Первый шок прошел, я вспомнил, что волки на огонь не идут и что летом они вообще не особенно агрессивны. Хотя, капкан… Боль вполне могла пробудить в нем самую лютую злобу… Погасив фонарь, я дал глазам пару секунд привыкнуть, а затем стал наблюдать за серым пришельцем в свете костра. Волк отвернулся, и, постояв немного, двинулся в воду. Раздался тихий плеск. Через пару минуть я стал ждать, что теперь уже на том берегу плеснется вода и раздастся все тот же лязг, но, сколько я ни вслушивался, ничего этого не произошло. Волк исчез, и больше я его никогда не видел. Я понятия не имею, куда он мог деваться, кроме как вылезти на другом берегу. И, в тоже время, было бы странным предположить, что такой мощный зверь оказался неспособным одолеть небольшую реку и утонул.
Однако было еще одно обстоятельство, воспринятое мною тогда спокойно, но сегодня терзающее, как все неясное. Дело в том, что как только волк ступил в воду, на другом берегу на краю леса показались две очень темные фигуры, очертанием похожие на людей. Было очень темно, и я лишь боковым зрением различал их, словно бы сотканных из еще более глубокой тьмы, чем тот ночной деготь, в котором находился я сам. Они едва слышно переговаривались, и мне показалось, что правый, протянул руку вперед, будто указывая на костер, хотя, конечно, за последнее обстоятельство нельзя поручиться всецело. А затем все как-то резко вернулось к нормальному состоянию. Стали слышны шорохи и ветер в кронах. Где-то истошно закричала ночная птица. И даже костер, казалось, стал потрескивать значительно громче и чаще.
Посидев еще немного и сделав соответствующие записи, я пошел спать, поскольку уже просто валился с ног. Я залез в спальник, и, не успев еще толком застегнуть его – почти сразу заснул. Но вот еще одна странность: в эту ночь мне приснился очень необычный сон. Вообще сны после такого трудного для меня большая редкость, если только я их не вызываю специально. А тут – совершенно неординарный сон: такой яркий, и я бы даже сказал – кинематографичный… Мне снилось, что я стою на лесной поляне, а за спиной у меня горит лес. Вдруг, из живой рощи, которая находилась впереди, выскакивает тройка лошадей, запряженных в карету или фаэтон, и направляется в сторону горящего леса. На козлах, где должен был сидеть кучер, не было никого, и лошади просто скакали, куда и как им вздумается. Я попытался вмешаться и заставить лошадей остановиться, но если раньше мне удавались и более сложные трюки, то тут все было тщетно. Лошади не слушались и неслись прямо в огонь…
Утром я проснулся озадаченный: потерять контроль над снами – не очень-то добрый знак… Однако, как и прежде, я сделал вид, что ничего не происходит, и, как ни в чем не бывало, занялся делами. Минут двадцать я разминался и после пошел на берег исследовать следы ночного волка, и заодно – поплавать, конечно.
Увиденное ошарашило меня как гром. Все мысли смешались и мир в голове, можно сказать, рухнул. На отмели, где я видел волка, следов не было! Передо мной лежала довольно длинная песчаная целина не тронутая даже крестиками вальдшнепов, или куликов. Я переплыл на другой берег, но и там, понятно, не было ничего кроме ровного, утрамбованного водой и ветром песка… На том месте, где я видел черных людей, также никаких следов не было, но, что особенно удивительно – лес там был совершенно непроходим из-за зарослей ежевики и дикой смородины.
Вскоре я добрался до Припяти, а по ней на «ракете» до Киева. В тот же день я пошел к друзьям, и мы засиделись допоздна, обсуждая все, что мне удалось почувствовать в своих странствиях. На мою историю с волком, снами и прочими приключениями, один из них махнул рукой, и небрежно сказал: «Завихрение, это бывает! Наверное, ты где-то накосячил!»
Я равнодушно кивнул, а когда ставил чайник, и обернулся к окну, вдруг, как-то машинально сказал: «Вот уже и светает». И тогда кто-то ответил, приподнявшись над столом: «Бог с тобой, сейчас два часа ночи. Это же пожар!»
