В скафандре, на удивление, оказалось удобно и уютно. Проверив связь, я убедился, что мои товарищи уже в скафандрах, дал команду на понижение давления. В висках заломило. Система компенсации давления барахлила. Ну да ладно. Когда давление сравнялось, массивная плита поднялась вверх, открыв зияющую пустоту и бесконечность. Это и есть открытый космос. На пороге, придавленные за отрубленную руку, лежали останки нашего террориста. Он так и не смог уползти. Теперь это было нечто вроде мумии. Влага тела испарилась и замерзла. Форму тела поддерживал лишь десантный комбинезон. А самого тела практически не было. Взрывная декомпрессия. Мгновенная смерть. Я поежился в скафандре. Я бы такого не хотел. Потом вспомнил про Макса, он ведь тоже такого не хотел. Со злостью я отодрал от стального пола промерзший комбинезон со всем, что там было, и швырнул в проем шлюза. Тело некоторое время летело рядом, и я с ужасом подумал, что мы всегда будем идти одним курсом, но потом я увидел, что оно медленно удаляется. Осмотрев заслонки шлюза, я обнаружил причину неполадок. При старте с базы мы повредили одну из шести створок диафрагмы шлюза. Она деформировалась и заклинила в проеме. Остальные, соответственно, тоже не закрылись. Здесь нужна кувалда.
– Профессор. Мне нужна кувалда.
– Это так серьезно?
– Да. Здесь одним усилием воли не обойдешься. Деформирована створка. Надо извлечь ее из гнезда. Тогда диафрагма закроется. Но за герметичность не ручаюсь.
– В конце коридора, справа у пола, есть инструментальный ящик. Открывай осторожно. Ящик герметичен. Кувалды там нет, но что-нибудь тяжелое подберешь.
Я вернулся со здоровенным универсальным ключом, отрезком стального прута и еще одной массивной железякой непонятного назначения.
После пяти минут каторжной работы я весь взмок, хотя скафандр исправно впитывал влагу, но проклятая створка так и не сдвинулась с места.
– Как дела? – Послышался голос Ады.
– Я думал, будет легче.
– Тебе помочь?
Интересно, как она могла мне помочь?
– Не надо.
– Так, Глеб, слушай меня внимательно. Если створка не двигается, значит, ее что-то держит. Скорее всего, повреждение снаружи корабля. Возможно, элемент крепления причального модуля изогнулся, пробил обшивку и заблокировал створку изнутри. Тебе надо выйти на поверхность корабля и осмотреть обшивку.
Я выглянул наружу. Ночь и звезды. Ничего не видно. Полюбовавшись на ближайшие окрестности Вселенной, я включил фонарь и сразу увидел треугольный зуб, воткнувшийся в обшивку почти под прямым углом. Старикан ведь и правда может видеть сквозь стены.
– Вы правы, профессор. Видите?
– Вижу, но плохо, сейчас добавим освещение.
– Снаружи вспыхнули причальные прожекторы, и у меня захватило дух.
Шлюз находился по центру корабля, а вокруг кольцом располагались двигатели. Причем такие, как установлены на перехватчиках малого радиуса действия. Только на перехватчике их два, а здесь восемнадцать раз по два. Причем сам корабль ненамного тяжелее.
Я еще раз окинул взглядом громадное двадцатиметровое кольцо. Совсем недавно там внутри бушевало термоядерное пламя. Принцип действия у них был простой: радиоактивный изотоп водорода нагревался лазером до звездной температуры, происходил небольшой термоядерный взрыв в магнитном поле, затем поле выбрасывало продукты взрыва вдоль оси двигателя.
Надолго задерживаться здесь не стоит. Скорее всего, фон приличный.
Но в свете прожекторов стал отчетливо виден кривой железный зуб с оторванным краем, торчащий в обшивке. Неудивительно – с такими двигателями можно было бы разворотить пол-астероида, а не только стыковочный узел.
Изображение с камер скафандра передавалось в рубку. Правда, при разборках с трупом я предварительно камеры отключил. Аде ни к чему такое зрелище. У нее и так после увиденной руки с желудком не в порядке.
