Первая снова и снова воскрешала в памяти образ красавца-брюнета таким, каким она увидела его при первой встрече на барбекю Уилксов, другая убеждала, что того Ретта давно нет.
– Ты виновата в том, – упрекал чистый, словно горный ручеек, серебристый голос. – Бог накажет тебя за него.
– Уже наказал и за него, и за Фрэнка, Чарльза, Мелани, отняв их у меня. Ретт, хотя бы остался жив. Мне вообще не следовало принимать его предложение, да ещё в день похорон Фрэнка. Господь не простил такого кощунства.
– Вдруг Батлер болен, ведь он так сильно пил и, может быть, как раз теперь нуждается в твоем участии, как никогда прежде? – восклицал ангел.
– Если бы нуждался, не уехал, даже не сообщив куда. Он уже давно держит меня на расстоянии, не допуская в свою душу. Да и зачем? Ретт – сложный человек, противоречивый, еще менее доступный для моего понимания, чем Эшли, умен, образован, многое испытал. Право, не знаю, что его привлекало во мне?
– Твоя юность, очарование и некоторые природные задатки, в которых он видел сходные с ним черты. Очевидно надеялся воспитать идеально подходящую для себя женщину, чтобы пройти с нею рука об руку по жизни в полной гармонии.
– Фантазерка! Опять придумываешь образ человека, которого нет на самом деле, только теперь уже Батлера. Рука об руку, как же… Все мужчины одинаковы – всем нужна покорная жена, гибкая, как лоза, ласковая кошечка, которую хочешь погладишь, а не хочешь – сбросишь с колен.
– Он столько сделал для тебя. Теперь твоя очередь – стань для него утешением, бальзамом, и вы еще будете счастливы.
– Заодно придется отказаться от работы, потерять независимость, смириться с Красоткой, – ехидно добавила строптивица.
– Если хочешь вернуть мужа, должна стать именно такой.
– Вот в этом я как раз не уверена.
– Не уверена, что хочешь вернуть Батлера, или не уверена, что сможешь смирить свой нрав?
– Он знать меня не желает, и я не стану вешаться ему на шею, достаточного того, что двенадцать лет с упрямством мула преследовала Эшли своей любовью. Возможно, и сейчас по привычке всё вернется на свои места…
– Еще бы ради этой «собаки на сене» ты разрушила свою жизнь. С любым из своих трех мужей ты могла быть счастлива, но упорно лелеяла многие годы детскую влюбленность в несуществующего принца, цеплялась за призрачную любовь, не замечая любви реальной. Между тем совсем неясно, будет ли тебе с Эшли так же хорошо, как с Батлером.
– На что ты намекаешь? Плотская любовь меня никогда не интересовала. Эшли красив, благороден, мне ничего не нужно, только быть с ним рядом, видеть его, слышать его голос, знать, что он любит меня! – горячилась строптивица.
– Разве он любил тебя так, как ты его?
– Может и не так, каждый любит по-своему. Как умел, так и любил.
– Любил, но не женился; желал, но не овладел; догадывался, каким способом ты хочешь добыть деньги, но не остановил; поборник чести, а твое имя не сумел уберечь от злословия, устранился, погрузившись в свои переживания. Ты же с ирландской твердолобостью опять винила себя за то, что навлекла на него позор, разрушила его спокойствие, сломила гордость и самоуважение. Ах, каким джентльменом он всегда был с тобою! – насмешничал ангел.
– Что ты взъелась на мистера Уилкса, светлая частица моей души? Ведь если ты и теплишься во мне до сих пор, то лишь потому, что он единственный, кто видел во мне что-то хорошее!
– Угу, только обитали бы мы с тобой давно на небесах, если бы не помощь Батлера. Вот уж кто любил тебя, горячо, страстно, ни опасность, ни честь, не останавливали его, ну прямо герцог Борджиа, как назвал его Эшли. Кстати о семействе Борджиа, ты ведь так и не узнала, чем они знамениты? Помнишь, как Эшли, старательно избегая твоего взгляда, смотрел на Чарльза с выражением сочувствия? Так он всегда будет смотреть мимо тебя, когда ты вдруг захочешь блеснуть своим невежеством, и тосковать по Мелани, которая могла сравнивать мистера Теккерея и мистера Диккенса и поддерживать беседу на любую тему, будь то литература, живопись или музыка. Она всегда будет стоять за его спиной. Боюсь, что и в постели вас будет трое, зато узнаешь, что испытывал Ретт!
