– Смотри, смотри… – зашептал он. – Они, получается, существуют! Интересно откуда они у нас…
Он оперся рукой об забор, стараясь еще выше высунуться из-за забора. Ловчие подгоняли минотавров, заставляя их выйти в центр пустыря. Черные люди переглянулись, один из них нахмурился и что-то сказал второму. Священник все так же поглаживал бороду и, прищурившись, изучал чудовищ.
В этот момент ящик под ногами Златогора треснул, и та хрупкая конструкция, на которой стояли друзья, зашаталась. Оба мужчины в черном, словно почувствовав что-то, синхронно обернулись, вперив взгляды в мальчишек.
– Бежим! – перепуганно вскрикнул Златогор, спрыгивая с ящиков. Малюта не мешкая последовал за ним. Они вновь бросились бежать, улепетывая из проулка. В тот момент, когда мальчики поймали взгляды мужчин, им обоим показалось, что те двое куда страшнее быкоголовых минотавров.
Они бежали так, словно за ними гнались демоны, куда глаза глядят. Вдруг очередная узкая улочка вывела их на ярмарочную площадь. Малюта, оглянувшись, споткнулся и, качнувшись, с размаху влетел в какую-то девушку. Он вцепился в ее юбку, чтобы удержать равновесие, поднял глаза и встретился взглядом с Яроликой.
– Ой, – только и смог выговорить мальчик.
– Вы где бегали?! – безошибочно находя глазами и брата, забранилась девушка. – Родители с ума сходят, нам уезжать пора, а они носятся невесть где! Это же город, тут все что угодно случиться может!
Она схватила обоих мальчишек за руки.
– А ну как бы заплутали! – продолжала она. – Или бы в толпе зашибли!
К ним подбежала Горислава:
– Вы где были? – с тревогой спросила она. – Малюта, Златогор, ничего не случилось?
Мальчики переглянулись и тут же отрицательно затрясли головами.
– Мы заигрались, – виновато сказал Златогор. – И забыли о времени.
– Заигрались они, – сердилась Яролика. – Вот тебе отец задаст сейчас!
– Яролика! – взмолился мальчик.
– Что Яролика? – немного успокаиваясь, продолжила девушка. – Ладно, идемте, нам уже ехать пора.
– Почему пора? – удивился Златогор. – Рано же еще, мы приехали ведь пару часов назад только. Или сегодня так хорошо все продавалось?
– Хорошо, и у многих хорошо. Половина деревни решила домой ехать, – пояснила Горислава.
Тут к мальчишкам подлетела разъяренная Ждана. Она схватила сына за ухо и потащила его к саням Живко:
– Ну чтоб еще хоть раз ты у меня играть пошел! Да ты у меня вообще теперь дальше двора не выйдешь, спиногрыз! Вот уж отец тебя дома отходит!
– Ай, ай! Мама! – заверещал, зажмурившись, Малюта.
– В сани сейчас же! Ну, куда ты убежал? – приказал нахмурившийся учитель.
– Прости, пап, – вздохнул понуро мальчик, укрываясь шкурой.
С другой стороны в сани сел Златогор, точно также потирая ухо.
– Шкодники, – сердито прогудел Живко. – Ремнем тебя отходить бы надо, Златко. Чтобы знал. Мать до чего довел!
Мальчик виновато потупился. Лесничий махнул рукой.
– Вот я ужо с тобой дома поговорю, – пригрозил он. – Никакого леса и никакой улицы. Будешь матери помогать.
– Да, папа, – вздохнул Златогор.
Остальные тоже уселись в сани: рассерженные Ждана и Стояна, девушки сжимавшие кульки с покупками, в конце примостилась Всемила, бледная и чем-то явно встревоженная.
– Ну что, все погрузились? – спросил Живко. Козарин, как и утром, сел рядом с ним.
– Трогаем, – лесничий коснулся вожжей, и конь мерным шагом двинулся по дороге, вслед за другими санями из их деревни.
Из толпы за ними следил неприметный человек, одетый в черное. Он проводил холодными бесцветными глазами уезжающий обоз. Затем повернулся и нырнул в тот переулок, из которого десятью минутами раньше выскочили мальчишки.
Глава 9
Вечером, когда обсудили все новости, и наказали Малюту, и простили Малюту, поужинали, попили чаю и разбрелись по углам рассматривать покупки, Козарин подошел к дочери.
– Горенька, – он ласково погладил ее по волосам, по плечу и вздохнул, – оденься-ка и сходи к бабушке Всемиле.