Если это и был пожар, то горело, наверное, полгорода. Зарево было гигантское и было светло, как днем, правда, свет был красным, и на душе стало очень тревожно. Через некоторое время и впрямь стало понятно, что это пламя, поскольку в воздух летело что-то похожее на темные лохмотья, а небо лизали оранжевые языки. Правда, – вот опять странность – дыма не было! Примерно через час все закончилось, и город погрузился в привычную тьму.
Я заночевал там же, а наутро поехал по делам. На остановке, мне пришла идея остановить такси, и разузнать последние сплетни относительно ночного пожара. Так я и сделал: остановил машину и сел. Водитель, казавшийся усталым и измученным, сказал, что едет в парк. Это было не очень-то по пути, но я все же согласился, поскольку обстоятельства были в мою пользу – этот человек работал в ночной смене. Дорога была длинной, беседа не клеилась, все попытки повернуть разговор к пожару повисали в воздухе – шофер говорил о чем угодно, но интересовавшая меня тема оставалась нетронутой. В конце концов, я пошел на абордаж:
– Что это так здорово горело сегодня ночью?
– Не знаю, а где именно?– спросил водитель.
– По-моему где-то за вокзалом, около двух часов ночи, – ответил я.
– Не знаю, я как раз был там, около трех, правда, но не видел ничего такого. Не знаю…
Я был поражен.
Нет, на работу я в тот день не поехал. Я ездил по городу и спрашивал, спрашивал… Я опросил тогда, наверное, человек пятьдесят самых разных людей: продавцов, таксистов, просто прохожих, но все высказались примерно так же, как и давешний таксист. Надо сказать, что я не спал более суток, пытаясь что-то вычислять, шерстя газеты и слушая «вражьи голоса», поскольку по советскому радио никогда не сообщали ни о каких авариях или пожарах!
И тогда же пришла печаль. Впрочем, и теперь, когда я в воспоминаниях возвращаюсь к тем событиям, меня что-то угнетает, что-то не дает мне покоя, будто надо мной тяготеет какой-то долг, будто что-то осталось незакрытым или незаконченным. Это очень странное и довольно тяжелое чувство, чем-то похожее на одиночество, данное, увы, не в награду, а, скорее – в наказание. Что это? Или за что? Я не знаю. Сегодня это уже как несильная ноющая боль в старых ранах, которая обычно напоминает о себе к непогоде. Боль, которую не удается забыть и от которой, похоже, уже никуда не деться.
Шагнуть за ворота
Thurisaz – Это руна недеяния, поэтому нельзя
приближаться к воротам и проходить
сквозь них без размышления.
Представьте себе, что вы стоите
перед воротами на вершине горы.
Вся ваша жизнь осталась сзади и
внизу. Перед тем, как идти вперед,
остановитесь и вспомните прошлое:
обучение, радости – все, что привело
вас сюда. Окиньте все это
взглядом, благословите все это и
отпустите. Освобождаясь от
прошлого, вы восстанавливаете свою
энергию. Теперь – шагните за ворота.
Ральф Блум “Книга Рун”
Иногда самые важные события происходят в ситуациях настолько банальных, что бывает сложно даже поверить в их важность. Вот вчера, например, я случайно встретил одного очень странного человека. И произошло не в каком-то значимом для меня месте, а просто в автобусе, который ехал в северо-западную часть города. Я вошел и удивился тому, что в переполненном салоне, где уже огрызались по поводу провозимых кем-то удочек и садовых инструментов, одно место на двойном сидении оказалось свободным. Усевшись, я стал доставать журнал, который как раз и читал, в основном, в транспорте: там был очень занятный детектив.
– Здравствуй, …– послышался тихий голос, назвавший меня по имени.– Рад тебя снова видеть в добром здравии.
Я поднял глаза на моего соседа. Это был человек довольно заурядной внешности: сероватое, несколько вытянутое лицо, покрытое двух-трех дневной щетиной, и немного печальные серые глаза.