Однако здоровый оптимизм тоже должен иметь пределы. То, что развитие искусств, накопление знаний и принятие хороших законов позволяют жить лучше и счастливее, есть одно из многих человеческих заблуждений. Сомневаетесь? Да одни только душевные муки узников гитлеровских лагерей цивилизованного двадцатого века с лихвой перевешивают людское горе всех войн прежних эпох! А были еще страдания гнилой интеллигенции в жерновах китайской культурной революции, североафриканская засуха, ныне – вымирание титульного народа на одной шестой Земли…
Конец шестнадцатого века дает пример прямого сопоставления: в варварской России за все годы царствования кровавого тирана, прозванного Грозным, по политическим мотивам было казнено менее трех тысяч человек. А в пережившей Возрождение и потому очень цивилизованной Франции, подарившей миру Рабле, Монтеня и Нострадамуса, за одну Варфоломеевскую ночь зарезали двадцать тысяч гугенотов, без преувеличения – цвет нации.
Еще одна параллель. Сейчас много слез льется о тяжкой доле узников ГУЛАГА, но редко упоминают о том, что почти что в наше время в стране, претендующей называться образцом демократии и свободы, миллионы людей увольнялись с государственной службы, подвергались травле, лишались средств существования по политическим мотивам – из подозрения, что они симпатизируют коммунистической идеологии. Извините, это замечание, конечно, не к месту. Случайно прорвалось. Не в этом главное.
Главное в том, что мы даже не понимаем, что такое прогресс. Очевидно, это не только и не столько научные открытия и изобретения, улучшение условий и продолжительности жизни, снижение доли ручного труда, достижения культуры, новые высоты философской мысли и все такое прочее. Ни одно известное определение прогресса не выдерживает критики. Но смело можно утверждать, что мы не влияем на этот процесс, не управляем им, а только получаем от него то пряники, то шишки. Одним словом, прогресс сам по себе, а мы – сами по себе. Организация и воля приносят кой-какие плоды только в разборках между людьми: с системой бороться невозможно, и тысяча страдающих от безделья тупиц рано или поздно найдет способ взять за жабры любого мудреца. В играх с природой такой фокус не проходит.
Для подтверждения прозвучавшего утверждения приведем ряд примеров. Поскольку в гуманитарной области сколько человек – столько и мнений, ограничимся естественнонаучной сферой.
Каковы самые удивительные научные прорывы? Рискуя смертельно обидеть массу уважаемых людей, назовем лишь ньютоновы формулировки основных законов механики, максвелловские уравнения электромагнитного поля, принцип неопределенности да научно-популярную заметку в журнал для любознательного юношества, из которой затем выросла специальная теория относительности. Кто-нибудь мог предсказать их появление? Кто-нибудь заставлял ученых работать над этими проблемами?
В противовес – свидетельства вопиющей близорукости людей.
Оптические свойства стекла давно известны. В Древнем мире была распространена лупа. В Средние века слабые зрением люди пользовали очки. Но только сравнительно недавно догадались разместить два оптических стекла друг за другом и изобрели архиважные приспособления – микроскоп и телескоп. Что мешало сделать это раньше? Ведь соответствующие потребности ощущались давно. Подозрения Гиппократа о существовании микробов не получили должного отклика, наделение Марса двумя спутниками произошло только благодаря прозорливой фантазии Свифта, и так далее.
А сколько тысяч лет назад человек приручил лошадь? Однако важнейший элемент конской сбруи – стремена – появились только в пятом веке нашей эры. Чудо, не так ли?
Еще один печальный пример. Когда под занавес Средних веков европейцы в очередной раз добрались до Америки, они решили, что аборигены не знакомы с понятием колеса. На самом деле колесо там было давно и повсеместно известно, использовалось в детских игрушках. Индейцы не преодолели самую малость: не обратили внимания на то, что у колеса есть ось. Поэтому тяжести перевозили не на тележках, а на волокушах. Цена ничтожного шажка мышления – огромная расточительность общественного труда.
А сейчас главный аргумент. Вы задумывались, каковы самые фундаментальные научно-технические достижения человечества? Их, вероятно, немного. Напрашивается сказать об изобретении письменности, позволившей человечеству улучшить общую память, а вам, в частности, – читать эти строчки. Обязательно надо снова упомянуть о колесе, на идее которого в той или иной степени основываются все механические устройства. А также о разрядной системе записи чисел, позволившей разработать простые и удобные алгоритмы счета. Мы не знаем, когда были сделаны эти открытия, кто их автор. Показатель прогресса здесь в том, что спустя многие века, а то и тысячелетия, стала понятна их важность.
Итак, ничего не ждите от прогресса. Ни хорошего, ни плохого. Однако помните: если вам показалось, что жизнь стала лучше, то наверняка вы чего-то не заметили.
Где обитаем
История естествознания – это падение. Люди постоянно претендовали на привилегированное место в Мироздании, и раз за разом низвергались в пучину ничтожества.
Когда-то мир казался маленьким. Чуть больше той территории, которую можно было охватить взглядом, взобравшись на высокое дерево или поднявшись на гору. Рассказы путешественников о дальних странах укладывались в существующую систему мифов и сказок. Так появлялись собакоголовые, амазонки, сирены, грифоны и прочее. А в двух-трех днях пути пряталось жилище доброго волшебника или Прокруста, первого в истории стандартизатора – он выравнивал по росту усталых путников. Чуть дальше обитали боги, не считавшие зазорным время от времени пообщаться со смертными.
Солнце жарким фонариком исправно вставало на востоке, проплывало по небу и тонуло на западе. Казалось очевидным, что оно много меньше окрестных полей и лугов. Древние греки, впрочем, додумались, что Земля круглая, попробовали определить ее радиус. Получили огромное, с их точки зрения совершенно несуразное число (но, честно говоря, значительно меньше истинного) и засомневались в своих теоретических изысках. А после этого многие выдающиеся мыслители на основе вдумчивого анализа священных текстов убедительно доказали, что Земля – плоскость, и нечего огород городить. Один из них, кстати, был монахом и носил звучное имя Космос – может, в насмешку?
Много позже наука все же взяла реванш, смогла определить более-менее правильное соотношение размеров Земли и Солнца и убедила в этом сомневающихся.
Только в двадцатом веке выяснили, что легкая туманность на ночном небе – так называемый Млечный Путь – на самом деле есть огромное скопление звезд. Назвали ее Галактикой. Подсчитали количество звезд в ней – более ста миллиардов. К Солнцу стали относиться как к ничем не выделяющейся звездочке, находящейся далеко-далеко от центра Галактики, совсем на периферии, на отшибе.
Потом открыли другие галактики. Снова принялись подсчитывать. Пришли к выводу, что количество этих образований значительно – в миллионы, а то и во много более раз – превосходит количество звезд Млечного Пути. Наша-то Галактика, оказывается, зауряднейшее звездное скопление, лежащее внутри чего-то очень большого, названного Метагалактикой.
А затем – так вообще чудеса в решете (почти в буквальном смысле этого слова). Стали подозревать, что наблюдаемая нами часть Вселенной обладает ячеистой структурой, будто ажурная этажерка или, скажем, заготовка для железобетонной конструкции. Она как бы состоит из кубиков, на гранях которых плотность галактик выше, чем в серединке. Размеры каждого такого кубика, однако, столь велики, что не следует без особой нужды их называть.