Также в состав корпуса по моему настоянию включили базирующуюся в Гатчине 23-ю артиллерийскую бригаду, которой в данный момент командует отличившийся на русско-японской войне полковник Константин Ломиковский. С той войны сей достойный муж (первый раз отличившийся в битве при Тюренчене) вынес два ранения, ордена Святого Георгия и Владимира четвертой степени с мечами, Золотое оружие за храбрость, а также ордена Святой Анны и Святого Станислава второй степени с мечами[5]. Собственно, иных офицеров в нашем элитном корпусе и не бывает. Например, Антон Иванович Деникин вырос до полковника и является в корпусе моим заместителем и начальником штаба, а подполковник Дроздовский, звание которому было присвоено авансом[6], командует у нас лейб-гвардейской морской гренадерской бригадой. Вот где служит элита элит, от одного имени которой слабеют ноги у недругов России на внутреннем и внешнем фронте. И именно «дроздов» в полном боевом снаряжении мы с Ольгой показываем разным иностранным гостям, когда нам нужно произвести на них определенное впечатление. Мол, если вы, господа, будете плохо себя вести, эти бравые парни совершат визит в столицу вашего государства и перевернут там все вверх дном. На шведов, например, это действует безотказно.
И вот именно сюда, в военный городок, мы с Михаилом и пригласили для знакомства капитана Драгутина Димитриевича, в настоящий момент исполняющего обязанности замначальника разведотдела Генерального штаба Сербии. Он сейчас вроде повышает свою квалификацию: съездил во Францию, в Шалонский лагерь, в Германию, на Куненсдорфский полигон, а потом уже завернул к нам. Единственной крупной европейской державой, которую господин Димитриевич не почтил своим вниманием, была Австро-Венгрия, и то лишь потому, что начальником генштаба там сейчас подвизался генерал-полковник Франц Конрад фон Хётцендорф, люто ненавидящий славян и являющийся сторонником превентивной войны с Сербией и Черногорией. Там Димитриевичу-Апису вместо показа мощи австро-венгерской армии, пожалуй, надавали бы по шее, несмотря на всю его бычью силу, и выставили бы вон как шпиона. Ходят, мол, тут всякие, потом ложки пропадают…
Сербия сейчас – это как Белоруссия нашего времени: государство многовекторное, считающее, что к основному вектору политики, нацеленному на дружбу с Россией, для равновесия требуется прицепить вектора поменьше, нацеленные на Великобританию, Францию и даже Италию. Шашни с французскими политиками сербы крутят даже не скрываясь. Еще бы: ведь Франция и Россия до сих пор вполне официально числятся союзниками. Зато меня, Павла Павловича, да и мою милейшую Ольгу, такое политическое многомужество сербской красавицы изрядно напрягает…
– Ты понимаешь, Сашка, – кипя возмущением, говорила мне супруга, – это все равно что я, не разрывая отношений с тобой, найду своего мужа из вашего мира господина Куликовского и буду жить с ним тоже, даже понимая, что весь он не стоит даже ногтя на твоем мизинце. Тьфу ты, мерзость какая! Ведь эта Франция без нашей поддержки никто и ничто. Вильгельм схарчит ее с потрохами за месяц-другой. Сербия тако же: если на нее навалится вся армия злобного мизерабля Франца-Иосифа, то без нашей помощи она не продержится и пары недель…
– Что случится с Францией, мне лично глубоко фиолетово, – ответил тогда я. – Другой вопрос в том, что Вильгельм в случае ее разгрома поймет, что у него развязаны руки, и всеми силами развернется на восток. А этого нам не надо. О сербах разговор совершенно иной. Они нам братья, и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-нибудь смог причинить им зло. Только действовать надо не так примитивно, как действовал твой брат там, в нашем прошлом, а хитрее и изворотливее…
И я изложил Ольге свой план того, как надо оформить возможную австро-сербскую войну, чтобы австрийская армия при этом захлебнулась собственной кровью. Потом Ольга посоветовалась с Павлом Павловичем и своим братом Михаилом, который считался среди нас эталоном рыцарской чести. В итоге мы еще раз переговорили по этому вопросу все вчетвером и составили тот окончательный план, который мне предстояло представить сейчас господину Димитриевичу. И лучше бы ему сразу понять, что при всем богатстве выбора другой альтернативы у него нет. Многовекторность – это совсем не то, что обычно хорошо кончается.
Димитриевич прибыл к нам как простой смертный, пешком, с вокзала, относящегося к Балтийской железной дороге – и все потому, что КПП нашего военного городка располагался сразу за подземным переходом через шесть ниток путей. Выходить встречать его лично мы с Михаилом не стали – много чести. Вместо того Михаил послал на вокзал адъютанта, и тот привел нашего героя в расположение на веревочке, будто тот и был натуральным бычком. Внешнее впечатление от этого персонажа осталось у меня самое отрицательное. Если бы я не знал, кто сейчас передо мной стоит, подумал бы, что это один из фельдфебелей-сверхсрочников, напяливший на себя сербский офицерский мундир. Хотя вся эта быдловатость, воинственно закрученные вверх «вильгельмовские» усы и прочая маска воинствующего засранца отчасти или полностью могли быть маскировкой не самого глупого человека. Вспомним Буша-младшего из наших палестин, который успешно прикидывался идиотом, чтобы упростить себе жизнь. Думаю, что, имея дело с Димитриевичем, многие попадались на такую же примитивную хитрость.
Впрочем, не стоит забывать и о зверском убийстве предыдущей королевской четы, организатором и участником которого был стоящий ныне передо мной господин Димитриевич. Ну, убили и убили – хрен с ними, покойная королевская чета состояла не из самых приятных людей и действовала против интересов свой страны. Мало того, к моменту своей смерти они были персонами нон грата при дворах в Потсдаме, Петербурге и даже Вене. Но сам, с позволения сказать, процесс цареубийства больше напоминал действия сексуальных маньяков, растормозивших свое подсознание при помощи какой-то убойной дури. Королю досталось шесть револьверных пуль и сорок сабельных ран, королеве – две пули и шестьдесят ударов саблей. Когда дело было сделано, трупы были раздеты догола и вышвырнуты в окно, где провалялись еще несколько дней, как будто речь шла о бездомных собаках, а убийцы, отряхнув руки, отправились приглашать на трон короля из династии Карагеоргиевичей.
Нет, я понимаю, что в жизни бывают разные политические комбинации, и иногда армия должна сказать свое веское слово, чтобы не допустить гибели страны по причине наличия дурных правителей, – но зачем же убивать, когда можно просто абдиктировать, а главное, зачем устраивать при этом кровавое шоу, весьма смахивающее на ритуальное жертвоприношение? Ведь кровь тиранов, пролитая на так называемый «алтарь свободы», еще никого из палачей и не довела до добра. И Михаил в этом со мною согласен: для него, как для представителя правящей династии, учиненное Димитриевичем и компанией вовсе выходит за рамки добра и зла. Поскольку своих детей революции пожирают даже с бо́льшим аппетитом, чем врагов, такой же удел ждет и Димитриевича с подельниками, если мы не вмешаемся в их судьбу. И вопрос, надо это делать или, напротив, следует ускорить процесс, будет решаться в ходе сегодняшнего разговора. На одной стороне весов – его сербский патриотизм и хорошее отношение к России, а на другой – совершенное с особой жестокостью цареубийство и вообще склонность к легким и быстрым решениям, что нам может еще не единожды аукнуться неприятными неожиданностями.