Они спустились в библиотеку, и Уокер смешал ей напиток из бара. Перл была счастлива счастьем и дерзостью другого человека. Уокер протянул ей стакан, и она тут же отпила половину его. Детей в комнате не было; только две женщины и один мужчина.
Перл вдруг занервничала, ощутив нервозность других.
Уокер представил их друг другу.
Шелли. Моя сестра.
Мириам.
Мой брат, Томас.
– Какая на вас прекрасная юбка, – сказала Перл Мириам.
У Мириам было доброе грубоватое лицо и коса, спускавшаяся до талии.
– Спасибо, – сказала Мириам.
Перл была благодарна. Она по глоточку отпивала из стакана.
– Она их шьет, – сказала Шелли. – Люди присылают ей обрезки отовсюду.
– Расскажи нам историю того обычного на вид голубого лоскута, – сказал Томас, указывая на кусочек саржи на талии Мириам.
– Это, – тут же ответила Мириам, – прислал молодой австралийский моряк, получивший увольнение и приплывший домой с Мальты, чтобы помогать жене, которую преследовал черно-белый призрак без головы, обижавший троих ее детей.
Перл уставилась на ее юбку. Она была и цельной, и разнородной. Слово «прекрасная» здесь не годилось, хотя сшита юбка была замечательно.
Перл перевела взгляд с юбки на Томаса. Он отличался такими же крупными габаритами и смуглой кожей, что и Уокер. На нем был довольно замызганный белый льняной костюм и рубашка. Он казался Перл хмурым небом, затянутым тучами.
– А этот откуда? – сказал он, указывая на вполне заурядный белый лоскут рядом с голубым. – Напомни, Мириам.
– Это с подушки самоубийцы.
– Боже мой, – воскликнула Перл.
– Ты должна что-то рассказать нам о себе, – сказала Шелли Перл.
Перл совершенно не представляла, что рассказать о себе. Она поставила стакан на каминную полку, рядом с деревянной статуэткой. Там было несколько фигурок из дерева, все порядка четырех дюймов в высоту. Перл нервозно взяла одну из них.
Никто ничего не сказал. Вокруг нее образовалась тягостная тишина, которую подчеркивал скрип досок пола.
– А это что такое? – почти выкрикнула Перл и смутилась.
Она вытянула руку с деревянной фигуркой. Это было животное, волк. Перл это видела. Она провела ногтем по его резной спине, по пробору, разделявшему надвое шерсть. Фигурка была хорошо проработана и казалась заряженной потной силой в ее влажной руке. Резные глаза и ноздри, тщательно проработанные гениталии, зубы и лапы…
Она уронила ее на ковер.
Томас подобрал ее и поставил обратно на полку.
– Их вырезал Аарон, еще в 1800-х, – сказал он. – Он их сделал дюжину. Волка, медведя, лиса, оленя… животных, которых он убивал. Вначале он был охотником и звероловом. Он многое знал о животных. Он их ел и ловил, и обдирал, и продавал. Потом он стал воссоздавать их.
– А Аарон… это он построил этот дом?
Перл обхватила пустой ладонью свой стакан.
– Он и его жена, Эмма. Аарон заполучил значительное состояние в свое время. Поэтому нам сегодня вольготно живется. Тебя это интересовало?
– Ой, нет, – сказала Перл, – я не думала… нет…
– Он начал как обычный зверолов, но был слишком умен для такого занятия. Хотя дети тебе расскажут, что он перестал убивать потому, что последнее животное, которое он прикончил, заговорило с ним.
Перл посмотрела на Уокера. И хихикнула.
– Что оно сказало? – спросила она.
– Оно сказало: «Что ты смотришь, как я умираю? Скоро ты станешь умирающим животным, и люди будут смотреть на тебя».
Перл ничего не сказала. Это казалось вполне разумным.
– Как бы там ни было, что-то изменило его отношение. Аарон хорошо нажился и решил, что пора окультуриться. Он перенес охотничьи навыки из лесов на рынок. Все, чего он касался, приносило прибыль. Он никому особо не нравился, но так разбогател, что с ним приходилось считаться. Аарон вкладывался в банки, и железные дороги, и пароходы… Он был совладельцем «Генри Клея», самого быстрого парохода на Гудзоне, до 1852 года, когда он загорелся и потонул. Тогда погибло больше сотни человек, и Аарона обвинили в непреднамеренном убийстве, но потом оправдали. Аарон был счастливчиком. Он был счастливчиком до самого дня своей смерти.
