Заговорил Гильдас:
– Это глупо. Мы даже не знаем, какие узники тут обитают. И насколько они сильны.
– Нам нужно поесть! – Кейро тут же разозлился, лицо его потемнело. Он бросил овцу. – Но раз ты не голоден, то ладно.
Наступило неловкое молчание. Потом Аттия просто спросила:
– Финн?
Она поступит так, как он скажет. Ему не хотелось командовать. Но на него в ожидании уставился Кейро, поэтому Финн проговорил:
– Давай. Я помогу.
Они вместе освежевали добычу. Девушка умело орудовала позаимствованным у Гильдаса ножом, и Финн понял, что ей приходилось заниматься этим и раньше. Догадавшись, что от него мало толку, Аттия совсем оттеснила его и сама разрезала сырое мясо. Они взяли совсем немного, больше им было не унести, да и сухих дров для костра они пока не раздобыли.
Монстр состоял из органики лишь наполовину, остальное представляло собой мешанину из металлических деталей, искусно подогнанных друг к другу. Гильдас поковырял в останках своим посохом.
– Раньше животные у Тюрьмы получались лучше, – мрачно заявил он.
– Что ты имеешь в виду, старик? – полюбопытствовал Кейро.
– То, что сказал. Помню времена, когда животные полностью состояли из мяса. А потом появились искусственные включения, сначала понемногу – провода вместо вен, пластик вместо хрящей. Сапиенты изучали каждый образец, который удавалось раздобыть. Одно время я даже назначал вознаграждение, чтобы мне приносили трупы, хотя Тюрьма обычно успевала раньше.
Финн кивнул. Все знали, что останки любого умершего создания исчезали за ночь; Инкарцерон мгновенно посылал своих «жуков» и собирал материал для переработки. Нечего было потом хоронить, нечего сжечь. Убитых и умерших комитатусов оставляли возле пропасти, нарядив в их любимые одежды и украсив цветами. К утру они пропадали.
Удивив всех, в разговор вмешалась Аттия:
– У нас тоже такое было. Попадались такие же овцы и ещё собаки. А в прошлом году родился ребёнок с металлической левой ногой.
– Что с ним сделали? – тихо спросил Кейро.
– С ребёнком? – Аттия пожала плечами. – Убили. Таких тварей нельзя оставлять в живых.
– Подонки милосерднее. Мы оставляем жизнь любым уродам, – с непонятной горечью откликнулся Кейро, развернулся и направился в лес.
– Глупец, неужели ты не понимаешь, что это значит? Тюрьме не хватает органического материала, – бросил ему в спину Гильдас.
Но Кейро не слушал. Он поднял руку в предупреждающем жесте.
Из леса раздался звук – тихий шёпот, лёгкий ветерок. Сначала слабый, он пошевельнул листву, взъерошил волосы Финна, колыхнул мантию Гильдаса.
– Что это? – насторожился Финн.
Сапиент торопливо толкнул его.
– Скорее. Нам нужно найти укрытие. Скорее же!
Они помчались между деревьев. Аттия всё время старалась держаться рядом с Финном. Ветер резко усилился. Листья приподняло, закружило, бросило вслед за беглецами. Один листок полоснул Финна по щеке; дотронувшись до места, внезапно опалённого болью, он нащупал порез, увидел кровь. Аттия охнула, попыталась защитить глаза руками.
Они вдруг очутились в центре бури из металлических опилок, медных, стальных, серебряных листьев с острыми режущими краями кружащихся в порывах урагана. С рёвом гнулись деревья, треск ломающихся сучьев звенел под невидимой крышей.
Финн бежал, пригнувшись, сбив дыхание, в рёве бури ему слышался чей-то громовой голос.Ураган обрушил на него всю свою ярость, подхватывал и кидал на металлические стволы деревьев, бил и ранил. Злые стрелы листьев казались Финну словами издёвки, которые Инкарцерон мечет в своего сына, рождённого в тюремной клетке. Финн остановился, выпрямился и крикнул:
– Я слышу тебя! Слышу! Прекрати!
– Финн! – Кейро дёрнул его вниз.