Но если Дэйну было неуютно, то мистеру Берлишеру было куда хуже. Во‑первых, он никогда раньше не ездил на лошади. Выяснилось, что это труднее, чем кажется, хотя его кобыла была в хорошем настроении, рада была после тесной конюшни свободе и движению в сторону воды, которую она впереди чуяла. Эта радость проявлялась в попытках перейти на рысь, отчего у Тоуба каждый раз подпрыгивало сердце.
А молодые Фанданы, как он хмуро про себя заметил, умели ездить верхом, и опыт у них был. Это еще раз напомнило ему, какая между ними грань. Они – члены семьи, часть ее, защищенная неимоверным богатством и властью. Он – просто выпускник средней школы, пусть и отличник.
Процессия начала взбираться на подветренную сторону большой дюны, и Тоуб обеими руками вцепился в луку большого ковбойского седла. Подъем длился долго. С вершины открывался вид через весь Римал до зеленой границы леса.
Снова донеслась ружейная пальба. Берлишер оглянулся в изумлении. Чтобы соорудить подобную пустыню, инженеры Халифи иссушили двадцать квадратных миль своей базы, и посередине этой сухой зоны стояли дюны – пятьдесят гребней белого песка, пересыпаемые искусственными ветрами на две мили в обе стороны.
И в это причудливое место съезжалась вся элита семьи Халифи – только мужчины – кататься верхом, охотиться с соколами и сидеть в традиционно черных арабских шатрах, занимаясь торговлей лошадьми и прочими достойными мужчин делами.
– Как это они так живут? – спросил Тоуб у Аделаиды, чтобы не услышал Рас Ордер.
– Наш образ жизни они не признают, Тоуб. И живут, как сами хотят. В их семье политические права есть только у мужчин.
– Но в городе Халифи полно другого народу. Чисто арабским его никак не назовешь.
– Многие из этих других хотели бы убраться отсюда, если бы могли.
Процессия двинулась дальше, и вскоре показался ряд черных шатров среди пальм. Всего их было двенадцать. Перед шатрами вокруг оливково‑серого грузовика столпились люди в белой одежде слуг.
Тоубу показалось, что он очутился в какой‑то древней эпохе дикарской прихоти и королевской эксцентричности.
На ровной дороге после дюн кобыла Берлишера в предчувствии воды радостно рванулась рысью.
Тоуб не мог ее сдержать и впереди всех влетел в лагерь; кобылу со смехом поймали под уздцы слуги. Взмокшему Тоубу помогли выбраться из седла и проводили к шатру Ибрагима.
Ему пришлось ждать у входа, пока подъехали и спешились остальные.
Принц Рас Ордер не смог сдержать неопределенного хмыканья по поводу искусности Тоуба в верховой езде. Фанданы в этом ничего забавного не заметили. Глядя на выражение лица Аделаиды, Тоуб готов был провалиться сквозь землю.
Внутри шатра стоял платиновый трон, украшенный изумрудами и рубинами, и на нем восседал древний Ибрагим. Пол вокруг трона был устлан черными подушками. В кондиционированном воздухе ощущался запах роз и крепкого кофе. В полумраке за троном едва можно было разглядеть слуг и огромных рабов‑телохранителей, голых по пояс и с золотыми обручами на бицепсах.
– Добро пожаловать. – Ибрагим чуть склонил голову. На губах его играла легкая улыбка. Остро и проницательно смотрели черные глаза старика, и в них мерцали искры. Говорили, что Ибрагиму уже век с четвертью, но разум его был тверд и ясен.
– Благодарю, Халифи‑бей, – ответил Дэйн. Их с Расом Ордером усадили подле трона. Места для остальных отвели намного дальше, так что они еле могли слышать разговор.
– В тебе нет арабской крови, друг мой, – улыбнулся Ибрагим, – поэтому я опускаю ритуалы и пышные приветствия, столь принятые в моей семье. Но на кофе я все же настаиваю.
Принесли чашечки с горьким черным напитком. Тоуб посмотрел, станет ли Дэйн пить. Дэйн не пил. Чашку он принял, но и только.
Заметив это, Ибрагим неопределенно хмыкнул и демонстративно отпил из своей чашки.