Я очень хорошо помнил то, о чем она говорила, и в течение дня не раз об этом думал. Так я и сказал ей.
- Да проклянет его сам дьявол! - воскликнула крошечная женщина, подняв указательный палец перед сверкающими своими глазами. - И да будет трижды проклят этот негодный слуга! А я-то думала, что вы еще с детства влюблены в нее.
- Я?
- О дитя, дитя! Скажите же мне, заклинаю вас, почему вы так восхваляли ее, краснели и были так взволнованы? - воскликнула мисс Моучер, ломая руки и ерзая на своем сиденье.
Про себя я должен был сознаться, что так оно и было, но совсем по другой причине.
- Что я могла знать? - продолжала мисс Моучер, снова вынула носовой платок и, держа его обеими руками, стала прикладывать к глазам, всякий раз топая при этом ножкой. - Он то помучит вас, то приласкает, я это видела! А вы - вы были воском в его руках, я это тоже видела. Как только я вышла тогда из комнаты, его слуга мне сказал, что "невинный юнец" (так он вас называл, а вам всю вашу жизнь следует звать его "старый негодяй") влюблен в девушку, а она, мол, ветреная особа и вы ей нравитесь, но его хозяин не позволит, чтобы дело дошло до беды, - больше ради вас, чем ради нее, - и потому, мол, они находятся здесь. Как же я могла этому не поверить? Когда Стирфорт пел ей хвалу, я видела, что это вам льстит и услаждает ваш слух! Ведь это вы первый назвали ее имя. И вы сознались, что уже давно восхищаетесь ею. Как только я заговорила о ней, вас начало бросать то в жар, то в холод, вы то краснели, то бледнели. Что же я могла подумать, что же мне оставалось думать? Да только одно: вы молодой повеса, которому не хватает лишь опыта, но попали в руки человеку, достаточно опытному, и он, если захочет, может вас уберечь для вашего же блага. Ох! Они очень боялись, что я доберусь до истины! воскликнула мисс Моучер, соскочила с решетки и засеменила по кухне, в отчаянии воздевая ручки. - Они знали, как я проницательна, - ведь я должна быть проницательной, чтобы пробиваться в жизни! - и они меня провели, и я передала этой несчастной девушке письмо, а благодаря ему, я уверена, и завязались ее отношения с Литтимером, которого нарочно оставили здесь.
Я стоял, ошеломленный открывшимся мне вероломством, и смотрел на мисс Моучер, которая бегала по кухне взад и вперед, пока не запыхалась; тогда она снова присела на каминную решетку и, вытирая лицо платком, долго покачивала головой, не делая никаких других движений и не нарушая молчания.
- Я разъезжала по этим местам и попала, мистер Копперфилд, третьего дня вечером в Норвич, - продолжала она. - Тут мне довелось узнать, что они приезжали сюда и уехали - без вас; это было странно, и я заподозрила недоброе. Вчера вечером я села в лондонскую карету, проезжавшую через Норвич, и сегодня утром прибыла сюда. Ох! Слишком поздно!
Бедняжку Моучер стало так знобить от волнения и слез, что она повернулась на решетке и погрузила промокшие ножки в теплую золу, чтобы их согреть; так она и сидела, словно большая кукла, пристально глядя на огонь. А я сидел на стуле по другую сторону камина, думал невеселую думу и смотрел то на огонь, то на нее.
- Мне нужно идти, - наконец сказала она, вставая. - Уже поздно. Вы мне доверяете?
Взгляд, брошенный на меня, был проницательный, - как всегда проницательный, - и, по совести говоря, в ответ на этот короткий призыв я не смог сказать "да".
- Ну, что ж! Вы сами знаете, что доверяли бы мне, будь я такого же роста, как и все люди, - сказала она и, опираясь на предложенную мной руку, спрыгнула с решетки и зорко посмотрела на меня.
В этом была немалая доля истины, и мне стало стыдно.
- Вы еще молоды, - продолжала она, покачивая головой. - Послушайтесь доброго совета, - хотя бы он исходил от коротышки ростом в три фута. Только тогда, мой друг, когда у вас есть веские основания, связывайте физические недостатки с моральными.