– Видите повреждение?
– Вытащить сможешь?
– Попробую.
Подобравшись к зубу, я стал методично молотить его железякой. Никакого эффекта. Масса железки мала. Да еще скафандр здорово мешал. На базе я такую железяку выдернул бы в два счета голыми руками. А здесь никак.
– Профессор, попробуйте покачать створками, может, вылезет.
– Это происходит постоянно, ты просто не замечаешь. Она вылезла почти на два миллиметра. Стучи давай.
На два миллиметра? Как же это я сразу не заметил? Бормоча себе под нос ругательства, я принялся снова колотить по «зубу» железкой. И она сдвинулась! Створка дрогнула: сначала в одну, потом в другую строну, потом «зуб» выскочил из рваного отверстия, и я еле успел увернуться от зазубренного края.
– Так, ребята, готово! – бодро отрапортовал я, – эй, не закрывайте люк!
Створки диафрагмы почти сомкнулись, но тут же разошлись опять в разные стороны, а между ними нежно белела пуповина моего фала.
– Не ори. Надо было проверить работоспособность.
– А нельзя проверить, когда я буду внутри корабля, а не снаружи?
– Можно, заходи.
– Ну спасибо.
– В том же ящике пена-герметик. Возьми и проверь герметичность шлюза.
Я порылся в ящике, нашел баллон с пеной, затем внимательно
осмотрел закрывшуюся диафрагму. Вроде прилегает плотно, по всей поверхности уплотнителя. Я нанес пену на все стыки и скомандовал поднять давление. Пена держала везде, кроме неисправной створки. В том месте, где я молотил створку железякой, пена потихоньку просачивалась в космос. Ну и черт с ней. На базе отремонтируем. Я, не жалея, залил неисправное место пеной, понаблюдал, как она стала застывать. Давление в шлюзе держалось на прежнем уровне – 0,2. Хорошо. Теперь можно и отдохнуть.
Возле шлюза меня уже встречала вся компания. Кстати, без скафандров, что запрещено. Ремонт-то был еще не закончен. Что такое разгерметизация, я уже слишком хорошо знал. Но решил не выступать – слишком сильно устал. Да и это их дело.
Профессор пристально посмотрел на железяку, валяющуюся возле створки шлюза. Поднял, покрутил в руках.
– А ты хоть знаешь, чем ты ремонтировал шлюз?
– Железкой. Кувалду не нашел.
– Железкой! Это шаблон для юстировки направления тяги двигателей. Изготовлен из высокотемпературной керамики с покрытием из сверхотражающей амальгамы. Точность изготовления – почти одна миллионная. Но ты прав, теперь это просто железка. Кстати, она стоит столько, что ты не заработаешь за год.
– Простите, я не знал. А Вы могли бы мне и сказать.
– Сказал бы, если бы ты не отключил камеры. А потом было поздно. Ну да ладно. На базе найду еще. Дай Бог, чтобы не было неполадок с двигателями.
Затем были почти домашние посиделки с чашкой чая, с рассказами про жизнь, смешными и не очень историями. Все устали, поэтому ужин не затягивался.
Ада зевнула и сообщила, что отправляется спать.
Так как каюта была одна и очень крохотная, мне спать придется в пилотском кресле. Двигатели, остановленные на период ремонта, вновь были запущены, ускорение – примерно одна треть G, поэтому будет довольно комфортно.
Профессор заверил, что вахты здесь не требуется, автоматика справляется с пилотированием самостоятельно. Да и с чем справляться? Корабль на курсе, ускорение – постоянное, в течение сорока двух часов, затем пять дней свободного полета в невесомости, затем торможение, выход на орбиту Земли, – и мы дома.
Если не произойдет ничего непредвиденного, оставшаяся часть пути должна пройти чисто. Одно не давало покоя. Профессор. Этот человек начинал внушать суеверный страх. Обычные люди не раздваиваются, корабли не убивают людей. Что-то здесь пахнет загадкой. И вряд ли разгадка окажется для меня очень приятной. Надо постараться без приключений закончить маршрут и забыть обо всем. С этой мыслью я заснул.