– Хорошо, папа, а зачем? – глаза ее загорелись, и девушка спросила с надеждой. – Она сама тебе сказала, чтоб я пришла?
– Сама или не сама, какая разница? – пожал плечами учитель. – Иди, доченька, иди. И сделай так, как она скажет. Я не против, ты это помни, хорошо?
– Хорошо! – Горислава бросилась натягивать полушубок.
– Куда это ты, на ночь глядя? – встрепенулась Ждана.
– Куда надо! – сурово отозвался учитель. – Я велел!
– А куда? Куда? – допытывалась жена. – Где это она шататься будет в темноте?
– До Стояны дойдет и обратно, – успокоил ее муж.
Горислава с удивлением покосилась на отца: Козарин никогда жене не лгал, в крайнем случае –отмалчивался. Она повязала платок и хотела было уже выскочить за дверь.
– Горенька! – жалобно взмолился учитель.
– Папа? – она в недоумении повернулась к нему.
– Поцелуй меня! – попросил он. – И мать. Вот так.
Горислава послушно приложилась к родительским щекам, учитель крепко сжал ее в объятиях, потом сам раскрыл дверь и настойчиво вытолкнул дочь в сени.
– Ну иди, иди, иди скорее, перепелушка. Лети!
Горислава, с удивлением оглянувшись на мать и братьев, кивнула и вышла из дома.
– Куда ты все-таки ее отправил? – услышала она встревоженный голос матери. – Козарин, правду скажи!
– Чаю налей, – отозвался тот, – никуда я ее не отправлял. Любить дочь нам пока церковью не запрещено!
Горислава улыбнулась и, сгорая от нетерпения, пошла, почти побежала, к домику Всемилы. Ночь выдалась морозная, тихая и ясная. Было светло как днем: на небе сияла полная луна. Снег искрился серебром под валенками девушки и скрипел задорно и звонко. Сама того не замечая она начала напевать, приплясывая на ходу от радости. Вот наконец показалась заснеженная крыша знакомой избушки. Горислава влетела в сени, отряхнула снег и, постучавшись, вошла в комнату.
– Добрый вечер, бабушка Всемила! Вы говорить хотели со мной? Это по поводу Остромира, да? Он не обиделся? Ой, Ярочка, здравствуй!
– Горя, – удивленно перевела на нее взгляд Яролика, сидевшая у печи и гревшая руки. – А ты чего здесь?
– Заходи, Горенька, – кивнула Всемила, перебиравшая свои запасы. – Садись за стол, сейчас поговорим. Это… не только по поводу Остромира, а по поводу всего. И поговорить мне надо с вами обеими.
Яролика удивленно посмотрела на подружку. Горислава, сбитая с толку, стащила варежки, расстегнула и скинула полушубок и села, куда ей велели.
– Значит… Вы с ним поговорили? – осторожно начала она. – Папа велел идти к вам, и я решила, он меня благословляет. Он сказал, он не против… Так Остромир… Ну что же он сказал, бабушка? – все нетерпеливее спрашивала девушка, решив отложить на потом другую тему, сейчас ее никак не интересовавшую.
– Погоди, Горюшка, – травница наконец отставила в сторону свои банки и подошла к столу. – Не спеши. Сейчас нам предстоит дело куда серьезнее.
Яролика, хмурясь, смотрела на Всемилу. Еще с момента их возвращения, когда отец велел ей помочь бабушке отнести кое-какие покупки, ее терзала тревога. Слишком уже крепко обнял ее Живко, как будто не на час она уходила, а на год. И велел обнять мать и брата тоже. Что-то происходило, Яролика чувствовала это, но что – понять не могла. Когда они пришли в бабушкину избушку, травница велела ей посидеть спокойно, потом помочь растопить печь, потом выдумала еще какое-то дело, – словом, всем силами пыталась отвлечь внучку. И, похоже, ее целью было именно дождаться Гориславу.
– Потолковала я, Горюшка, об огне твоем, – сказала Всемила. – Все так, как я и говорила, ничего нового мне не посоветовали: тренироваться тебе надо, чтобы управлять огнем, поскольку он часть тебя. Учиться владеть стихией, тогда и дар твой будет тебе легче и легче даваться. Но сейчас это не самая главная проблема, что решить надо. Опаснее становится нам тут, девочки, все страшнее и страшнее. И простым людям жизни нет, что уж говорить про тех, кто чародейский дар в себе хранит. Одно неосторожное слово – и налетят подлые православные священники. И уж разбираться они точно не будут, кто прав, кто виноват. Признания вырывают под пытками, а потом – или на костер, или камнями… – она вздохнула.