Скарлетт насупилась и, чтобы не было так горько, попыталась вспомнить единственный страстный поцелуй Эшли во фруктовом саду, его крепкие объятия, стройное тело. Но перед глазами являлось несчастное лицо, измученное, растерянное выражение которого вызывало жалость, но никак не сулило счастья. Это был уже не тот мечтательный юноша, в которого она влюбилась до войны, и не тот воин, закаленный в боях, который приезжал в отпуск на Рождество. И хотя в уголках рта осталась жесткая складка, но она уже не придавала ему уверенного властного вида человека, привыкшего командовать, а лишь подчеркивала усталую опустошенность глаз.
– Очевидно, мистер Уилкс слишком бесстрастен, рассудочен, слишком оберегает свой покой. Поэтому его устраивала Мелани. Собственно, она была ему больше сестрой, единомышленницей, другом, но не любовницей. У тебя есть шанс стать и той, и другой. Или, может быть, ты его постараешься обучить, как проще обманывать покупателей? – глумился ангел. – Это сблизит ваши души!
– От него я, по крайней мере, не услышу тех оскорблений, которыми осыпал меня Батлер. Не понимаю, как можно говорить такое любимой женщине, выставлять её перед всеми плохой женой и плохой матерью. Даже если это так, но ты любишь эту женщину, достойно ли такое поведение? Фрэнк не любил меня, но терпеливо сносил все обиды, потому что был порядочным человеком.
– Не тебе, конечно, упрекать Ретта в низости. Кто как не ты, лицемерно прикрываясь им, скрывала от Эшли свою жестокость, грубость, алчность.
Сальдо не сходилось: то превышала любовь, то обиды.
– Это тебе не доллары в лавке считать – сколько поступило, сколько потрачено, – думала Скарлетт, – так чего было больше: обиды или любви? Любви к Эшли или Ретту? Да и что есть любовь?
Один признавался в любви и жил с женой душа в душу, другой скрывал свое чувство, боясь быть отвергнутым, и вовсю развлекался с потаскухами. Оба – трусы и предатели. Эшли боялся, что я нарушу уклад его жизни, вторгнусь в его внутренний мир, непонятный мне и неинтересный, разрушу дорогое для него однообразие скучных дней. Ретт не желал ограничивать свою свободу.
Скарлетт просыпалась на заре и долго лежала без сна, снова и снова перебирая в памяти события своей жизни. Она не любила возвращаться в прошлое, зная, что ни к чему хорошему это не приводит. Однако привычка откладывать неприятные мысли на потом не срабатывала. Каждое воспоминание вызывало у нее новый прилив тоски. Но постепенно стало казаться, что именно прошлое поможет ей как-то собрать обломки своей жизни и найти силы жить дальше. Она снова оказалась в тупике, как семь лет назад, когда не осталось иллюзий на мирную жизнь и любовь Эшли, и ради спасения Тары она готова была стать любовницей Ретта Батлера.
Всё изменилось с тех пор: она сохранила Тару, достаточно богата, и может позволить себе перестать быть мерзавкой, и даже попытаться вернуть то, что было утрачено – гордость и честь, правдивость и милосердие. Но все это она легко бы променяла на любовь Ретта. Скарлетт с грустью представила себе долгую череду безрадостных дней без него, это было сродни голоду…
– Ангел мой, ведь он меня хорошо знал, почему же не понял, что дорог мне? Любовь настолько слепа?
– Да! Иначе, каким бы чудом необразованная деревенская своенравная девчонка смогла заполучить в мужья человека столь высоких запросов и утонченного вкуса, как Батлер, да еще и сведущего в делах любви?
– Значит, ничего вернуть нельзя?
– Конечно, нет. Разве можно вернуть молодость, невинность, сладкие мечты, способность верить в них, мир, который унесла война?