– Хорошо, пусть будет так. Внимание, вопрос: а, как они объяснили ночное присутствие в лесном массиве, удалённом от населенного пункта и расположенном вдали от проезжей части? Выходит, их с чистой совестью можно начинать подозревать как основные лица, причастные к совершению особо тяжкого преступления?
– Всё вроде правильно… – нехотя согласился руководитель местного отделения, выдавая и шкурный, и существенный интерес, – но ребята, нерадивые, утверждают, дескать, отправились в лес с отдохнове́нной ночёвкой, дабы насладиться апрельской природой, а заодно и отдалиться от мирско́й суеты и насущных житейских сложностей.
– Вот оно, простое и логичное объяснение, – от души рассмеялся компетентный эксперт, отчётливо понимавший, что сведущему человеку (вот так просто!) получится уйти от любой, и даже вполне очевидной, ответственности.
Больше сказать никто ничего не успел: участникам полицейской процессии вынужденно пришлось замолчать, потому что они приблизились к лесной окраине, где их терпеливо поджидали два человека, мирно сидевшие на ими же сваленном древесном стволе. Касаясь их одинаковой внешности, следует указать, что оба оделись в пятнистую военную форму, что и тот и другой имели тучную, непривлекательную комплекцию и что выглядели они схожими по сорокатрёхлетнему возрастному пределу. Различались они мясистыми лицами: первое казалось потолще и понаглее; второе – поуже и попугливее. Завидев приближавшихся полицейских, они почтительно приподня́лись, для вида хорошенечко отряхнулись и выдвинулись навстречу.
– Показывайте, где находится убитое тело, – не скрывая негативного отношения, холодно распорядилась влиятельная сотрудница, – я, Гришевич Олеся Сергеевна, являюсь старшей оперативно-следственной группы. Касательно вас? Вначале Вы укажете, где располагается место ужасного происшествия, поучаствуете в подробном осмотре, а потом проедете в районный отдел, где дадите правдивые показания – это понятно?
Последний вопрос настырная девушка задавала, чтобы присутствовавшие люди сразу же уяснили, кто именно здесь является главным. Увидев молчаливое, тупое согласие, она махнула правой рукой, изображая известный жест, не требующий дополнительных объяснений и предлагающий, чтобы провожатые сопроводили всех к жуткому трупу.
С почтительной готовностью (всё же изрядно наигранной), сельские жители изобразили законопослушных граждан, и, не пускаясь в пустую поле́мику, послушно развернулись в лесистую сторону; они последовательно углубились в непроглядную, страшную чащу. Общей процессии пришлось отдалиться на добрую сотню метров, пока угодливые селяне не застыли как вкопанные, словно бы находясь в глубоких раздумьях, а следует ли им двигаться дальше?
– Чего «заморозились»? – осознав, что возражений ей, убедительных, не последует, грубо промолвила едкая следователь.
– Вон она лежит, – проговорил первый, лицо которого казалось круглее, – вы нас извините, но повторно разглядывать отвратные мерзости, брр! лично нам бы не захотелось – не существует обострённого интереса. Вы тут осматривайте, как вам, походу, надо; мы же подождём вас на небольшом отдалении. Понадобимся? Вы всегда нас сможете скорёхонько отыскать.
– Хорошо, – согласилась белокурая девушка, выражая барскую милость (она прекрасно осознавала, что от их непременного присутствия либо временного отсутствия ничего уже не изменится), – только, смотрите, сидите на месте, чтобы мне ещё и вас впоследствии не искать.
Второй раз предлагать никому не потребовалось, и оба чудны́х охотника торопливым шагом засеменили обратно, к облюбованному ими древесному возвышению. Оперативная группа, ведомая и Гришевич, и неотступным Карелиным, двинулась дальше – осматривать, что же в нынешнее утро взбудоражило весь местный полицейский личный состав. Им пришлось пройти ещё не меньше пятнадцати метров, прежде чем сотрудники оперативной группы все разом не замерли – они наткнулись на нечто невообразимое, не подлежавшее никакому словесному описанию. Участники выездной бригады, впадая в кратковременный ступор, наполнились и бессильным негодованием, и нескрываемым отвращением, и непритворным испугом (никто из нормальных людей никогда бы не свыкся с чем-то подобным).
Что же так озадачило опытных, служивых людей? На первый взгляд, казалось бы, им представился обыкновенный человеческий труп, принадлежавший молодой пышногрудой девушке, одетой в модную, но и дешёвую одежонку (она подражала прославленным заграничным брендам), где особенно выделялись яркая красная куртка, излишне короткая юбка и сетчатые колготки (обуви не было). Некогда красивое одеяние мало того что виделось полностью окровавленным, так оно ещё и находилось в изрядно потрёпанном состоянии, как будто убитая мученица подверглась остервенелому нападению бешенных псов, нещадно рвавших предметы нескромного одеяния, да и нежную телесную кожу тоже; на руках, на ногах, да и на всём, когда-то привлекательном, туловище, присутствовали следы ужасных укусов, оставленных человеческими зубами, ярко выраженными и поглубже входившими внутрь; некоторыми местами, далеко не единственными, наблюдались изрядные нарушения подкожной мышечной массы. Становилось очевидно, прежде чем умереть, измученная жертва терпела долговременные страдания; окончательно жестокие пытки закончились (не исключается, насильственным половым сношением), лишь когда она впала в бесчувственное изнеможение. Но и это было ещё не всё! Вдоволь «наизмывавшись» и закончив глумиться, маниакальный преступник вырезал тёплое де́вичье сердце и отделил от окровавленного туловища беспечную юную голову. Ничего из перечисленных останков не виделось ни рядом, ни где-то поблизости, что давало весомое основание полагать, что бесчеловечный злоумышленник унёс их с собой.
Только сейчас, основываясь на трепетной дрожи, неприятной и неестественной, ранее незнакомой, Градов воочию убедился, что же так сильно встревожило многоопытного руководителя, и тёртого, и бывалого. Изувеченный труп был изгрызен настолько, насколько на нём не оставалось ни одного здорового места. Как уже упоминалось, следы зубов, что в огромном количестве виднелись на всём истерзанном туловище, не принадлежали никакому известному представителю животного мира – они являлись исключительно человечьими. От лицезрения жуткого, ужасного зрелища на душе у любого, кто воочию видел изъеденный стан, возникало горестное смятение, больше напоминавшее суеверный, сверхъестественный страх.
– Кто, спрашивается – такое! – способен сделать? – раздышавшись от резкого спазма, промямлила представительница прекрасного пола, старшая опергруппы. – Это не поддается никакому нормальному восприятию!..
Денис тоже сумел подавить тот неописуемый, если и не панический ужас, что инстинктивно будоражил взволнованный разум, и при́нялся внимательно разглядывать ближайшую местность. От непонятного ощущения немного кружилась смятенная голова; но всё же он нашёл в себе силы собраться и, напрягая затуманенный взгляд, скрупулёзно изучал прилегавшую вплотную подзольную почву. Обладая сметливым умом и юношеским вниманием, молодой человек разглядел отчётливый обувной отпечаток, равнявшийся сорок второму мужскому размеру; его оставил некий грубый, похоже солдатский, ботинок, на удивление ровный и совершенно не имевший рифлёной подошвы. Что странно? Совсем не виделось ни свежей, ни высохшей крови.