– Ну что ж, – сказала Перл неопределенно.
– В последние годы он выстругал вот это, – сказал Томас и достал из-за фигурок животных короткую плоскую шкатулку. Открыв ее ногтем большого пальца, словно ключом, он показал короткий нож с роговой рукояткой. На рукоятке были вырезаны забитые животные, лежавшие вереницей, вцепившись зубами друг в друга, обвивая рукоятку ножа, со вспоротыми животами и перерезанными глотками; от этих грациозных животных, подкошенных смертью, веяло необычайной умиротворенностью.
– Рукоятку он тоже вырезал? – спросила Перл. – Он был очень хорош, да? То есть был настоящим художником, да?
– Нет, – Томас улыбнулся. – Это из Юкатана, Майско-тольтекского периода. Аарон был коллекционером. Ему нравились симпатичные вещи, необычные вещи.
– А его жена была необычной? Его Эмма.
– Аарон вступил мезальянс, женившись на ней, – сказал Томас.
Шелли улыбнулась через стакан. Перл ближе придвинулась к Уокеру.
– Дети скажут тебе, Эмма была ведьмой, – сказал Томас.
Перл уставилась на свежий напиток, который дал ей Уокер.
– Я не верю в ведьм, – сказала она.
– С чего бы тебе в них верить? – спросила Шелли.
– А как насчет привидений? – Томас снисходительно поднял брови.
Он смотрел на Перл с любопытством, с каким люди смотрят на занятного зверька.
– Я думала, у нас тут не детский час, – вздохнула Шелли.
– Многие мои корреспонденты верят в привидения, – сказала Мириам.
– Они живут в других странах, – возразила Шелли раздраженно.
– Привидениям нет хода в этот мир, так ведь? – спросила Перл. – То есть они его просто помнят, да?
Томас рассмеялся.
– Дети с тобой отлично поладят, Перл. Они обожают таинственное. Им нравится выдумывать свои истории.
– Мне ужасно не хочется думать о нашей истории в том виде, как ее могут рассказывать дети, – сказал Уокер. – Я вспоминаю только одну родственницу со странностями – одну тетку, которая хотела стать профессиональной боксершей.
– О боже, – сказал Томас. – Да.
– Здесь столько детей… – начала было Перл.
– Они приходят и уходят, – сказала Шелли. – Томас все время находит новых.
– Что ж, когда их так много, со всеми их днями рождения… Наверно, всегда есть повод для вечеринки…
От коктейлей Перл развеселилась.
– Мы отмечаем все их дни рождения в один день, – сказал Томас. – Так проще.
– Для тебя, возможно, – возразила Мириам. – Но это я должна печь пироги. Из них каждый может съесть по пирогу, клянусь, и всем подавай разноцветную глазурь и разные формы…
– Ты это любишь, Мириам, – сказал Уокер.
– Когда мы уже будем есть? – сказала Шелли. – Мне завтра рано отчаливать, вы же знаете, а я еще не собрала ни единой вещи.
– Полагаю, ты намекаешь на ужин, – проворчала Мириам, – хотя сама никогда не ешь.
– Шелли нужна энергия, – сказал Томас. – Она едет в колледж за своим самцом.
– Ну ладно тебе, – Шелли покраснела.
– Выбирай такого, чтобы делал хороших детей, – сказал Томас.
Они перешли в столовую. Позвали детей, и все уселись за стол. Детские лица были вымыты, волосы – прилизаны. Дети вели себя культурно и обслуживали друг друга. Томас исполнял роль наставника. Между ними шел увлеченный разговор, суть которого ускользала от Перл. От напитков у нее кружилась голова, и ей было не по себе. Видя, как ребенок шести-семи лет в один момент носится как угорелый, а в следующий чинно сидит за обеденным столом и обсуждает формулы Майстера Экхарта о преодолении оков собственного «я», Перл чувствовала себя не лучшим образом.
Она вздохнула. Подняла вилку.
– Смотри, Перл, – сказал один мальчик.
Его звали Джонни. Его глаза казались старыми и уставшими, и в глубине их читалось странное разложение. Он подвинул к Перл по скатерти ракушку.
– Поднеси ее к уху.
– О, да, – сказала она, улыбаясь. – Я слышу океан. Слышу волны.
Ракушка была липкой и пахла сладким.