чарли появление на свет, новые знакомства, победы Чарли в конкурсах. Радостных мгновений полно, просто в голове остается осадок чаще от плохого.
– Боюсь, мне долго ждать таких моментов, – сказал Билл.
– А вот это ты зря, Билли. Их не нужно ждать. Они сами приходят ниоткуда, будто их кто-то присылает в награду за стойкость.
– Возможно… – задумался парень.
– Просто нужно жить дальше, – продолжила бабушка. – Помни, что Чарли тоже жив, пока ты его помнишь. Если ты все же веришь в полосы, то просто возьми цветные карандаши и разукрась свою жизнь и судьбу по-своему. Билли, мы все художники своей жизни, и выбор цвета в ней играет большую роль!
Впервые за несколько дней Билл искренне улыбнулся, хотя в душе все еще чувствовал горечь. Нет, это печаль не по Чарли, а по тем словам, что сказала бабушка. Бенктон понимал, что художником жизни можно стать в любой момент. Даже если сейчас тяжелые времена.
Билл решил прогуляться перед сном. Свежий воздух казался ему полезным. Всю прогулку он думал о разговоре с Джессикой, чувствовал себя виноватым за то, что нагрубил ей. Чтобы загладить вину, ему нужно появиться в колледже, куда он так не хотел возвращаться. Взвесив в уме все «за» и «против», Билл все же решил на следующий день сходить на занятия.
Снег крупицами парил над головой. Дорога устелена словно ситцевым покрывалом. Морозный воздух колол пересохшие губы, нос, щеки и мочки ушей. Он водил по лицу своими жгучими коготками, оставляя румяные следы. Билл остановился под фонарем, поднял взгляд в небо и влажными глазами посмотрел на небо. По губам Бенктона скользил теплый пар, вскоре сливавшийся с холодным ветром. Через минуту Билл потер руки, ссутулился и неспешно побрел по заснеженной, казалось, нехоженой дороге.
Придя домой, он снова наблюдал ту мерзкую картину. Мама елозила по истоптанному годами разноцветному ковру с изображенными на нем ромбами, кругами и квадратами. Лицо измазано склизкими соплями, изо рта текли слюни, рядом лежала бутылка из-под бурбона. Билл, как и бабушка, не понимал, откуда у мамы берутся деньги на выпивку. Ее кошелек пуст, в карманах халата дырки, а в заначках, где раньше хранились украшения, уже давно шаром покати. Так или иначе, Билл договорился с бабушкой не выпускать на улицу маму и забирать у нее всю выпивку.
На следующее утро Бенктон стоял у входа в колледж и ждал Джессику. Время шло, но девушки не было. Он увидел ее подружек и подбежал к ним, чтобы спросить, где Джессика, но те дружно пожали плечами. Билл нахмурился, отошел в сторону и начал беспокойно топтаться на месте, потирая при этом потную ладонь о джинсы. В голове витали разные мысли, он тяжело сопел и постоянно зачесывал волосы назад.
Плюнув на занятия, Билл помчал к ее дому. Добравшись до места, он постучал в дверь и принялся ждать. Спустя мгновение дверь открылась. Перед ним стояла хмурая, высокая, в меру упитанная женщина, одетая в бирюзовый халат. На вид ей лет шестьдесят, однако Джессика говорила, что бабушка гораздо старше.
– Что вам нужно, молодой человек? – спросила та, сурово опустив редкие брови к переносице.
– А вы не подскажете, Джессика дома? – улыбчиво спросил парень. – Я ее друг, Билл.
– Она сейчас не может ни с кем видеться!
– Бабуль, пусть он пройдет! – крикнула Джессика, выглядывая из своей комнаты.
Женщина с неохотой впустила в дом Билла, но косо поглядывала на него. Он увидел Джессику. Та стояла с костылями.
– Что случилось, милая? – подбежав к ней, с дрожью в голосе спросил он. – Почему ты на костылях?
– Поскользнулась и подвернула ногу, когда вчера от тебя уходила! – сердилась она.
Билл чувствовал в этом свою вину. Он нежно обнял Джессику и прошептал на ушко:
– Прости меня, родная!
Джессика чувствовала, что не безразлична Биллу. Она улыбнулась и пригласила его попить вместе кофе. Во время беседы познакомился с ее бабушкой Лизой. Она оказалась весьма добродушной и внимательной женщиной старой закалки.
– А вы с моей бабушкой Розой подружились бы! – заявил Бенктон.
– Еще подружимся! – подмигнув сказала бабушка Лиза.
После небольшого застолья Билл предложил помочь по дому, так как Джессика была не в силах что-либо делать. Он прибрался, помыл плафоны, висевшие высоко под потолком, вынес мусор и даже починил дверь в кладовую, что постоянно скрипела и срывалась с одной петли. Затем он пошел в комнату к Джессике, где пробыл еще порядка двух часов.
Городские часы прогромыхали двенадцать раз. Билл шел по пустой улице. Облака стальным полотном растянулись до горизонта. Они грозно нависали над головой, и их, казалось, можно погладить пальцами вытянутой руки. Безмятежное небо вот-вот обрушится снегопадом, о котором все утро из радиоприемников трезвонили синоптики. Они часто ошибались, но в этот день им будто кто-то намекнул, что прогноз сбудется. Синицы издавали звонкую пинькающую трель, кружа в небе, то впереди, то за спиной. Эти милые маленькие пернатые своим поведением и видом заставляли умиляться.